— Садись и передохни!
— О, я уже вполне передохнул, тетя Амели! Мне хватило времени, проведенного в машине. Вам никогда не приходила в голову мысль поменять автомобиль?
— Поменять коллекционную вещь на кучу бездушных железок только ради удовольствия приехать на пятнадцать минут раньше других… или вообще никуда не приехать, разве что в клинику? Это разбило бы сердце моему старому Люсьену… и даже мое сердце, если хочешь знать. Однако хорошо же тебя вознаградили за твое великодушие! Лучше бы ты последовал примеру тестя и поручил своему секретарю сопровождать эти камешки.
— Нет. Как только они покидают сейф, я должен наблюдать за ними сам… и еще я подумал: может быть, вам будет приятно увидеть меня?
Маркиза взяла инкрустированный изумрудами; лорнет, который висел среди ее многочисленных цепочек, пристально взглянула на своего внучатого племянника, потом улыбнулась.
— Как будто ты этого не знаешь, — произнесла она с нежностью, которую редко выказывала открыто. — И замечу тебе, что ты меня не поцеловал.
— Похоже, к вам сегодня приходил парикмахер, и я боялся испортить это великолепное произведение искусства, — сказал он, показав на валик серебристых волос с рыжеватыми прядками, благодаря которому маркиза напоминала Сару Бернар в расцвете славы. — Но если вы мне позволяете…
Он встал и поцеловал напудренную щеку старой дамы, которая чмокнула его в ответ.
— Ммм! Всегда приятно целовать такого красивого молодого человека! — удовлетворенно хмыкнула она. — Итак, на чем мы остановились?
— Вы говорили, что…
Альдо не успел закончить: дворецкий Сиприан принес визитную карточку на маленьком серебряном подносе. Взяв ее, маркиза де Соммьер радостно воскликнула:
— Пусть войдет, боже мой! Пусть войдет поскорее!
Мгновение спустя в зимнем саду появился дивизионный комиссар Ланглуа, который был встречен тремя улыбками. Полуседой, стройный, в элегантном костюме цвета морской волны и с васильком в петлице, он вполне оправдывал свое прозвище «денди с набережной Орфевр[25]». Поцеловав руку сначала маркизе, потом Мари-Анжелин, он обменялся рукопожатием с Альдо.
— Счастлив вновь видеть вас, Морозини! Но я был бы еще счастливее, если бы за вами не тянулись всегда эти невозможные истории! Такое впечатление, что вы их приманиваете…
— Я ничего не приманиваю, дорогой мой. Они сами на меня валятся! Кто бы мог подумать, что тупой полицейский заподозрит меня непонятно в чем из-за выставки, в которой я принимаю участие как один из благотворителей! Но каким образом, черт возьми, вы узнали об этом?
— Это работа План-Крепен! — объяснила маркиза. — Она позвонила мне из Версаля и рассказала о том, что происходит, после чего я обратилась за советом к моему старому другу Ланжевену, вашему «доброму наставнику», дорогой Ланглуа… и вы не сочли за труд явиться лично! Это очень мило.
— В прошлом году ваш племянник «не счел за труд» сделать гораздо большее и очень мне помог. Гак что это вполне естественно! Как поживает княгиня Лиза?
— Она нянчится с младенцем! — проворчал Альдо. — И так увлеченно, что у меня порой возникают сомнения, существую ли для нее я!
— Вам это не повредит! — смеясь, возразил полицейский. — Женщины всегда слишком баловали вас! А теперь поговорим о том, из-за чего я пришел сюда! Прежде всего, не совершайте ошибку и не принимайте моего коллегу Лемерсье за идиота. У него жуткий характер — недаром его прозвали «старым дикобразом», но он превосходный полицейский с изумительным чутьем…
— В таком случае он подхватил насморк! — буркнул злопамятный Альдо. — Я находился в километре от будуара королевы и от места убийства. Сверх того, — даже если допустить, что я действовал через подручных, как намекнул Лемерсье, — какой интерес представляет для меня, безусловно, очень красивое, но фальшивое, по словам самого Шоме, украшение? Чтобы зачислить меня в подозреваемые, ему хватило одной гениальной мысли: я родом из Венеции, как и бархатная полумаска, пришпиленная к спине несчастного, о котором я не знаю ровным счетом ничего…
— Его звали Гаспар Тизон, и он работал в версальских архивах, — уточнил Ланглуа.
— В списке гостей он не фигурировал, — бросила Мари-Анжелин. — И, следовательно, оказался в Трианоне по одному из тех из фальшивых приглашений, которые так прекрасно скопированы с настоящих. К тому же мы не знаем, откуда они взялись! Типограф, которому позвонила мадам де Ла Бегасьер, был категоричен: напечатано триста сорок билетов и ни одним больше!
— Значит, их напечатали в другом месте, — сказал Альдо, — но заказать их мог только член комитета…
— Это дело Лемерсье, — отрезал Ланглуа, — и не советую вам вмешиваться. Хорошо уже и то, что он соблаговолил поделиться со мной как с коллегой некоторыми сведениями! Вероятно, вы не знаете, но полиция департамента Сены и Уазы никак не зависит от парижской. Я подчиняюсь столичной префектуре, Версаль — префектуре департамента, и так же обстоит дело со всеми региональными центрами. Аналогичное положение и в сфере юстиции: все знают, что версальские суды отличаются большей жесткостью в сравнении с парижскими.
— Несомненно, — произнесла маркиза, вновь наполнив свой бокал шампанским, — но ведь и Министерство внутренних дел, и хранитель печати находятся в Париже. Разве это не верховная власть?
— Полностью согласен с вами. Но поймите… мы стараемся не мешать друг другу и соблюдать некоторую автономию. Которую порой некоторые полицейские ревностно отстаивают — именно так обстоит дело с Лемерсье.
— Понятно, — вздохнул Альдо. — Значит, завтра мне придется явиться в полицию по его вызову. Адвоката с собой брать?
У него была такая унылая физиономия, что комиссар рассмеялся.
— В этом нет необходимости. Что до «вызова», естественно, вы можете его игнорировать. Но я бы вам очень советовал пойти на встречу с Лемерсье. Выказав любезность по отношению к нему, вы, может быть, пробудите в нем желание зарыть топор войны.
— Будем надеяться, что вы окажетесь правы!
Но Ланглуа ошибся: этого не случилось. Ровно в три часа Морозини вошел в очень красивое административное здание на Парижском проспекте, где размещалось полицейское управление Версаля. Он подумал, что этот особняк XVIII века должен занять почетное место — наряду со Скотланд-Ярдом и другими памятниками во славу защиты прав человека — в его будущей документальной книге о полицейских участках в разных странах мира. Материала у него набралось уже более чем достаточно!
Восхитительный особнячок — просто восхитительный, хотя и не в самом хорошем состоянии! Полицейский в униформе доложил о приходе Морозини, и когда тот оказался в начальственном кабинете, ему пришло в голову, что делать здесь ремонт — пустая трата денег. Ланглуа, облагородивший свою резиденцию благодаря великолепному ковру и расставленным повсюду цветам, превратил бы в конфетку эту комнату с высокими окнами и элегантными панелями на стенах. А тут они были оклеены мерзкими серыми обоями!
