Пятнадцатого октября все архотцы от мала до велика направились на мейдан – городскую площадь, где проходили все праздничные мероприятия и народные собрания. В тот год осень выдалась на редкость теплой и очень плодородной. Белый город, как называли хоршики Архот из-за того, что практически все дома в нем были построены из белого кирпича, был украшен цветами, разноцветными лентами, спелыми колосьями пшеницы, ветками завезенного из далекой Персии вечнозеленого кипариса. Нарядно одетые люди, позабыв о трудностях недавней страды, весело смеялись, шутили в предвкушении увлекательных состязаний в борьбе, в стрельбе из лука, в скачках, где наездниками были шести-семилетние мальчуганы, ловко управлявшиеся с норовистыми скакунами. Улыбались даже вечно хмурые от монотонной и кропотливой работы ремесленники, сняв с себя пыльные кожаные фартуки и по-молодецки расправив обычно согбенные плечи. На улицах Архота царил Праздник урожая, а на удивление теплая погода только усиливала это праздничное настроение.
Принаряженная Эли, собрав корзинку с праздничным угощением, направилась к заветному домику. Посреди уютной лужайки, укрытой от посторонних глаз ветвистыми деревьями, на расстеленных на траве коврах уже сидели шесть или семь девушек и женщин. При входе в сад Эльнару встретила молчаливая, удивительно пластичная девушка с карими миндалевидными глазами и чуть смущенной улыбкой на губах, выделявшихся двумя ровными бледно-розовыми полосками на смуглом худощавом лице. Ее платье составляла белая ткань, обернутая вокруг тела и застегивавшаяся на груди бирюзовой пряжкой, оставляя руки и плечи открытыми, на ногах были легкие зеленые сандалии, почти сливавшиеся с не успевшей пожелтеть травой. Расценив ее кивок, как приглашение, Эли присоединилась к группе местных жительниц.
Здесь были дочери кузнеца Байсугура – сестры Залиха и Гузалия, первой из которых недавно исполнилось двадцать лет, вторая была на год моложе. Несмотря на разницу в возрасте, они были похожи, словно близнецы. Обе приземистые, крепко – сбитые, смуглые, с широким низким лбом и узкими, как дверная щель, глазами, обе были не замужем, являясь по здешним меркам старыми девами.
Опираясь на высокую, туго набитую перьями, подушку сидела понурая Хафиза – полная двадцатичетырехлетняя белотелая женщина, которую, благодаря ее размытым формам, издалека можно было принять за мешок с мукой, не столь давно оставленная мужем, отправившим ее в родительский дом после шести лет совместной жизни.
Как всегда, держалась особняком Рамия – двадцатидвухлетняя местная красавица, которую почему-то никто не брал в жены, несмотря на ее яркую внешность и способность к рукоделию.
Куда-то отрешенно глядела Амина – вдова погонщика верблюдов Абунасыра, три года назад скончавшегося в результате неудачного падения с лошади, по которому безутешная молодая женщина продолжала носить траур.
Была тут еще круглая сирота Магрифа – светлая, немного конопатая девушка с каштановым волосом и большими, голубыми, доверчивыми глазами. Поговаривали, что ее покойная мать была славянкой, которую спас из плена у жестоких горцев отважный хоршикский юноша по имени Хаким. Он увез ее к себе на родину, женился на юной красавице с добрым мягким нравом, после чего зажили они дружной семьей. Родилась у молодых дочь, и все было бы хорошо, если б однажды в сильную майскую грозу не попала в их маленький дом, стоявший на отшибе, молния, в один миг осиротив тогда еще трехлетнюю Магрифу, в тот злополучный вечер гостившую у бабушки, которая и вырастила ее.
Немного погодя подошли еще несколько незнакомых Эли девушек, по-видимому, с окраин Архота, где, как правило, селились переселенцы с близлежащих деревень и соседних городов. Все вели себя довольно скованно, не зная, о чем говорить друг с другом, и куда девать не занятые привычным вышиванием руки.
Вдруг раздался красивый грудной голос:
– Михрам! Запри калитку, уже полдень. Кто хотел прийти – тот пришел, остальные пусть пеняют на себя!
