Он долго противился этому. Но я не уступала. Кто бы стал смотреть за ним? Кто стал бы охранять его от разных сумасбродств?
Итак, судно «Kite», отходившее на охоту за тюленями в залив Мелльвиль, доставило нас обоих в Упернивик. Это было осенью прошлого года. Начальник поселка был очень любезен. Вдобавок, дядюшка имел какую-то бумагу от датских властей.
Жила я у пастора Снеджа. Пасторша — наилучшая женщина на этом берегу Гренландии. Я ей очень благодарна.
Не откладывая дела в дальний ящик, дядюшка взялся за работу. Он велел выстроить сзади, за церковкой, деревянный ангар из тех материалов, которые привезло судно с С.-Джонса вместе с несколькими объемистыми ящиками. Я начинала кое о чем догадываться.
У меня снова появилась тяжелая забота о дяде. Я допытывалась осторожно. Но все попытки были напрасны. Я порешила бодрствовать с удвоенным вниманием.
Помешать ему силой или передать его в руки врачей я не решалась. Я понимаю, что это отчасти было слабостью, но я хорошо знала, что подобное вмешательство вызвало бы у него моментальную психическую катастрофу.
Минувшая осень здесь была очень сырая. Здоровье дяди было слишком расстроено. Целыми днями работал он в сарае, и отблеск огня через маленькое окошко проникал во мрак ночи.
К обывателям он не имел вообще никаких отношений. Все испытывали перед ним суеверный страх. В сарай он не пускал никого, кроме одного немого, бывшего искусным механиком.
Так прошло четыре недели. Наконец, дядя стал обращать на меня внимание. Он стал страшно заботлив, спрашивал о моих нуждах, был очень любезен. Он запер ангар и отправился в горы. Вернулся он поздно вечером. Вечер был прекрасен и тих, каких было мало в прошлую осень.
Вдруг дядя предстал предо мною. Глаза его возбужденно сверкали.
— Поди-ка, Наденька! — сказал он, и повел меня к ангару.
Была ночь. Слабый свет фонаря падал на каменистую дорогу. Собака тихо следовала за мною.
Дядя Алексей долго возился со сложным замком. Я ему светила, дрожа в своей шубке от холода и волнения. Наконец, дверь отворилась и мы вошли. Сначала я ничего не могла разглядеть. Но вдруг вспыхнул ослепительный белый свет, выходивший из небольшого аппарата, снабженного сильным рефлектором, и на некоторое время ослепил меня.
Когда я огляделась, то увидела перед собой что-то вроде чудовищной птицы с широко раскрытыми крыльями.
Я видела перекладины, изготовленные из особого дерева, блестящие части металлических рычагов; взглянула на тонкое строение мотора — медь, сталь, латунь; большие поверхности планов из какой-то неизвестной прочной материи.
Между планами блестела большая дутая ось, на которой были привешены два небольших для трех-четырех лиц купэ, закрытых окнами из асбеста или целлулоида.
Дядя Алексей не счел меня достойной детальных объяснений; он стоял выпрямившись и, подняв руку, с гордостью глядел на свое дело. Мы долго молчали.
— Душечка! — сказал потом тихонько дядя: его голос смягчился, стал нежным, каким я прежде его не слыхала. — Душечка, вот дело моей жизни!
Я помню, как в глубине у меня отозвалось живое и сильное чувство глубокого сострадания к этому бедному старому ребенку, голос которого дрожал от волнения и веры в свои силы. Я видела в душе тщетность его безумных.
А дядя Алексей продолжал:
— Наденька! Наденька! Ты мужественна душой. Ты любишь своего бедного, сумасбродного дядю? Ведь ты дозволишь ему на несколько времени оставить тебя, только на несколько времени, дорогая моя?
От испуга у меня перехватило дыхание. Я вскрикнула.
— Как, дядюшка! Что ты говоришь? Ты бы хотел? И один?
— Один, — глухо сказал дядя тихим, но решительным голосом, — машина, правда, поднимает четверых, но я возьму груз.
— Ох, дядюшка! Прими во внимание свой возраст! Тебе нужен покой, уход. А тут такие опасные опыты. Пусть хоть она и полетит, но маленькая ошибка, неосторожность, неосмотрительность, и ты заплатишь за это жизнью! — с горячностью заметила я.
— Никакой неосмотрительности, никаких ошибок, — холодно сказал дядя. Он был рассержен и оскорблен. — Я не боюсь даже и смерча, если он пойдет в том же направлении, как и машина. Э, да что ты знаешь, что понимаешь? Посмотри!
Он пошел, отворил настежь противоположные ворота и погасил свет. Мы стояли в глубокой темноте. Я видела только высоту небесного свода, усеянного большими блестящими звездами. Вдруг север горизонта ожил, запылал, море зеленых огней поднялось из-за отдаленных гор. Высоко, высоко протянулись они до самого зенита, погасли и снова родились из неизвестного источника, пропадая в глубинах небесного пространства.
Такого восхитительно-прекрасного северного сияния я еще не видала. И в этом странном зеленоватом свете резко вырисовывались контуры фантастической машины.
Дядя поднял свою худую правую руку.
— Лететь к таинственному северному сиянию! Подниматься в магическом огне, в огне, который не жжет! Коснуться того недоступного места, которое так не поддается человеческим усилиям! Ни Андрэ, ни Вельман! А я, я, Алексей Платонович Сомов!
У него вырвался неприятный смех, который заставил меня похолодеть. Я боялась припадка.
Но тут небесные огни погасли. Небесный свод был черен, как бархат. Звезды горели. Я обняла дядю и успокоила его. Он затих. Нежно поцеловал меня в лоб.
— Покойной ночи, Наденька! Обещай мне, что если что-нибудь случится, то ты пробудешь еще полгода в этом провонявшем смолой гнезде. Только полгода — не больше. Потом можешь свободно уехать, так как я не возвращусь, и для меня так будет лучше. Не ломай над этим голову. Да! Документы в железной коробке под № 2. Ключ здесь. Что осталось — мало этого, но на скоромную жизнь тебе хватит. Ну, ну, успокойся, душенька! Ведь ничего не делает твой дядя сгоряча, ничего, иначе мог бы без нужды сломать себе голову! Хе-хе... Ну, покойной ночи, дорогая моя!..
Он поцеловал меня в лоб. Я почувствовала слезу, капнувшую на мое лицо, первую слезу дяди Алексея.
Я провела страшную ночь. На дворе было тихо — ни ветерка.. Но в душе моей бушевала буря. Несколько раз хотелось мне искать дядю. Был момент, когда я ощутила такое живое чувство страха и угнетенного состояния, что вскрикнула. Зачем тогда я не послушалась голоса своего чувства?
Утром поспешила я к деревянной постройке. И те, и другие ворота ее были открыты. Кучка туземцев тихо толпилась в суеверном отдалении. Никто не решался заглянуть в ангар. С отчаянием я вбежала внутрь. Пусто! Машина исчезла, а с ней и Алексей Платонович. И вы знаете, что он не вернулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
