class="p">Глава 7
Стас удивлённо вздёргивает бровь.
— Зачем?
— Ты же в лесу соврал, когда сказал, что не пьёшь и не знаешь, что такое похмелье.
— Ты меня раскусила. Я действительно иногда пью настойки бабушки Прасковеи. В лечебных целях.
— Каплями?
Отрицательно качает головой и хитро улыбается.
— Это называется — пьёшь.
— Выпиваю. Но никто не знает, кроме деда, бабушки и Дарьи.
— Чё так?
— Осудят. Грех это. Тут крепче браги ничего не пьют.
— А ты грешить не боишься?
— Странно, но нет. У меня ощущение, что меня сюда кто-то для эксперимента поселил. Проверяют: сломаюсь ли я в здешней строгости, прогнувшись под общепринятые ценности. А я умудрился жить в своём особенном ритме, почти не нарушая правил. Юродивый, как меня здесь называют. Поэтому не злятся. Жалеют…
— Мда… Неси свою нычку, — щёлкаю пальцем ему по носу.
Подумав немного, исчезает в сенях и возвращается с бутылкой настойки.
— Ммм… Пахнет малиной, — втягиваю сладкий аромат алкоголя, разлитого в кружки. — Это не та, что была в лесу.
— Нет. У бабули как в КБ — разнообразие.
Угу… Откуда б ты в этой дыре знал о Красное-Белое.
Настойка выбивает у меня слёзы своей крепостью. Задыхаюсь, обожжённое горло отказывается втягивать воздух. Выпучив глаза, открываю и закрываю рот, обмахиваясь руками.
— Воды… — хрипло выдавливаю из себя.
Стас приносит кружку, жадно пью.
— Что это такое было? — возвращается способность говорить. — Её действительно каплями пить надо. И разводить. Хуже абсента.
А он только усмехается, пошленько наблюдая за мной.
— Напрасно сразу всё выпила. Надо было разделить, — показывает свою недопитую настойку в кружке. — Забористая. Выстегнет быстро.
— А предупредить?
— Ты же опытная.
— Не сравнивай то, что продают в наших магазинах, и эту термоядерную смесь на спирту. Ей быков валить можно.
У меня начинает плыть перед глазами, алкоголь ударяет тяжело в голову. Вытягиваю руку и шевелю пальцами, пытаясь проверить реакцию. Всё! Я тормоз! Со ста грамм. А пьяная я — дура, если рядом мужик, который нравится. Во мне просыпается шальная императрица, готовая на всё, что угодно для удовлетворения своих женских потребностей.
Не была я никогда жеманницей. У меня нет времени на романтическую хрень с радужными мечтами и охами-вздохами. В нашей среде принято решать всё быстро и чётко. Это в школе я была девочкой, мечтающей о большой и красивой любви, шикарной свадьбе и парочке милых деток. С возрастом стала понимать, что никому эта розовая лирика не нужна. Все хотят конкретики. И если тебе хочется с кем-то секса здесь и сейчас, то зачем это скрывать? Да, быстро, но жизнь летит гораздо быстрее, и мы за ней не поспеваем. И нужно ловить момент в данности, а не жить в мире грёз и эротических фантазий. К чему они, если можно получить всё в реальности?! А иногда ожидания перерастают в невероятные открытия, ты получаешь кайф, даже изначально не рассчитывая на него.
Но со Стасом все мои убеждения не работают. Для меня он мальчишка, пусть и взрослый. Я привыкла к мужчинам постарше и знаю как себя с ними вести. Да, мне нравятся молоденькие, и они отвечают взаимностью, но это скорее на уровне флирта, дальше я редко захожу. Вот и с Ворониным… Он в свободное время мяч по полю с друзьями гоняет или в догонялки с моими внучатыми племянниками играет. Играл… Раньше…
Внучатыми… Рука-лицо… Хоть и косвенно, но я бабуля.
А ему двадцать девять…
— Продолжим? — подливает мне немного в кружку.
— Споить меня хочешь?
— Возможно…
А у самого глаза хитрые-хитрые. И я зависаю, глядя в них.
Мне сейчас хочется обхватить рукой его подбородок и впиться в губы поцелуем. До пульсации между бёдер. Давно у меня так не было. Как-то обходилась полгода без секса.
Забывшись, опрокидываю алкоголь в рот. Снова задыхаюсь, но быстрее отхожу. Порция меньше. А вот шума в ушах и огонька в глазах всё больше. Обычно я так быстро не пьянею. Это меня близость Стаса так накрывает?
Зачем-то я скольжу ногой, чтобы провести ей по голени Воронина, но случайно наступаю на хвост собаке, сидящей между нами. Взвизгивает от боли.
— Ты ж моя лапа, — подхватываю на руки и целую в нос.
Трезвая я бы никогда такое не сделала. Целовать бродячую псину. Фу, нет! А тут я даже не думаю об этом.
— Я больше не буду, — усаживаю её на колени и глажу. — Хочешь, я тебя к себе заберу? — дурею до такой степени, что с собакой разговариваю. — Будешь жить в шикарной квартире в центре Москвы. Рядом парк, где полно твоих собратьев по утрам и вечерам гуляет. Поедешь ко мне?
Пёсик мило машет хвостиком и доверчиво глядит в глаза.
— Всё! Решено! Со мной поедешь. Куплю тебе ошейник со стразами Сваровски, будешь самой красивой.
— Это мальчик, — наблюдает за мной Стас, подперев рукой голову.
— Ты ж говорил — она, — приподнимаю пса, разглядывая место, которое указывает на принадлежность к мужскому полу.
— Я имел в виду — собака.
— Ну и? Подумаешь! В Москве полно мужиков в стразах. От мужчин, правда, там только это, — показываю на пипиську пёсика. — Но зато весь в блёздках, — коверкаю слово, манерно разводя пальчиками.
Воронин прячет смех в рукав.
— Как семья к новому члену семьи отнесётся?
— Какая семья? Алиска что ли? Так у них свой дом. Там, — машу рукой в неизвестном направлении. — Где богатенькие живут. У них своя собака есть. Чих! Халком кличут. Крыса дрожащая с неконтролируемой агрессией. Ну, ты помнишь…
— Нет…
— Ой! — икнув. — Вспомнил кто-то, запить надо, — изображаю суету в поисках кружки с водой, чтобы отвлечь от вылетевших у меня слов.
Цепляю её рукой, она опрокидывается мне на грудь.
— Твою мать! — подскакиваю, уронив собаку.
Стас ловко подхватывает её, прежде чем она шмякнется на пол и аккуратно выпускает.
— Я сейчас, — исчезает за занавеской и возвращается с полотенцем.
Прикладывает его к моей груди, чтобы впитало влагу из мокрой рубашки.
Кровь начинает стучать в ушах, оглушая звенящим шумом. В районе солнечного сплетение печёт, сдавливая грудную клетку. Пьяно смотрю на Стаса и понимаю, что если он сейчас уберёт полотенце, то заметит отчётливо торчащие от возбуждения соски под тонкой тканью.
И он убирает. А я зажмуриваюсь. Тело становится ватным, рук не могу поднять, чтобы прикрыться.
Лёгкое касание губ к моим губам.
Распахиваю глаза, наши взгляды перехлёстываются. Лукавый прищур и бегающие огромные зрачки.
— Лучше снять, — берётся за пуговицу, намереваясь расстегнуть.
— Зачем? — не соображаю совсем, кладу руку поверх его ладони.
— Высушить, — переходит от одной пуговки к другой.
Все расстёгнуты.
Вижу нездоровый блеск