На высоком крыльце с небольшим навесом, украшенным искусно вырезанными из дерева бутонами чудесных роз, стояла статная женщина с убранными наверх волосами цвета меди, подчеркивавшими царственную посадку головы и гордый разворот красивых, немного мускулистых, покрытых легким загаром, плеч. Она имела породистый нос с пикантной горбинкой и удивительные желтовато-зеленые глаза, опушенные густыми, но короткими и чересчур прямыми светло-коричневыми ресницами. Ее нельзя было назвать ни полной, ни худой, ни старой, ни молодой – скорее, женщиной в самом соку. Ее нельзя было назвать писаной красавицей, но ее облик вновь и вновь притягивал взгляд неподражаемым изяществом и исходящим от нее чувством абсолютной уверенности в себе, какое обычно дает высокое происхождение или богатый жизненный опыт. Незнакомка была одета в серебристое платье свободного покроя с низкой горловиной и обнаженными до плеч руками, под которым угадывалось стройное упругое тело.
Она спустилась с крыльца с изяществом и грациозностью, достойных прекрасной райской девы, однажды решившей осчастливить смертных своим временным пребыванием на грешной земле, и чудным голосом произнесла:
– Здравствуйте! Меня зовут Софи! Начиная с этого дня, дважды в месяц я буду проводить занятия в основанной мною пять лет назад Школе красоты, слушательницами которой вы возымели желание стать, предпочтя пустому времяпрепровождению, как я обычно именую народные гуляния с их бестолковой суетой и мелкими, сиюминутными радостями, стремление приобщиться к подлинно прекрасным вечным ценностям, одной из которых является красота в самом широком смысле этого слова!
Наставница непринужденно опустилась на ковер, окинув собравшихся открытой благожелательной улыбкой, в которой сквозила легкая непонятная грусть, а может быть, меланхолия.
– Подлинная красота – это не есть красивое лицо и безупречной формы тело, – продолжила она, остановив почему-то спокойный внимательный взгляд на Эли, по возрасту оказавшейся самой юной среди новоиспеченных слушательниц: Это всего лишь оболочка, которая имеет обыкновение со временем изнашиваться, утрачивая первоначальную привлекательность: естественный закономерный процесс для всего живого в природе. Но каждая оболочка всегда имеет свое содержание, и именно оно и определяет настоящую внутреннюю красоту, или же свидетельствует об ее отсутствии. При желании каждый человек способен воспитать в себе это очень ценное качество так, как взращивают, например, редкий цветок, требующий особого ухода, т. е. терпеливо, шаг за шагом, прислушиваясь к своему внутреннему «я». О том, как это можно осуществить на практике, и какую роль может играть красота в нашей конкретной жизни, мы и будем, в частности, обсуждать на наших занятиях, но для начала нам нужно поближе познакомиться друг с другом, и немного подкрепиться.
Услышав последние слова, слушательницы, в большинстве своем пока что мало понимавшие диковинную для них речь Софи, оживились и принялись выкладывать из корзинок на расстеленную перед ними молчаливой девушкой с миндалевидными глазами по имени Михрам скатерть, предусмотрительно захваченное из дома разнообразное угощение. За обедом все стали вести себя немного свободнее, послышались шутки, смех, некоторые из девушек по случаю праздника пригубили вина. Расхрабрившаяся, голубоглазая Магрифа с молчаливого одобрения подруг обратилась к наставнице с просьбой рассказать о себе.
Софи коротко поведала, что она родилась в Греции, в одной небольшой деревушке близ Афин. Ей было одиннадцать лет, когда однажды ранним утром на их селение, расположенное у самого моря, напали испанские пираты. Скручивая и связывая крепкими веревками руки ни в чем неповинным людям, они погнали их в сторону своего судна, над которым развевался зловещий черный флаг с изображением скрещенных костей и человеческого черепа. Отец Софи попытался оказать злодеям сопротивление, но был безжалостно убит вместе с женой, а их дочь, как и десятки ее соплеменников, попала в плен. От некогда живописного села, утопавшего в зелени, остался лишь пепел. Пираты намеревались продать захваченных пленных испанским плантаторам, нуждавшимся в дешевой рабочей силе.
Свободолюбивых и гордых детей Эллады ожидала незавидная участь, однако в одну из темных ночей, у самых берегов Рима, пиратский корабль натолкнулся на огромный подводный риф. Все погибли, лишь одна Софи чудом осталась жива. Ее вынесло сильной волной на берег, где обессилевшую девочку обнаружил житель рыболовецкой деревушки Рикардо. Он принес ее к себе в дом, безмерно обрадовав свою жену Мари, страдавшую от отсутствия в их семье детей. Добрые веселые люди, они окружили маленькую гречанку заботой и лаской, научили понимать и ценить истинную красоту. Софи отвечала им любовью, но, увы, спустя каких-нибудь шесть лет, отравившись недоброкачественной рыбой, приемные родители скончались. Софи осталась одна на всем белом свете. Не в силах оставаться в том месте, где все напоминало о тяжелой утрате, девушка отправилась постигать мир.
