А через неделю Ленку свалил нешуточный приступ. Ее трясло и выкручивало так, что больные мигом выскочили за санитарками. Но те никак не могли подступить к женщине, связать, дать возможность медсестре сделать успокоительный укол. Ленка орала на всю больницу.
— Ну и дела! Похоже, впервые влюбилась по-настоящему — в нашего Петухова, — посмеивались врачи.
— Наверное, ее судьба наказала за всех ребят, кому наказаньем стала. Сколько горя принесла она парням, не счесть. Нынче саму достало, пусть познает, — говорила санитарка.
А Ленка билась об пол, кричала, ей было безразлично мнение людей.
Когда-то в детстве мать отказалась купить платье, уж очень понравившееся Ленке. Ей стало обидно, и девчонка устроила истерику. Мать уступила. Это запомнилось и понравилось. Но отец был человеком жестким, с ним такие номера не проходили, и, дав пинка под задницу, он выкинул дочь на улицу. С того дня не брал с собой в магазин. Ленка затаила зло и больше месяца не разговаривала с родителем. Вскоре поняла, что истерика не новый способ. Им пользуются многие. Придумать ничего оригинальнее она не могла. Зато дворовые мальчишки, играя в прятки, заманили Ленку в гараж. Сколько им было? Всем от восьми до тринадцати. Ленке исполнилось десять лет. С ней впервые забавлялись по-взрослому. Ее накормили конфетами, дали попробовать покурить. И после того мальчишки двора защищали девчонку от всех чужих, ходили с ней как охрана. Едва начинало темнеть, тащили Ленку в подвал…
Тогда она еще ничего не понимала. Но однажды увлеклась, задержалась допоздна, и отец, обнаруживший дочь со сворой пацанов, вытащил ее за уши, а дома выдрал ремнем.
Мать вскоре объяснила дочке, чем опасны такие игры, но мальчишки показали презервативы и успокоили.
Вскоре Ленка поняла, что может иметь, помимо защиты. И стала требовать от мальчишек оплату. Те несли ей конфеты и деньги, которые брали дома на школьные завтраки. Ей показалось мало. Мальчишки потащили у родителей. Кто материны серьги или кольцо, кто отцовские деньги и бабкину пенсию. Но вскоре это заметили. Родители легко вышибли признания у своих пацанов и пошли скандалить к Ленке.
Ее не только грязно обзывали, но и побили так, что другая запомнила б на всю жизнь. Но не Ленка. Она была выше оскорблений и пощечин. Девка решила проучить всех, кто бил и ругал, но, поймав ее снова в подвале, родители вытащили своих мальчишек, а ее закрыли на громадный замок, зная, что отец и мать уехали на дачу на все выходные.
Девчонка просидела взаперти двое суток. Из подвала дочь вытащил отец. Ему сказали, где она и почему там оказалась. Мужик, сгорая от стыда, приволок Ленку домой. Порол ремнем, не щадя.
— Лучше сдохни, чем станешь проституткой! В кого уродилась сукой, грязная потаскуха! — Он не обращал внимания на вопли, на черно-синие рубцы на Ленкином теле.
Мать отняла дочь, когда та потеряла сознание.
Родители пытались много раз отправить Ленку в деревню к родне, но она вскоре убегала оттуда и, не заходя домой, слонялась по городу в поисках новых приключений. К ней мигом прилипали какие-то замызганные ребята, сомнительные мужики с корявыми помятыми рожами. Уводили ее цыгане.
— Тьфу, подстилка! — морщились соседи, завидев, как отец снова гонит девчонку в дом ремнем.
После этого, едва встав на ноги, девка надолго ушла из дома. Нашла ее милиция и вернула домой — пьяную, грязную.
— Что ж мне с ней делать? — отчаялся отец и спросил милиционеров: — Может, у вас есть что-нибудь, где наша выправится?
— Таких теперь полно. И моложе ее сучки на панель выскакивают. А попробуй забери, в жалобах утопят, мол, конституционные права нарушили на свободную жизнь и отношения. Ее пожалеют и отпустят, зато нам влетит! Так что помочь не сможем. Сами, родители, теперь справляйтесь. Раз нет на нее жалоб горожан, с нашей стороны тоже без претензий — был ему ответ.
Когда милиция ушла, отец за голову взялся:
— Только и осталось убить ее…
— Погоди, давай я поговорю. Может, получится, — предложила бабка.
Она убедила Ленку, и та вскоре поступила в колледж. Едва закончив его, вышла замуж. Муж попался не такой, какого хотелось. Не из крутых, со средним достатком — тут уж о ресторанах и прочих дорогих развлечениях речь идти не может, О магазине модной одежды лучше не вспоминать и не травить себе душу.
Свое замужество даже в дурдоме кляла. И мужа вспоминала не иначе как через мат. Теперь Ленка не хотела постоянной связи и верности одному мужику.
