можно получить талоны на бесплатный хлеб. Сперва люди неохотно верили в то, что кто-то решил оказать им безвозмездную помощь, но вскоре прошел новый слух о том, что все это началось с подачи местной администрации, а может, даже самого президента, в рамках программы помощи малоимущим. Поговаривали, будто торговцев-мигрантов обязали выдавать продукты пенсионерам и инвалидам, и тогда все сомнения были развеяны и всюду можно было услышать комментарии, суть которых лучше всего передавало высказывание одного мужчины, что приходил к «Энтею» каждые выходные. «Давно пора их всех присмирить! Приехали в нашу страну и жируют, обворовывая местное население. Это правильно, что они нас кормят. Теперь-то за них возьмутся как следует», — говорил мужчина и еще крепче сжимал в руке свой талон. Но и этого оказалось мало: со временем, когда местные привыкли получать бесплатный хлеб, в Лазурном снова начались перешептывания. Людям показалось подозрительным, что им выдают только полбуханки черного, и после недолгих раздумий они пришли к выводу, что хозяин магазина крадет у них половину положенной им дотации. Теперь весь поселок судачил о жадности и беспринципности Авага Викторовича, а в очереди у «Энтея» его имя так обильно поливали грязью, что очистить его не смогли бы даже воды мирового океана.
Без панибратства не обошлось и в это воскресенье. Из толпы то и дело вырывались возгласы: «Позор-то какой! Идем с протянутой рукой к этим черномазым», — и тут же доносилось из другого конца очереди: «Наш русский хлеб, который испекли в России, они перепродают нам втридорога! Ну, ничего, вот напишу письмо в прокуратуру — они с ними быстро разберутся, с этим ворьем».
Наконец двери магазина распахнулись и возгласы стихли. Люди двинулись к входу несвязной гурьбой, пихая и толкая друг друга. Продавец окинула толпу взглядом и громко крикнула:
— Не толпитесь! Заходите по очереди. Хлеба хватит на всех.
— В прошлый раз вы тоже так говорили. А мне потом пришлось еще и утром стоять! — закричала в ответ женщина из толпы.
— Вы здесь совсем распоясались, — поддержала ее старуха, что стояла прямо у входа. — Вам хлеб-то, небось, под расчет привозят, а вы его домой тащите.
— Никто у вас ничего не ворует, — уже в который раз пыталась объяснить им продавец. — И хлеб нам никто не привозит. Авага Викторович сам ездит за ним.
— Так уж прям сам! — возразили ей из толпы. — Нашелся тут благодетель! Если бы его не заставили, палец о палец не ударил бы.
— Вот-вот! — крикнул еще кто-то. — Вам лишь бы честной народ обворовывать. Мехмед Талаат знал, как с вами нужно обращаться!
Марьям, продавец, которой не посчастливилось в то утро открывать двери «Энтея», проработала в магазине пять лет, и за это время наслушалась всяких гадостей и даже успела к ним привыкнуть, но такого кощунства не стерпела даже она. Ее спокойное, нежное лицо преобразилось и теперь излучало негодование, а ее черные глаза блеснули яростью.
— Да как вы смеете?! — закричала она. — Если у вас есть хоть капля совести, немедленно покиньте очередь и больше никогда не возвращайтесь!
Но неизвестный так и не решился явить себя миру и остался стоять на месте. Марьям на секунду потеряла ощущение реальности. Она вдруг поняла, что этот мерзавец получит сегодня свой хлеб, и, не сумев сдержать слезы, побежала в подсобку. Перед тем, как захлопнуть за собой дверь, она с досадой спросила Авага Викторовича: «И зачем только вы им помогаете?», на что мужчина лишь пожал плечами и, обернувшись, посмотрел на портрет старика, висевший прямо у него за спиной.
Тем временем люди, толпившиеся у входа, никак не могли понять, что случилось с Марьям. Наконец послышался голос старушки, которая скромно стояла в стороне: «Как вам не стыдно!». Она была одной из немногих, кто знал, что для армян означает имя Мехмеда Талаата и откуда на самом деле берется бесплатный хлеб в магазине «Энтей».
Люди тянулись к «Энтею» до самого полудня, и всем, кто протягивал Авагу Викторовичу талон, он молча выдавал полбуханки черного и батон. Благодарили лишь немногие, но Аваг Викторович и не ждал благодарности. Мужчина понимал, что эти люди попросту не привыкли, чтобы о них заботились, и всюду ждали подвоха. Даже близкие Авага не могли понять, зачем он печатает эти талоны, каждую неделю покупает хлеб, а потом раздает его тем, кто за всю свою жизнь не сказал о нем доброго слова.
Не понимали его ни работники магазина, ни друзья, ни семья. А когда они решили рассказать людям о том, что делает для них Аваг, мужчина рассердился и категорически запретил говорить об этом.
— Но ведь они клянут тебя на чем свет стоит! — возражала жена. — Письма в администрацию пишут! А знаешь, что сделал один подонок на прошлой неделе, когда узнал, что хлеб закончился? Швырнул свой талон Марьям в лицо! А ты все ходишь, молчишь. Столько денег истратил, а зачем?
— Мы людям помогаем, — сердито отрезал Аваг.
— А они тебе чем ответили? Только слухи про тебя распускают и желчью плюются, того гляди магазин подожгут или еще чего хуже… — Женщина развела руками. — Ну, раз так, хоть растолкуй им, что к чему. Они ведь тебя вором считают, говорят, что у нас вся семья такая. Мне на людях стыдно показаться. Не хочешь сам говорить, стесняешься, так позволь мне рассказать.
— Если каждый о своих добрых делах будет трепаться, одно хвастовство останется, — не сдавался Аваг.
— Упрямый ты, — качала она головой. — И упрямством своим навлечешь на нас всех беду.
Но мужчина был непреклонен.
Аваг всегда был странным человеком. Странным было даже его отчество, учитывая, что в его родном Горисе, где он провел детство и юность, имя «Виктор» носил только его отец, который был назван в честь фронтового товарища деда Авага.
В школьные годы Аваг не отличался прилежностью, впрочем, как и большинство мальчишек. Единственное, что отличало его от сверстников, была строгая набожность его семьи. Закончив школу, Аваг поступил в Ереванский строительный техникум, где выучился на каменщика, после чего уехал в Россию на заработки и вскоре познакомился со своей женой.
После свадьбы супруги перебрались в небольшой поселок на севере страны. Аваг так и не сумел найти работу и потому решил заняться коммерцией. Сперва открыл маленький хлебный киоск, а спустя пять лет смог открыть свой первый продуктовый магазин, что позволило ему не просто обеспечить семью, но и задуматься о благотворительности. На мысль о талонах на хлеб Авага подтолкнула кончина его деда. Он решил, что это будет лучший способ почтить память человека, который всю
