— О да, конечно, — согласилась Одетта, — но лучше, если это сделаешь ты. Я чувствую, мне нужно держаться в стороне и быть как можно незаметнее.
Пенелопа не стала оспаривать столь дельное замечание.
Она пошла наверх, а по возвращении сказала:
— Нам придется подождать, пока маман не будет готова. Потом мы отправимся по магазинам.
У Одетты заблестели глаза.
Из того, что ей пришлось услышать во время путешествия, она сделала вывод: один магазин леди Валмер посетит прежде всех остальных — тот, что находится на рю де ля Пэ в доме под номером семь.
Она не ошиблась.
Через два часа после того как Пенелопа сочинила письмо Саймону на нескольких страницах, а Одетта просидела на страже все это время — на случай, если мачеха неожиданно появится и начнет расспрашивать, чем занята падчерица, леди Валмер вошла в салон.
Она была в одном из самых красивых и изысканных своих платьев, сшитых в Лондоне, и накрашена сильнее, чем обычно.
Когда они отъехали от посольства в экипаже, который был подан к назначенному часу, Одетте вдруг пришла в голову странная мысль, что леди Валмер нервничает.
— Расскажите мне еще что-нибудь о семье Ворта, — попросила она девушку. — Его отец, который, по вашим словам, так дурно поступил с ним, все еще жив?
— Думаю, жив, — ответила Одетта, — но в Борне говорят, что мистер Ворт так и не простил его за те невзгоды, которые пришлось претерпеть семье. Наверное, было бы некстати упоминать о нем в разговоре с мистером Вортом.
— Разумеется. Я и не собиралась это делать.
Рю де ля Пэ находилась недалеко, поэтому, как только лошади остановились у дома номер семь, они увидели множество элегантных экипажей, растянувшихся вдоль улицы.
Одетта стала понимать причину нервозности леди Валмер: она явно опасается, что у Чарлза Ворта может не хватить времени или желания присовокупить ее имя к списку избранных — аристократов и представителей королевских фамилий.
Однажды кто-то из гостей рассказал ее матери, что Ворт одевает также актрис и куртизанок, которые ославили Вторую империю на всю Европу.
Девушке, конечно, не полагалось слышать этого, но она и раньше читала, что при королевских дворах Франции всегда были великие куртизанки.
Наверное, подумала Одетта, куртизанки и актрисы, как никто другой, желали носить великолепные творения Ворта — ведь он создавал их для каждого заказчика персонально.
Лакей в живописной ливрее провел их наверх и пригласил в большой зал для клиентов, где уже находилось немало сверхэлегантных женщин.
Они оглядели вновь прибывших с головы до ног столь презрительно, что эти взгляды граничили с оскорблением.
Слуга спросил у леди Валмер имя, и она ответила на приличном французском языке:
— Доложите, пожалуйста, месье Ворту о прибытии леди Валмер в качестве клиентки. Скажите, что я привезла ему приветы от его друзей и почитателей из Борна.
Слуга повторил ее слова, чтобы ничего не перепутать.
Леди Валмер, грациозно расправив юбки шелкового кринолина, устроилась на одном из стульев с позолотой, выстроенных в ряд вдоль стены.
Осмотрев прочих дам, находившихся в комнате, Одетта обнаружила новый стиль, который ввел кутюрье в Париже.
Ни на одной женщине из присутствующих здесь, кроме леди Валмер и Пенелопы, не было кринолина.
Каркас из конского волоса, продолжительное время доминировавший в женской моде, исчез навсегда.
На его место пришла совершенно другая мода, заключавшаяся в том, что платье становилось объемным сзади, а линия талии опускалась к бедрам.
Такой наряд выглядел необычно и в то же время завораживающе.
Одетта не могла отвести глаз от дамы, сидевшей напротив, пока та не посмотрела в ответ ледяным, пренебрежительным взглядом, от которого девушка внутренне съежилась и быстро отвернулась.
Они прождали еще примерно двадцать минут, когда дверь на другом конце зала открылась, и слуга зычно возгласил:
— Леди Валмер!
Одетта вздрогнула от неожиданности, но леди Валмер в тот же миг резво вскочила.
Девушки последовали за ней в соседнюю комнату.
Одетта сама не знала, чего ей хотелось бы ожидать от этой встречи.
Тем не менее она увидела, что мистер Ворт ни в коей мере не выглядит так, как она его себе представляла.
Мэтр сидел, облокотясь на спинку дивана, с сигарой в зубах.
На нем была куртка из мягкой ткани, отороченная мехом у шеи, с которой вместо галстука свисал небрежно завязанный шелковый шарф, и бархатный берет; как позднее узнала Одетта, его он никогда не снимал.
Ворт выглядел как художник.
Этот костюм он и в самом деле придумал для себя, взяв за образец самого Рембрандта.
Леди Валмер явно волновалась, произнося необычайно льстивую и многословную речь, в которой, перескакивая с пятого на десятое, сообщала, как его любят и даже обожают жители его родного города Борна.
— Где вы живете, миледи? — поинтересовался Чарлз Ворт, когда ему наконец удалось вставить слово.
— Дом моего мужа — усадьба Холл в Эденхеме. У нас очень большое имение. Вы должны были знать его в детстве.
— Да, помню, — ответил Чарлз Ворт с некоторой заминкой. — Однако, я полагаю, вы пришли сюда сегодня не для того, чтобы предаваться воспоминаниям о былых временах, а совсем по другой причине.
— О да, конечно! — в каком-то безумном экстазе вскричала леди Валмер. — Мне нужны платья, месье! Дюжины и дюжины новых платьев, в которых было бы не стыдно появиться перед дамами в Париже. Мне также хотелось бы по возвращении домой иметь честь представлять вашу новую моду в Англии.
— Хорошо, мы подумаем, что сможем для вас сделать. Где вы остановились, мадам?
— В британском посольстве. Мой муж приехал сюда с ответственным поручением от премьер-министра.
Одетте стало любопытно, какой эффект произвело это напыщенное заявление на месье Ворта, привыкшего к мольбам королев почти каждого европейского двора взять их в число своих клиентов.
Но он продолжал все так же внимательно разглядывать леди Валмер, как рассматривают породистую лошадь, оценивая ее стать.
У леди Валмер была, что называется, типично английская красота.
Одетта, вдохновленная всем увиденным, вдруг решила, будто Чарлз Ворт хочет, чтобы в его платьях леди Валмер была более похожа на нежную английскую розу, чем на экзотических райских птичек, как французские красавицы.
Он щелкнул пальцами, подзывая ассистента, который вскоре вырос перед ними, нагруженный рулонами атласа и парчи розового, желтого и зеленого цветов, украшенными экстравагантными узорами.