«Ни один козел того не стоит. Не была ты ничьей женой и радуйся, что не извалялась в грязи. Все мужики — кобели и падлюки! Им лишь бы натянуть девку. А вот обеспечить никто не хочет. Даже муж. Эта сволочь еще на работу вытолкнет. Потребует, чтоб зарплату до копейки приносила домой. Ни крема, ни краски не купи без разрешения. Ничего вкусненького не поставит на стол, сам деньгами распоряжается. Даже на обед не дает. Картошкой с капустой только и давились. Печенья к чаю не видела. А муж еще и попрекает, что моя зарплата меньше милостыни. А разве я ее устанавливала?»
Искала сочувствия у соседки по палате, русоволосой синеглазой Юльки. Та попросту заучилась. Довела девку наука. Едва сдала выпускные экзамены в школе, поступила в мединститут. А голова не выдержала, поехала крыша. Оно и понятно — сутками над учебниками сидела. Ни друзей, ни подруг не имела, чтоб вытащили на воздух. Дома мать и старый дед. Те не могли нарадоваться Юлькиной усидчивости.
Случалось, звонили и ей мальчишки, звали в кино или просто погулять. Она зло отказывалась, бросала трубку.
Она всегда была такой, уж очень примерной. Юлька никого никогда не ударила, не обозвала. Здоровалась со всеми стариками во дворе. И жила в своей семье как в неприступном замке.
Когда девка свалилась над учебниками среди ночи, дома никто ничего не понял. Ей на голову положили мокрое полотенце, пытались напоить водой. Ее трясли, спрашивали, что случилось, она лишь часто-часто моргала глазами, ничего не отвечала, стонала тяжко и не вставала.
Юльку положили у открытого окна. Надеялись, к утру девчонке станет лучше. Но напрасно… Через неделю ее поместили в дурдом.
Странной она стала. Все говорила о Марсе, о жизни на той планете, необычайной, неведомой никому. Когда однокурсники навестили ее, она внезапно спросила их:
— А вы знаете, как по-марсиански будет слово «люблю»?
— Нет. Откуда нам знать? — пожали плечами.
— Луало! Это любовь, так о ней говорят на той планете.
— Юлька, а ты кого-нибудь любила? — спросили однокурсники.
— Я марсианина люблю. Только он не может здесь появиться. Земля слишком засорена, нет чистого воздуха, боюсь, он здесь умрет.
— Когда вернешься в институт?
— Теперь никогда.
— Почему?
— Я умерла для вас, для всех…
— А как же говоришь?
— Это моя тень…
О ней через год забыли. И только мать поняла причину Юлькиной болезни: переучилась дочь, вот и свихнулась от перебора знаний. Теперь это не вылечить и за годы. Пропала девчонка раз и навсегда.
— Уж лучше б была простушкой, работала бы где-нибудь на почте или швейной фабрике. На хрен то образование такой ценой? Такую девку сгубила! — жаловалась мать Юльки соседям.
— Ты послушай, милая, сходи в церковь, помолись святому Пантелеймону, святой воды возьми и напои ею дочку. Многим помогало, — посоветовала старушка соседка, жившая рядом на лестничной площадке.
Все сделала женщина, как советовали, но не помогло.
А когда Юльку отпустили домой на Пасху, соседка стала читать заговоры на исцеление девки. Но и это не прояснило сознание.
Здесь, в больнице, она изменилась. Из необщительной стала любопытной, часто подсаживалась к больным бабам, подолгу слушала их разговоры, спрашивала о непонятном, а потом, оставшись вечером в палате с Ленкой, долго сидела молча, уставившись в одну точку, и думала о чем-то своем.
Ленка не раз пыталась расшевелить соседку.
— О ком вспомнила? — спрашивала смеясь.
— От жизни устала. Ну зачем она мне, такая, нужна? Всем и себе в обузу. Пора уходить…
— Куда? К кому?
— Вот шизофреничка! Иль не поняла?
— Конечно, дошло! Как зовут твоего марсианина? Он тебя хоть водит по кабакам? Умеет оттянуть? Как предпочитает?
— Иди ты!..
— Все козлы мозги сушат. Твой марсианином прикинулся, мой — крутым. Другие тоже не легче. Не верь никому. Все жалкие мудаки! Схвати за яйца, хоть твой иль мой — взвоют. И только мы должны терпеть. Вот и я полюбила Ваньку. А он на меня любовь забил с прибором. Я чуть не сдохла в приступе — гад даже не подошел. И он не один, все мужики такие. А уж как орала, стены тряслись от жалости, он же, сволочь, не вышел из кабинета. Хотя знаю точно, что там был. Ну да я его присухой возьму. Схожу к бабке.
— Ерунда все заговоры. Надо мной три старухи шептали. Свечками обносили, святую воду пила. Ничего не помогло. И тебе только голову заморочат. Не верь…
