— Нанеки, — прошептал он, отставил свою ношу и рухнул на колени, прижимаясь лбом к полу. — Простите меня! Я сожалею, что напугал вас, и прошу не сердиться! Приму любое наказание, которое вы сочтете нужным.
Заставляя меня втянуть голову в плечи, зеленоглазый мужчина продолжал лежать, склонившись передо мной в смиренной позе.
— Подымись. Она не планирует тебя наказывать, более того, сама хотела извиниться, пока ты не упал, — ворчливо сказал Эвердин, пересказывая мои мысли. — Поднимайся! Ты ее смущаешь.
Быстро, но с опаской поднявшись, мужчина смиренно отступил на несколько шагов назад, жестом приглашая меня за стол.
— Прошу, присаживайтесь, нанеки. Позвольте хотя бы ужином искупить свою вину.
— Я…
— Прошу, госпожа, — вновь недовольным тоном обратился ко мне Эвердин. — Присядь, а не то он сейчас пойдет кончать свою жизнь самоубийством от горя.
— Не надо!
— Тогда садись.
Демонстративно выдвинув стул рядом с собой, мужчина отвернулся, стараясь даже не смотреть в мою сторону.
Я почувствовала себя дикой ланью, которую боятся спугнуть случайным движением, но все же приблизилась и с трудом забралась на высокий стул, мысленно предупредив Эвердина, чтобы не смел мне помогать.
— Еще раз прошу меня простить, — глухо и не поднимая головы, произнес зеленоглазый и чуть ли не броском пододвинул ко мне тарелку. Тактично и издалека.
— Я не держу на вас зла и, как уже сказал Эвердин, сама хотела бы принести извинения.
— Не стоит, — холодно произнес мужчина, поставив на стол еще несколько блюд, которые, надо заметить, пахли так, что у меня прибавилось слюны во рту. — Это только моя вина. Я не знал о…
Резкая тишина заставила меня повернуться к Эвердину, чувствуя, как злость клокочущим варевом поднимается в голову, ослепляя.
Болтун! Трепло! Чтоб у тебя язык отсох!
Обратив внимание на мои проклятия, что молча сыпались на его темную голову, Эвердин удивленно поднял брови и повернулся.
— Ты думала, что я промолчу?
— Хотелось верить в то, что ты не станешь трепать языком, рассказывая всем о моих личных проблемах, — хрипя от злости, проговорила я, понимая, что губы снова дрожат.
— Госпожа, это не то, о чем я мог промолчать. Каждый живущий в этом доме должен зарубить себе на носу: я лично накажу любого, кто посмеет к тебе прикоснуться против твоей воли. Они должны знать, за что лишатся дома, и помнить о том, как мерзко поступили, наплевав на чувства своей госпожи.
Каждое его слово было пропитано таким количеством яда, что меня замутило. Черные глаза, в которых я так и не смогла разглядеть зрачок, смотрели на меня пристально, давяще и не оставляли другого выбора, кроме как воспринять их всерьез и принять тот факт, что это мне во благо.
— А теперь приступим, наконец, к ужину. Я очень голоден и устал так долго питаться несущественной ерундой.
— Так долго? — стараясь утаить нервозность в голосе, спросила я. — Вы были на Амарене всего сутки.
— И этого достаточно, чтобы устать от безвкусных салатов и пересоленного сушеного мяса.
— Оно вяленое.
— Не сочное, это главное, — не сдавался Эвердин, едва уловимым жестом приводя мужчин в движение.
На столе появились бокалы, графин с соком, горячая рыба с поджаренной золотистой корочкой, большой кусок мяса, протушенного настолько, что мягкие волокна сами отделялись друг от друга, вновь вызывая прилив голода.
— Приятного всем аппетита.
Зеленоглазый сел прямо напротив меня и виновато держал голову опущенной, глядя в полупустую тарелку перед собой. Мне даже стало жаль его, потому что вид у мужчины был настолько расстроенный, что, кажется, даже побледневшие щеки впадали на глазах.
— Простите, — он испуганно поднял глаза, уставившись на меня с нескрываемым удивлением. — Как вас зовут?
— Лиам. Лиам Нон, — представился он.
— Лиам, я действительно не виню вас, мне жаль, что так вышло, но в этой ситуации никто не виноват.
— Виноват, — опять не согласился Эвердин, интенсивно пережевывая мягкий кусок мяса. — Тот, кто сделал это с тобой, виноват.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Давай не будем об этом говорить.
