— Ну, конечно, слышала, раз это было рядом со мной, очевидно же — размахиваю руками, достаю совок с веником, собираю осколки.
— Как день рождения отмечать будешь? — успокоившись, спрашивает он.
— А что? — выкидываю осколки в ведро, беру половую тряпку, чтобы вытереть чай с пола и с других мест
— Мы с матерью хотим, чтобы ты пришла к нам.
— Нет, уж нет, спасибо. Мне и в обычные дни типа общения с вами до усрачек хватает, ещё и на день рождения к вам приходить? Чтобы вы меня в психушку отправили? Без вас как-нибудь обойдусь. Найду с кем провести этот день
— Да, пошла ты куда подальше! — рычит он и вылетает из кухни.
— С удовольствием!
— Все с меня хватит! Больше ты меня в этой квартире не увидишь. Моё терпение лопнуло. Я не собираюсь больше с тобой сюсюкаться и заботиться о такой паршивой, не благодарной дочери. Я не железный. Живи, как хочешь! Можешь пойти на московский и продавать там тело грязным, мерзким мужикам. Я с тобой больше не хочу разговаривать!
— Маме привет, — безразлично кидаю я, и он яростно хлопает дверью.
От оглушительного хлопка двери у меня вздрагивают волосы по всему телу, сама дёргаюсь, и в ушах отдаёт. Едкие слёзы обжигают глаза, шмыгаю носом, тру глаза, чтоб сдержать рёв и быстрым шагом иду запирать дверь. Прямо на пороге разбивает жутчайшая истерика.
Яростно швыряю ботинки, туфли, все, что попадается под руку, о стену, они летят в шкаф, отчего дверь трескается и открывается. От этого ещё больше выхожу из себя, крушу все на своём пути и ору во всеуслышание: «сука, сука, сука, заебало, заебало, заебало, заебало».
В какой-то момент меня накрывает беспросветная апатия. Падаю на пол с телефоном в руке, а на экране фото Димы.
Похоже, что так и засыпаю, потому что, проснувшись посреди ночи, обнаруживаю вокруг себя хлам.
Глава 10 — Дима
«Просыпаюсь ни свет ни заря, солнца главное не видать ещё, а вот стояк до потолка видно из всех окон в доме… Мила, Мила. Лежит на кровати в маленьких пижамных шортиках аж щёлочку видно. Нежится такая, одеяльцем прикрыла грудь и думает, что я ничего не вижу. Ну, и маньяк же ты, Димас».
«Птички поют. Кузнечики стрекочут. Красота! Вот, бы свалить сюда на постоянной основе. Интересно, чтобы Милка на это сказала?»
Выхожу, сажусь на лавку, которую смастерил дедок и закуриваю. Помню, как он тут сидел и пыхтел трубкой. Откидываю голову на стену сарая и закрываю глаза.
— Твою ж мать!а что за день сегодня? — гляжу на часы, — Бля, как пятое? Твою ж мать! — бью себя по лбу и лечу в дом.
Одеваюсь, как пожарный на вызов. Кидаю все, что вижу в сумку и пулей на электричку.
Едва успеваю влететь в вагон…без билета, само собой.
«Какой блин билет, если на мне трупак весит?» — о чём напоминает ранами в груди постер с моим лицом на окне вагона с надписью: «внимание, розыск….!» Твою ж, дивизию, никогда ещё не было так противно смотреть на себя со стороны.»
Пересаживаюсь в конец вагона, складываю руки на груди, зарываюсь в себя, натягиваю капюшон до предела и молю бога, чтобы быстрей выйти отсюда.
«Ох, Милка, знала бы ты, на что я иду ради тебя? Не могу я оставить тебя одну в этот день. Не могу.»
Выхожу на станции и шагаю в свою квартиру, осматриваюсь, чтобы не попасться блюстителям закона.
Забегаю домой, чтобы принять душ и погладить рубашку.
«Помню, что ей нравится голубой. То, что надо для парадных штанов. Только не заставляйте надевать удавку. Даже ради неё не стану.»
Смотрю на себя в зеркало.
«Бля, да, я так прихорашивался в последний раз только на выпускной из университета. Черт, нервы на пределе. Опять туда возвращаться. Опять к ней. Прости, Мил. Прости».
«Выхожу из дома, как медный таз сияю, не вижу, но чувствую. Такое дурацкое чувство, будто червячки внутри под кожей ползают. Сердце ухает, в животе откликаясь….Да, что с тобой, старик. Соберись уже».
У её дома захожу в цветочный салон и беру охапку белых роз.
