Все это было – вчера? – при царе Николае, только за минусом красных расстрелянных лет.
Не было красных! Над родиной слава былая!
Возле парадного – лаком сверкающий кабриолет.
1991
«Душа еще жива…»
Душа еще жива,
цела – не извели,
как церковь Покрова
над водами Нерли.
Парящая, светла,
хотя в воде мазут.
Грань каждого угла
ясна, как Божии Суд.
Над зеленью полей,
над белизной снегов
она хранит друзей
и… стережет врагов.
1992
Из книги «Навеселе, на дивном веселе»
![]()
«А землю трогает снежок…»
А землю трогает снежок
И все не тает… А пора бы!
За щеки вставив пирожок,
идут смышленые прорабы.
Они задумали завод,
они поднять его решили
среди пружинистых болот,
где до того – лягушки жили.
И просиял небесный свод,
и вздрогнул лес, как от щекотки
…Они задумали завод
по производству белой водки.
Сейчас начнут повелевать,
сейчас закурят для начала.
И наш завод начнет вставать
и озираться одичало!
1959–1991
Очкарик
В деревне, где живу, старея,
меня, погибшего за Русь,
все принимают за еврея.
Пошто?! Ответить не берусь.
Ведь ни маци не ем, ни квасу
не отвергаю, ан – не тот…
Хотя принять за папуаса
резонней… Вот ведь анекдот!
Должно быть, это только внешне
я не еврей и не узбек,
а если взвесить, то, конешно, –
еврей, албанец, финн кромешный,
француз! Очкарик… Человек.
1991
«Все пою и пою…»
Все пою и пою,
как дурак тухломыслый.
Попаду ли в струю?
Или – заживо скисну?
Попаду, попаду!
Меня будут печатать.
Я еще накладу
свой большой отпечаток.
1962
«В час есенинский и синий…»
В час есенинский и синий
я повешусь на осине.
Не иуда, не предатель,
не в Париже – в Ленинграде,
не в тайге, не в дебрях где-то,
под окном у Комитета…
Что мне сделают за это?
1960-е
«Положили его на снег…»
Положили его на снег.
Вытащили из него гвоздь.
Хотел совершить побег.
Ноги его – врозь.
Черная, точно тушь,
вывалилась слюна.
Жене он теперь не муж –
не годен на семена.
Дождик его кропит.
Товарищем он убит.
Мол, не беги, подлюга,
один без меня… Без друга.
1963
Полюбить бы женщину… «за так»…
Полюбить бы женщину… «за так»:
не за глазки, не за живность бюста.
Полюбить бы женщину за рак,
за суставы, звонкие от хруста,
за тяжелый запах изнутри…
Полюбить бы, как лицо зари!
1960-е
«На карауле не стоял…»
На карауле не стоял
у мавзолея… Но у склада,
где дядя мыло выдавал, –
стоял! И думал. Думать надо.
Какой ни есть, но все же пост.
Пускай за дверью спят портянки,
ушанки, ящик папирос,
пускай – ботинки, а не танки.
Сказали: стой! И вот стою.
И автомат щекочет спину.
Отца угробили в бою.
А что, скажите, делать сыну?
1968
Земля
Круглая… И нету ей врача,
если заболеет почему-то…
Мне все чаще страшно по ночам
из-за Магелланова маршрута.
Круглая… Так честная вдова
остывает, старости подвластна.
И, выходит, Ленин-голова
для других старался понапрасну.
Звёзды гаснут и не на Кремле,
мрут не только люди, но – планеты…
Я б желал медлительной Земле
превратиться к финишу в комету!
1955
Нашествие
Был город крышами очерчен.
А по земле, по мостовым
ползли задумчивые черви, –
кишечный рядом с дождевым,
внезапно вылезший из фруктов
со срочно вставшим из могил;
неразличимый вкупе с крупным.
Тот бесподобен, этот мил,
сей шелковист, а третий влажен
Мой город был обезображен.