— Не сейчас, согласен. Но хочешь ты или нет, нам придется это обсудить всей семьей, и лучше в ближайшем будущем.
Слово «семья» царапнуло странным, неопознанным чувством. Что-то среднее между радостью и недоверием, припорошенных чистейшей эссенцией бреда.
Он серьезно назвал нас семьей?
— Да, именно так и назвал.
— Да прекрати уже!
— Если бы я мог, — не слишком-то и расстроенно протянул он, отламывая кусок воздушной лепешки. — Но ты не успокаиваешься ни на секунду! У тебя в голове вечная сумятица из мыслей и чувств, перепутанных между собой.
— Поставь себя на мое место. Думаешь, легко не утопать в безумии, когда еще сегодня утром я была одинокой и счастливой, надеявшейся, что моя сестра освободит комнату и вместе с мужем, о котором без умолку трещала несколько месяцев, уедет? А вместо этого мужчина, которого я даже толком разглядеть не успела, решил, что лучшей жертвы, чем я, ему не найти, и, не спросив моего мнения, заключил сделку с отцом, уводя из дома в тот же день! И теперь ты говоришь мне «успокойся»?
— Прямо сейчас сделай глубокий вдох, госпожа, — перестав жевать, Эвердин уложил свои тяжелые и крепкие руки кулаками на стол. — Меня захлестывает твоим гневом. Это невыносимо.
На побелевших висках выступил пот и двумя искрящимися каплями скатился по коже, прячась под воротником белоснежной рубашки. Крепко стиснутые зубы заставляли желваки двигаться, как круги на воде, и подскакивающий кадык теперь удавалось увидеть перед самым носом.
Глубоко дыша через нос, я пыталась прогнать свою злость, с ужасом понимая, что все это время за гневом я прятала отчаянье.
Все плохо. Все очень-очень плохо.
— Тише, девочка, — прошептал Эвердин, открывая глаза. — Твой ужас еще хуже гнева.
— Я не могу не чувствовать вообще ничего!
— Я знаю, знаю, — мягко прошептал он. — Просто… твоих чувств так много. Я не успеваю их принимать. Это необычно и… тяжело.
— Прости, — шмыгнув носом, я подавила приступ подкрадывающейся вины, и Эвердин устало вздохнул.
— Госпожа, — в обращении Лиама звучал испуг. — Если вам плохо, можете воспользоваться мной.
— Что?
— Я покажу, — кивнул зеленоглазый и положил протянутую ладонь на стол тыльной стороной вниз.
Глупо пялясь на мужскую руку, я растерялась, не понимая, чего от меня хотят.
Обстановка была неоднозначной: Эвердин все еще сжимал кулаки, Туман смотрел сочувственно, а сам Лиам, ждущий от меня чего-то, замер в нетерпеливом ожидании, хлопая темными ресницами.
— Коснитесь меня, госпожа. Хотя бы совсем чуть-чуть, и я помогу.
— Не уверена, что хочу этого.
— Позвольте помочь, — тихо повторил он, подталкивая меня к решению.
Сгорая от сомнений, я все же решилась и протянула кончики пальцев к широкой ладони, вздрагивая от ее температуры.
Горячая! Немного шершавая кожа на подушечках пальцев и аккуратно подстриженные ногти заставили резко обратить на себя внимание. Мужчина, как и Туман, сидел с голым торсом, поэтому жилистую руку с рисунком плотных вен не прикрывала ткань, позволяя открыто ее рассматривать.
Лиам поймал мой взгляд и улыбнулся, даже не пошевелившись. Он будто специально замер в одной позе, чтобы не спугнуть меня, и медленно прикрыл свои зеленые глаза, сделав глубокий и шумный вдох.
В волосы будто пробрался ветер, до конца высушивая влажные пряди. Кончика носа коснулся холодок и перекатился к шее, обласкав его своим прохладным поцелуем. Ресницам стало невероятно щекотно, отчего я зажмурилась и прикусила губу, но это было не главное.
Вся боль, стягивающая ребра и диафрагму, улетучивалась. Давление спадало, дышать становилось все легче, а сердце замедлило свой беспокойный бег. Сам накал сошел практически на нет и оставил после себя лишь крохотную часть тревоги, которую уже можно было выдержать.
Рядом послышался облегченный вздох Эвердина, и я открыла глаза, удивленно глядя на улыбающегося Лиама.
