Первый торговый день на Арбате у Аркадия был финансово неудачным, но полезным с другой стороны. Он усек, что наибольший интерес и массу вопросов вызывала именно старая шинель. Она должна быть с державного плеча. И когда на следующий день очередной иностранец ткнул в нее пальцем, Аркадий настороженно оглянулся по сторонам и, коверкая на кавказский манер язык, склонился к уху потенциального покупателя:
– Шынэл Сталина!
– Вау!
– Компаньеро Чэрчилл, Рузвэлт, О…о…о…. Ялта, Тэгеран! Ес…ес!
– Вот тебе и «вау» и «ес», балбес!… Музей кирдык! – Аркадий демонстративно затянул у себя на горле веревку и изобразил столько эмоций на внезапно опечаленном лице, что проникшийся чужим горем иностранец начал думать, а не разнесли ли в щепы Третьяковку или исторический музей. Облизав мгновенно пересохшие губы, он первым делом спросил о цене:
– Сколько?
Аркадий обвел рукой весь товар разложенный на столике:
– За все?
– Ноу, ноу! Сталин! – иностранец показал только на шинель.
– Так и остальное его, пес смердящий! Он, что по-твоему, шинель на голое тело одевал? – Аркадий тряс перед изумленной спутницей покупателя кальсонами, зачем-то прикладывая их наподобие брюк к ноге незадачливого туриста и приговаривал, – Мусье, мадам, берите – не пожалеете. Суперсекс кальсон!
Но туриста интересовала исключительно одна шинель. Аркадий мысленно чертыхнулся, подозрительно повел глазами вокруг себя и написал на клочке бумаги цену:
– 3950 S (долларов).
Психологию покупателя он знал. Круглая цена вызывала подозрения, она должна быть между ступеньками, ближе к верхнему краю, чтобы у клиента возникло желание поторговаться. Англичанин поднял вверх указательный палец.
– Уан!
– Фри Ван, балван!
Начался жесткий торг. В итоге сошлись на 800 долларов, цене дешевой норковой шубы. Аркадий как ни старался всучить нижнее белье – не смог. Расчет за шинель произвели в подворотне, подальше от любопытных глаз. Аркадий завернул покупку довольному англичанину в целлофановый пакет и помахал на прощание рукой.
– Бай, бай!
После удачной сделки он оставил на попечение соседа свой столик и отлучился на часок. Его часок затянулся на пять часов. Аркадий, вылезший из такси, появился только к концу дня, но зато имел на руках еще две такие же шинели покроя времен гражданской войны. За это время он объехал пол Москвы и в одном из драматических театров за 100 баксов прикупил их.
– Купи лучше плащ Цезаря, зачем тебе солдатская шинель? – удивленно предлагал ему подвыпивший кладовщик. Но Аркадий туго знал свое дело.
– Плащ Салладдина или тюбетейку Чингисхана я бы у тебя еще взял, а плащ Цезаря мне и даром не нужен. Я этого диктатора-узурпатора на дух не выношу. Я демократ.
– А Чингисхан кто, не диктатор?
– Нет, не диктатор! Он был большой демократ!
– Чингисхан, демократ?… Почему?
– Потому что имел восемьдесят две жены, и все до одной были им довольны.
Кладовщик, видно, вспомнил свою единственную благоверную, не испытывающую к нему соответствующего благоговения и удрученно вздохнул:
– Родятся же мужики на свете… Интересно, сколько бы он водки выпил?
– Сколько водки выпил не знаю, а вот барашка целого за обедом один съедал!
– Батыр был настоящий! – восхищенно воскликнул кладовщик, подобострастно сопровождая необыкновенного посетителя.
Они почти уже разошлись, когда на выходе из костюмерной, в углу на вешалке Аркадий увидел телогрейку.
– За бутылку отдашь?
За бутылку кладовщик продал бы не только телогрейку, но и весь остальной театр.
– Для тебя, что хочешь, отдам! Приходи только почаще!
На следующий день у Аркадия висела не только шинель, но еще и телогрейка. В конце дня один из иностранцев случайно ткнул в нее пальцем.
– Почьём?
– Ван фаузент долларс!
– Айн?
Любопытный, судя по произношению, оказался немцем. Аркадий подвел его к телогрейке и показал на номер выведенный на спине:
– Архипелаг Гулаг! Солженицын.
– Я…, я …Сибир! – закивал головой понятливый покупатель.
– И нобелевский лауреат к тому же, – добавил Аркадий, – вот и номер его на телогрейке.
Нобелевских лауреатов на Западе было, как собак нерезаных, никому не была интересна их судьба. Немца заинтересовала только шинель Сталина. Но он потребовал документального подтверждения голословных заявлений Аркадия.
– Аусвайс! Во ист дер аусвайс? Где документо?
– Документо? – переспросил Аркадий, – Будет тебе документо!
