…Когда-то в этом холле его избил Рыжий. Хорошо избил, и за дело… Может быть, это тоже имело какое-то значение, но сейчас Иту было все равно – он и так очень редко позволял себе такие свидания с этой картиной, чтобы думать о том, что было когда-то, и пробовать что-то анализировать.
Уже на выходе он столкнулся с Робертой. Та стояла перед дверью, отряхивая воду со старого, потрепанного зонта. Светлый плащ совершенно промок, Ит вдруг с удивлением понял, что Роберта, по всей видимости, долго шла под дождем без всякого зонта вовсе.
– Привет! А что ты тут делаешь? – удивилась она, заметив Ита. – Вы разве не в лагере?
– В лагере, – кивнул тот. – Группу привез на экзамен, а сюда зашел… просто так.
– Ясно.
– А ты что делала на улице? – запоздало сообразил Ит.
– Я? – Ему показалось, что она слегка вздрогнула. – Гуляла. По набережной. На реку смотрела… ну, просто захотелось пройтись.
От этих слов веяло одиночеством. Таким безнадежным и пустым, что Ит поежился, словно от холода. Кажется, она не заметила.
– А пойдем ко мне, – вдруг предложил Ит. – Коньяку выпьем, поболтаем.
– Лучше уж ко мне, – решительно ответила она. – Я из Херсонеса привезла просто замечательный портвейн, он у меня с лета стоит, дожидается случая… Идем, идем. – Она взяла его под локоть и потащила к лифту.
– Берта, а поесть что-то… да подожди, дай я к нам сбегаю, тушенка и…
– Есть у меня тушенка. А еще можно гречку сварить и лука пожарить.
Он сдался.
А почему, собственно, нет?
Кому она к черту нужна, эта дешевая доморощенная мораль, от которой, если вдуматься, никому ничего хорошего? Да и потом неизвестно… портвейн, опять же… и как же, черт возьми, хочется съесть чего-то горячего… В лифте она взяла его за руку, потом зачем-то положила ладонь на лоб.
– Ты чего? – засмеялся он.
– По-моему, ты простыл, – серьезно ответила она. Осуждающе покачала головой. – Говоришь, завтра экзамен?
– Ну да, – он все еще не понимал.
– Ну так вот. Сдается мне, его без тебя найдется, кому принимать. – Она не выдержала и тоже расхохоталась. – Ит, и не надейся. Никуда я тебя до послезавтра не отпущу.
– Э-э-э… – Ит растерянно посмотрел на нее. – Ты серьезно?
– Уж куда серьезней. Я утром позвоню в комиссию и скажу, что ты заболел. Все, не спорь.
– Ладно. – Ит слишком долго ее знал, и то, что спорить действительно бесполезно, знал тоже. – Уговорила. Так что у тебя за портвейн такой?
…Встречались они нечасто, только тогда, когда позволяла работа. Берта на встречах не настаивала и ни перед кем свое присутствие в их жизни не обнаруживала. Изредка она бывала и у них дома, но там отношения всегда были сугубо деловыми: ведь дома постоянно был кто-то посторонний, да и на Орине эту связь вряд ли бы одобрили. Негоже рауф иметь подобные отношения с людьми, это против правил, против законов.
Но тем не менее это было.
С год назад оба начали понимать, насколько сильно этого порой не хватает – не секса, конечно, нет, не в нем дело, хотя, что тут спорить, это тоже приятно. Не хватает – ее. Именно ее, со всеми странными и порой смешными привычками, с запущенной квартирой, с окном кухни, выходящим в закат, с потемневшим от времени серебром, с ветром на балконе, с уютными креслами, с настольной лампой под зеленым абажуром и со всем прочим, таким же вот странным, неуловимо существующим, значимым и незначимым одновременно.
* * *
К двери, обитой темно-коричневым дерматином, Ит подошел первым – он нес букет. Скрипач, с предательски позвякивающим рюкзаком, шел следом, что-то тихо напевая себе под нос: как определил Ит, ту самую мелодию, которую они слышали, когда убирали квартиру. Ит нажал на кнопку, раздался приглушенный звонок.
– Слушай, сегодня у себя ночуем, да? – спросил Скрипач.
– Как скажет, – пожал плечами Ит. – Все зависит от степени… ммм…
– От степени соскученности, – захихикал Скрипач. – У меня, знаешь ли, какое-то странное ощущение.
– Какое? – рассеянно спросил Ит.
– Про этот год. Словно он в некотором роде переломный.
– Снова предложение будешь делать?
– Буду, – кивнул Скрипач. – А ты?
– А что я? Всеми руками «за», ты же знаешь. Вопрос в разводе, но сейчас…
За дверью раздались торопливые шаги.
– Ладно, потом про это поговорим. – Скрипач подтянул повыше лямку рюкзака. – Сделай мажорное лицо и вытащи цветы, идиот.
– Блин. – Ит принялся поспешно разворачивать газету. – А раньше почему не сказал?!