«Не самых больших, но средних с большими бутонами, просто класс. А главное свежие и ароматные… Долго будут радовать её, да, и я, в том числе. Сегодня стопроцентно, дам ей то, чего хотим мы оба».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Выхожу из магазина в приподнятом настроении и полный предвкушения. Нужный подъезд замаячил на горизонте… и на тебе, менты. Пузан и дрищ. Сливаюсь со стеной в арке. Понимаю, что так только привлекаю их внимание, но что поделать, рефлекс. Перебежками от куста до дерева добираюсь до подъезда Милы. Хорошо, что около него никого нет.
Ныряю за дверь и выдыхаю. Отряхиваюсь и поднимаюсь на второй этаж. Вот и заветная дверь.
«Дрожу, как осенний лист на ветру. Вдох-выдох, выдох-вдох… И мы опять играем в любимых…» — на автомате проносится в голове.
Нажимаю на звонок. Секундная заминка длиною в вечность…. и вот, она стоит на пороге.
Я язык проглатываю. Завитые локоны обрамляют накрашенное лицо.
«Такие выразительные глаза, губы, ресницы. Блин, никогда таких не видел. Рухну сейчас в обморок, голова кругом. Спускаюсь плавно взглядом и мама-миа, держите меня семеро. Все её прелести…Грудь…. вы видели эту грудь?» — думаю я и сглатываю так громко, что, наверное, и она слышит.
— Господи
— И я рада тебя видеть, — смущается она и впускает меня в квартиру, забирая букет, — спасибо. Они прекрасны.
Она целует меня в щеку, и я столбенею, прям как она, от неожиданности.
«Хотя, какая неожиданность, мы же целовались… так, ладно….»
— Мой руки, а я поставлю цветы в вазу.
«Какие к черту руки. Её спина, бедра в этом тёмно-бардовом коротком обтягивающем платье с полупрозрачным верхом и с синим топом сверху. Держись, Димас, держись!»
Споласкиваю руки в ванной и появляюсь, как раз вовремя на кухне. Мила лезет за вазой, ближе не нашла, как на самом верху кухонного гарнитура. Лезет и оступается…и, если бы не я, то… Одним словом, ловлю её. Она цепляется за мою шею и вот её губы, такие огненные и сладкие, так опасно близко.
— Ты это, осторожнее, а то, как бы похороны отмечать не пришлось, — мы смеёмся, и я усаживаю её на стул, — Давай, я сам.
— Тогда я на стол накрою, — снова надевает шпильки и идёт к холодильнику.
Пока я занимаюсь цветами и ставлю вазу с ними в середину стола, то Мила успевает заставить этот же стол тарелками с закусками и салатами.
«Она что всю ночь у плиты простояла?».
— Смотрю, я не первый, — бросаю взгляд на тумбу в углу кухни.
На ней стоит не столь роскошный букет, как мой, но факт остаётся фактом.
— Это от родителей. А ты, что приревновал что ли? — тыкает меня в бок и смеётся.
«Смеётся она. Вы только гляньте на неё, фифа какая. Но права ведь. Вообще хватку теряю».
— Помоги лучше с этим, — протягивает бутылку шампанского.
— Ну-ка, — расправляюсь с пробкой в считанные секунды. Мила взвизгивает от хлопка и, смеясь, подставляет бокалы, — Мил, я не мастак говорить речи… Но, блин, ты запала в душу. Ты моя лучшая подруга.
На последнем слове вижу, как ее глаза подёргивает грусть.
«А что ещё я должен был сказать. Что она дорога мне, но я её подставляю под второй срок. Что я грохнул бугая, спасая свою шкуру???».
— У меня для тебя есть подарочек, вернее несколько, — достаю коробки из пакета и передаю ей.
Она достаёт из коробки брелок для ключей в виде киношной видеокамеры и тарелку в виде кинохлопушки.
— А это? — она берет маленький футляр и открывает.
— Это лично от меня. Надеюсь…
Не успеваю договорить, как Мила бросается мне на шею. Благодарственно расцеловывает меня в обе щеки, и я чувствую, что кожа на ее щеках увлажнилась.
«Да, пофиг на застолье. Невероятно хочется снова ощутить её сладкие губы на себе»
— Это, это…, — она сквозь слезы смотрит на меня и улыбается, — суперская подвеска, огромное тебе спасибо.
«Как же она пахнет. Цитрусовая свежесть, сладость ванили. Боже, что я несу?….Никогда ничего подобного не думал и не говорил ни одной девчонке, и вот только с ней я стал таким неженкой».