Немец согласно кивнул головой. Но Аркадий и тут не сплоховал. Покупателю моментально была всучена иллюстрация к мемуарам одного из внуков незаконно, а может быть и законно репрессированных маршалов, где была помещена фотография членов Политбюро, вышагивающих по брусчатке Кремля. Один Сталин был в длиннополой шинели, а остальные члены большевистского правительства в модных шляпах и драповых пальто.
– А это что тебе не документ?
– Ноу! Штемпель! Штемпель! Золамт!
Аркашка утащил немца в подворотню.
– Есть! Есть документ с золамтом. Ты только не мельтеши тут перед глазами у соседей. Отойдем в сторонку!
И покупатель и продавец хотели сохранить в тайне происхождение предмета не совсем законной сделки. В подворотне Аркадий вытащил из-за пазухи свернутый трубочкой файл с документами и протянул его немцу.
– Шпрехаешь по нашему?
– Найн! Немьного! На донышке! Чут – чут азбук.
– Тогда читай!
Немец взял в руки первый лист бумаги, на котором жирными заглавными буквами было написано – ДОГОВОР – и стал его читать. Шапка первого листа сверкала золотым тиснением и была выполнена в первоклассной типографии.
25 апреля 1993 года. Москва.
ДОГОВОР
Дирекция музея Революционного восстания, именуемая в дальнейшем «Продавец», в лице руководителя – Бронштейна Лейбы Давидовича, действующего на основании Положения о культурно-просветительских учреждениях, с одной стороны и д`Антеса Георг-Карла Геккерена с другой стороны, заключили настоящий договор о нижеследующем:
1. Продавец продает личное имущество …
Аркадий зажал рот немцу, не дав ему вслух произнести имя вождя.
– Т..с..с!
Документ был составлен как насмешка над покупателем. Контрагентами сделки выступали два исторических героя из разных исторических эпох, революционер Троцкий из двадцатого века, и убийца великого поэта Пушкина, д*Антес из девятнадцатого века.
Со знающим историю можно было посмеяться, мол, шутка, мистификация, а лоху – что ж, не грех и впарить липу.
Аркадий приложил палец к губам.
– Ты что сдурел? Кругом КГБ! Тс…с.
Немец испуганно стал озираться. Холодная война и годы усиленной пропаганды вездесущих и всемогущих советских спецслужб сделали свое дело, не пропав даром. Достаточно было приезжему иностранцу показать на глазеющего на него с любопытством крестьянина выбравшегося первый раз в Москву, как несчастного туриста-западенца чуть не хватала кондражка. Так случилось и с нашим немцем. Он перестал вслух читать, а, подозрительно оглядевшись, углубился в тот раздел, где была обозначена цена сделки. Глаза у него полезли на лоб.
– 10.000 Десять тысяч у.е. Десять тысяч долларов?
– В рассрочку! В рассрочку! Вот видишь седьмой пункт. Мне в рассрочку на восемь лет. А тебе придется платить сейчас и сразу. Ферштейн?
Аркадий хотел взять договор обратно и потянул его к себе, но немец не отпускал документы.
– Бигляйтен экспертиза! Контрол!
– Еще чего! Деньги вперед! Не нравится не надо!
Но, видно было, что немец заглотнул крючок. Он вытащил лупу и стал разглядывать оттиск печати, сверяя ее с шапкой документа. В тот год народные умельцы уже научились делать любые печати. Первую проверку Аркадий прошел. Теперь немец подошел к шинели и стал ее ощупывать.
– Официр шинэл! Официр мантел!
Затем его заинтересовали сапоги. Он помял голенища в руке, посмотрел на стертую подошву и удовлетворенно изрек.
– Швайн.
– Сам ты, свинья! – Аркадий вырвал у него из рук сапоги, – А ну вали отсюда.
Но немец стал его успокаивать, поясняя, что он имел в виду дирекцию музея, которая продает национальные реликвии.
– Взят! Нимен! У миня будит свой музэй!
Сделка состоялась. Аркадию ничего не оставалось, как передать из рук в руки вместе с документами и гардероб вождя. Соседи видели, как он прятал в карман пачку с долларами. Когда ушел немец с огромным пакетом набитым старой одеждой, Аркадий отстегнул соседу слева и справа по сотенной купюре.
– За молчание. Столик возьмете до завтра?
– Естественно.
– О чем разговор.
Аркадий сунул руки в карманы брюк и смешался в разношерстой толпе. Пару дней он отлеживался на квартире, просчитывая свои очередные ходы. Однако, на следующий день слушок об удачливом соседе моментально расползся по Арбату. Когда Аркадий вновь появился на Арбате с остатками эксклюзивного товара, с нумерованной телогрейкой, к нему подошел крепыш с кабаньим загривком. Наглый немигающий взгляд победитовым наконечником сверлил Аркадия.