– Потому что я пьяный, – хмыкнул Скрипач.
– Все, заткнись. – Ит выпростал букет из газеты.
Щелкнул замок.
– Итак… – трагическим шепотом начал Скрипач.
Дверь открылась.
– Привет. – Ит улыбнулся и сделал шаг вперед. – Ну вот мы и…
Он осекся.
Она стояла в проеме, держась рукой за истершийся косяк, и неподвижно смотрела на них – смотрела так, что оба, одновременно, ощутили, как слетает напрочь недавний хмель. Скрипач оттеснил Ита плечом, протиснулся в прихожую.
– Берта, что случилось? – с тревогой спросил он.
Да у нее же руки трясутся!
– Господи… – прошептала она еле слышно. – Господи, как хорошо, что вы приехали…
* * *
Прослушки стояли где только можно. В кухне, в ванной, в гостиной, в спальне. Еще через полчаса Ит наткнулся на еще одну следящую систему, на этот раз – новейшего образца, такие системы они изучали всего лишь полгода назад. «Фрагменты», размером в тысячную долю миллиметра, замещали собой часть стены между гостиной и спальней.
Сейчас они разыгрывали сцену «надо бы сделать ремонт» – бродили по квартире, колупали в разных местах обои, постукивали по рамам, со знанием дела кивали друг другу. Берта сидела с ногами в старом продавленном кресле и, сделав максимально невозмутимое лицо, сетовала на полуразвалившуюся квартиру – все надо менять, ну вот буквально все. И обои отслаиваются, и паркет потерся, и штукатурка чуть ли не на голову падает…
– Да, да, да, – кивал Скрипач. – Я бы еще, знаешь, сменил на кухне кафель. Туда бы лучше «кабанчик» поставить вместо этого голубенького убожества. Знаешь, Бертик, давай того… сейчас гулять поедем, как договаривались, а завтра смотаемся в Марьино и пошуршим с мастерами. Хватит в помойке жить. Книги только надо будет вывезти, а то изгваздают побелкой, не отчистим потом.
– И мебель, – вмешался Ит. – С мебелью тоже надо что-то решить. Можно попробовать простынями позакрывать. Или снять на месяц склад, и туда ее…
Мебель была основательно «заражена», часть предметов, как они успели определить, тоже являлась, по сути дела, элементами следящей системы.
Берта кивала.
– Как-то это незаметно получилось, – с досадой сказала она. – Вроде было ничего, а как-то раз зашла в ванную, и мне на голову прилетел кусок штукатурки с потолка. Хорошо хоть небольшой, но шишка все равно…
– Ясно. – Скрипач недовольно поморщился. – Плохо, что у нас в Москве только неделя. Хотя, думаю, можно будет с комендантом договориться, он проследит. Ты ведь с нами?
– По всей видимости, да. Томанов подписал командировку. – Берта коротко глянула на Ита, тот едва заметно кивнул. – Ну что, мальчики? Я переодеваюсь, и пошли?
– Давай. Я только розы поставлю. – Скрипач стащил со шкафа большую китайскую вазу. – Ит, набери водички.
– Это называется «я розы поставлю», – проворчал Ит. – Совести у тебя нет. Берта, мы рокфора взяли и колбаски. Может, еще чего на закусь сообразить?
– В холодильнике глянь, – донесся из спальни ее голос. – А! Хлеба, хлеба возьми!.. Только нарежь, не ломать же его руками…
* * *
– Так, стой, – приказал Ит, когда они вышли из высотки. – У тебя спина испачкалась.
Такого хамства, как «зараженная» одежда, они не ждали, но факт оставался фактом: Берту «пасли» и на улице тоже. Одним движением руки Ит снес к чертовой матери последний фрагмент прослушки, и тут у Берты сдали нервы уже окончательно – она, спотыкаясь, добрела до парапета, села на низкую каменную приступку, и разрыдалась.
– Ну-ну-ну, – бормотал сочувственно Скрипач, гладя ее по плечам. – Ну все, все. Бертик, ну ты что? Ну ладно тебе…
– Что – «ладно»? – осадил его Ит. – Пусть плачет. Лучше плакать, чем в себе таскать… Берта, это давно началось?
– Полгода… – Она всхлипывала, уткнувшись Скрипачу в плечо. Ит сел рядом и погладил ее по голове. – Ребята… тему закрыли… я… о, боже… мы сейчас… сидим над расчетами… сеток… которые никому не сдались ни разу… А тема…
– Что – закрыли? Подожди. Берта, давай так сделаем, – попросил Ит. – Сначала ты на меня посмотришь, хорошо?
– И на меня, – вставил Скрипач.
– И на рыжего, – согласился Ит. – Потом рыжий сбегает за лимонадом… ведь сбегает, да? Скрипач, десять минут до закрытия кулинарии, давай рысью. Потом ты выпьешь лимонада, мы уйдем куда-нибудь и нормально поговорим.