Их союз вытерпел много испытаний. Когда Терпиловские жили в Перми, то даже чуть не расстались, и такое случилось. А казалось бы, этого быть не могло – после всего, что пережили, после того, как Она буквально вытащила из лагерей своего возлюбленного в 1953-м, тогда уже сактированного, полуживого доходягу!..
Нина, избранница сердца, друг и жена
В лирическом цикле стихов 1952 года, не предназначавшихся для публикации, адресованных только Ей одной, Терпиловский провел краткий самоанализ и пришел к неутешительному выводу.
…Я не стал властелином. Куда там!Сам не знаю, кем стал я и чем.Ни певцом, ни купцом, ни солдатом,А вернее всего, что ничем.
«Ни певцом, ни купцом, ни солдатом»… Автор признается, что самим собой он становится только с возлюбленной своей подругой, вошедшей в его жизнь очень поздно и ставшей для ссыльного «лучезарной надеждой».
Образ своей избранницы, с которой его опять разлучили, поэт рисует в разных ситуациях. Разлука распаляет воображение, помогает ему
…Помечтать не о девушке томной,Не о даме, входящей в альков,А о девочке милой и скромной,Наклоненной над томом стихов.
В стихотворении «Девочка» поэт возвращается к письму подруги, которая призналась, что ее тронуло слово «девочка», обращенное к ней. Отсюда – признание:
Сколько слов, еще более мягких,Я в твоих бы ногах расстелил,Сам в ногах твоих сел и, обняв их,Целовал бы, – будь я властелин.
Шли годы сибирской ссылки Терпиловского – последней в его многострадальной жизни. До смерти Сталина, а значит, до освобождения оставалось меньше двух лет.
Читая лирические стихи, написанные в неволе, отчетливо понимаешь: любовь помогала человеку выжить. Кратковременные свидания становились путеводными вехами в беспросветном лагерном бытии и служили материалом для творчества.
…Я ласкал бы тебя все капризней,Все тревожней, как было давно,Лишь бы только кулак грубой жизниНе стучал по утрам к нам в окно.
Нет, мы не будем углубляться в самую интимную область человеческих чувств. Чтобы рассказать о том, сколь красив был их лагерный роман (да-да, несмотря на ужасающие бытовые реалии знакомства и свиданий за «колючкой»!) и сколь прочен все же оказался их брак, заключенный почти в аду (хотя официально расписались они, уже будучи на свободе), вернее всего обратиться к стихам Генриха Терпиловского. В них отражено смятение чувств и очищение смысла отношений двух творческих людей. Стихи включены в книгу. Они искренни настолько, что любой комментарий будет выглядеть пошлым.
Одно меня только, признаться, поражает до сих пор. Как-то раз я спросил Нину Георгиевну, предлагал ли ей муж свои сочинения для исполнения как певице. Нет, оказывается, ни разу! «Хотя я и заговорила однажды с ним насчет этого», – добавила задумчиво вдова композитора.
Почему так? Возможно, не хотел даже здесь, что называется, смешивать отношения. Как и положено Рыцарю печального образа, на которого он был очень похож внешне, к избраннице своего сердца композитор относился трепетно, бережно и в рабочую лошадку не превращал.
Более всего этот «старомодный» человек был джентльменом в любви. Такая бытовая деталь: глазок на двери пермской квартиры он заказал под свой рост, потому что подумал в тот момент о том, что открывать дверь – обязанность хозяина. И когда его не стало, вдове приходилось подниматься на цыпочки, чтобы увидеть в дверной глазок пришедшего.
Живя рядом со своим Генри, его единственная спутница вот так же постоянно поднималась на цыпочки, чтобы быть достойной этого необычного человека. Она очень хорошо осознавала его неординарность и жила, чтобы соответствовать хоть чуточку его уровню…
А он ее превозносил в стихах.
…Когда б я был богат, я б из слоновой костиПостроил башню и тебя в ней поселил, —На самый верх, туда, поближе к тихим звездам,Где вкруг тебя жасмин шпалерами расцвел,Где ложе мягкостью не уступает гнездам,Туда бы я тебя, взяв за руку, провел…Но башни этой нет, как нет слоновой кости,И я спускаюсь вниз, в свободненскую явь…
Написано это в августе 1946 года, когда автор отбывал наказание в городе Свободном…
Свое «гнездышко» у четы Терпиловских появилось лишь в конце 1950-х в Перми. Но – вот ужас! – из окна их кухоньки была видна новая «башня смерти». Так в народе быстро окрестили здание Управления внутренних дел, увенчавшее Комсомольскую площадь в 1951-м году. По проекту архитектора М. Перелешина были предусмотрены некоторые архитектурные «излишества» – колонки, лепные украшения и прочее.
«Однажды мы сидели с Генри, – рассказывала мне Нина Георгиевна, – и вдруг мне показалось, что за нами кто-то наблюдает. Взглянула в окно, и мне показалось, что на «башне смерти» не колонки стоят, а вертухаи на вышке…»
Понять новоселов было можно: после стольких лет жизни под наблюдением многое чего может причудиться. Хотя, с другой стороны, человек – существо, ко всему привыкающее. Даже к Сибири, оказывается, можно было привыкнуть и что-то или кого-то в той несвободной яви полюбить.
Представьте себе – полюбить! Потому что Он и Она встретились именно там, в Сибири, и это обстоятельство способно многое изменить.
Зек-композитор писал в одну из ночей ожидания возлюбленной:
…Я, кто мог быть мелодией скорбной,Нежной рифмой любовных поэм,В этом мире я, как ни прискорбно,Стал по прихоти рока никем…Я поверить посмел, будто в миреЧто-нибудь есть помимо Тебя,Что мне жить не удастся в Сибири,А забыл, что Сибирь-то – Твоя!А забыл, что я сам – лишь ночная,Бесконечная песнь о тебе…
У каждого человека бывают минуты прозрения, когда вся прожитая жизнь оказывается словно спрессованной в самых ярких слитках-мгновеньях. Терпиловский в такую минуту озаренья напишет следующее:
…Я не прожил, я протомилсяПоловину жизни земной,Если б верил, если б молился —Ждал бы жизни уже иной.Но моя озорная силаНе склонялась перед крестом…
Эта самая «озорная сила» не покидала Генриха в самые трудные минуты.
Судя по всему, его верная подруга жизни также мало надеялась на счастливую встречу на небесах. Оставшись в одиночестве, Нина Георгиевна написала однажды нечто вроде завещания:
«…Теперь, когда он 16 июля 1988 года ушел от меня навсегда, не оставив даже крупицы надежды на встречу, меня охватил страх, ужас. Смерть беспощадна, и мне тяжело так, как не было даже тогда, когда вершилось вопиющее насилие, когда по незаконному приговору его уводили в тюрьму или лагерь. Единственное мое желание и просьба, чтобы меня положили с ним рядом, когда придет мое время…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