Из окон, связками свисая,
сцепясь сосисками в круги, –
вдруг разрывались на куски!
А в центре – женщина босая
с букетом нежности и грез
шла по червячному раствору,
и в пару дивных ее кос
вплеталась лента солитера…
А ветер, в посвисте и гике,
листал распластанные книги.
И Богом данные надежды
рвались, как ветхие одежды.
1963
«Бродвеем – в наркоплен…»
Константину Кузьминскому
Бродвеем – в наркоплен,
отведать белены.
У негра до колен
приспущены штаны.
Улыбка до ушей –
кейфует старина.
На черном – мельче вшей,
как гниды, – седина.
Из урны – сибарит! –
надкусанный банан.
И мягко бьется стрит
лбом в мраморный туман.
6 марта 1990, Нью-Йорк
«На лихой тачанке…»
На лихой тачанке
я не колесил.
Не горел я в танке,
ромбы не носил,
не взлетал в ракете
утром, по росе…
Просто… жил на свете,
мучился, как все.
1971
Не пишет Шолохов
Не пишет Шолохов, не пишет
при ситуации любой…
Будь я к нему чуть-чуть поближе,
спросил бы: «Миша, что с тобой?»
В садах за Доном зреют дули,
смолкают войны там и сям,
Хрущев успел покончить с культом
единым стал Лаос, Вьетнам;
уже и Сахаров все тише,
и Солженицын – лататы,
а Миша Шолохов не пишет,
разводит в Вешенской цветы.
Его романы (да и сам он) –
пример писучей детворе,
но ведь романы те писал он
давным-давно… Как – при царе.
Уже пробил Гагарин крышу,
людишки ходят по луне,
и только Шолохов – не пишет!
А почему? По чьей вине?
Быть может, все ему постыло,
и стал он выше суеты?
Не та зимует в теле сила?
В мозгах запасники пусты?
Пусть так… Порою даже Пушкин
молчал. Мелеет даже – Нил.
Ну, не роман, так хоть частушку
нам в утешенье б – сочинил!
Уже и «Тихий Дон» все тише,
и шепоток про это сник…
Не пишет Шолохов, не пишет,
а ведь – зело писал старик!
1970
Скука
Боюсь скуки… Боюсь скуки.
Я от скуки могу убить.
Я от скуки податливей суки:
бомбу в руки – стану бомбить,
лом попался – рельсу выбью,
поезд с мясом брошу с моста!
Я от скуки кровь твою выпью,
девочка, розовая красота…
Скука, скука. Съем человека,
перережу в квартире свет.
…Я – сынок двадцатого века.
Я – садовник его клевет,
пахарь трупов, пекарь насилий,
виночерпий глубоких слез.
Я от скуки делаюсь синим,
как от газа! Скука – наркоз.
Сплю. Садятся мухи. Жалят.
Скучно так, что… слышно!
Как пение…
Расстреляйте меня, пожалуйста,
это я прошу – поколение.
1957
«Хочу увидеть короля…»
Хочу увидеть короля.
Живого. В праздничном мундире.
Ведь где-то есть еще земля,
пускай – единственная в мире,
где стража стынет у крыльца,
где королевская охота,
принцессы, бледные с лица,
по гроб влюбленные в кого-то…
Ведь где-то есть!
…А, может, – нет?
Скорей всего – король задушен.
Дворец пошел под сельсовет
или, по пьянке, был разрушен.
Смекнула стража, что к чему,
ушла в пожарники… А девы –
так до сих пор и не пойму, –
принцессы глупенькие, где вы?
1960
Тьма внешняя
Как бы во сне, на дне развалин храма,
разбитого войной или страной,
лежали мы во власти Тьмы и Хама,
покрытые кровавой пеленой.
Сплетенные корнями сухожилий,
проклеенные вытечкой мозгов, –
развратники, пропойцы, пыль от пыли,
