– Наконец-то! – радостно мычит тыква, и я в ужасе распахиваю глаза.
Июльское солнце не преминует этим воспользоваться, чтобы ослепить меня.
Но, мало-помалу, я промаргиваюсь и вижу, наконец, над собой довольную физию толстяка, от которого несёт перегаром.
Я чихаю и сажусь.
– Мы в расчёте! – радуется бегемот.
– Что?! – я кашляю, морщусь и плююсь во все стороны (во рту ТАКАЯ КАКА!).
– На, глотни, – жиртрест даёт мне бутыль, на дне которой бултыхается несколько глотков воды.
Я, спаситель утопающих, который сам, похоже, стал утопленником, хватаю бутыль и первым делом долго полощу рот и горло. Сплёвываю.
И только после этого пью живительную влагу. Бутылку отшвыриваю, удовлетворённо крякаю и громко отрыгиваю.
– О – о! – лыбится бомбовоз. – Наш мужик! Хотя вначале мне показалось, что ты из этих, культурных.
– Ага, – киваю, медленно приходя в себя, – ещё скажи: из гламурных.
Колобок чешет репу и непонимающе смотрит на меня. Потом выдаёт:
– Ну что, мы в расчёте?
– О чём ты? – любопытствую я.
– Я тебе жизнь спас! – жизнерадостный кусок теста изображает на своей ряхе смайлик.
– Шутишь, – вздыхаю я.
– Я тебе искусственное дыхание рот в рот сделал! – торжественно заявляет свиноподобный.
– О, чёрт! – я опять плююсь во все стороны, – ты, часом, не блевал сегодня?!
– Ага! – порождение пончиков довольно произведенным эффектом.
– А я думаю, что за дерьмо у меня во рту! – я вскакиваю и хватаюсь за голову. Меня качает.
Услужливый бомбовоз вскакивает тоже и поддерживает меня, чтоб не упал.
– А минералку где взял, в речке? – интересуюсь я.
– Добрые люди с моста сбросили.
Я возвожу взор ввысь и вижу бабульку в шляпке на мосту. Одной рукой божий одуванчик держится за перила, а второй машет мне, улыбаясь во всю вставную челюсть.
– Да, – бормочу, отвешивая поклон бабуле, – стареет моя удача. Не померла бы!
– Что? – родитель цунами пытается меня расслышать.
– Вот что, друг, – говорю я, положа руку ему на плечо, – я пошёл домой, потом свидимся.
Затем разворачиваюсь, чтобы сделать ноги от гиганта.
– Мы же так и не познакомились! – кричит Пухлый мне вслед.
Я останавливаюсь и оглядываюсь в поисках укрытия. Вокруг только трава, заваленная мусором. Где же спрятаться от этого назойливого типа?!
Чёрт побери, надо было с девчонками в душ рвануть! Может тогда бы всё по-другому стало складываться?
Вздыхаю и останавливаюсь. Колобок догоняет меня. Он похож на огромный смайлик, переваливающийся с ноги на ногу, только улыбки во все пузо не хватает.
Толстяк подходит ко мне, лыбится и тянет клешню, которая толще моей ноги. Осторожно её пожимаю. Гляжу толстяку в глаза и жду эффекта, который произведут мои слова:
– Дмитрий Огурцов!
– Ди… – пончик замирает, выпучив глаза, и смайлик исчезает с пухлой физии, —
Ди… Димитрий!
– Что, ди-ди?! – передразниваю я его, – что с тобой?
– Димитрий Огурчиков – наконец рожает Бамбино, расплющивая мою конечность в своей, – друзья называют меня Огурец…
– А меня Огурчик, – смеюсь я.
– Как? – бормочет бугай.
– А вот так! – подмигиваю ему я, – а тебя я бы тыквой назвал!
– О – о – о! – краснеет бомбовоз и давление на мою руку возрастает, – А ты Баклажан!
– Вот и познакомились! – я пытаюсь извлечь руку из тисков колобка, но тот не отпускает.
– Можно от тебя позвонить, тёзка? – вдруг жалобно стонет обладатель пуза, – мой телефон…
Я смотрю на его телефон, который он демонстрирует другой рукой и вижу, как из него капает вода.
Перевожу взгляд на толстяка – он жалок. Зачем-то мысленно сравниваю его с собой (остаюсь доволен) и говорю:
– Ты у меня где-нибудь видишь телефон?
Взор пухленького обшаривает меня со всех сторон и останавливается на плавках. Я, тем временем освобождаюсь от его клешнепожатия и разминаю руку.
Колобок что-то мычит в задумчивости, и я прослеживаю его взгляд. Несколько смутившись, говорю бегемоту:
– Если ты думаешь, тёзка, что это телефон, то можешь позвонить.
Но мой огромный друг даже не замечает, как я его поддел! Он поднимает глаза и вопрошает:
– А живёшь ты далеко?
– На той стороне, через пару домов от набережной, – я машу рукой на другой берег реки.
– Можно я у тебя из дома позвоню? – пухлый больше не улыбается, – для меня это вопрос жизни и смерти!
Мы несколько мгновений смотрим друг другу в глаза.
– Послушай, дружище, – сказал я ему, – мы сегодня встретились и я спас тебе жизнь. Ты отплатил мне тем же. Мы в расчёте, как ты сам заметил. Давай так, я решаю свои проблемы сам, а ты свои тоже сам решать будешь. У меня и так сегодня с утра всё катится кувырком!
Сказав это, я разворачиваюсь и иду к пляжу, чтобы влезть в свои шлёпки.
Вот тут-то я и отмечаю одну странную вещь: ещё полчаса назад все вокруг смотрели только на меня. Теперь же они пялятся в какую-то точку сзади меня.
На мою тень, что ли?
А, плевать на всех! Всё наладится, я иду домой.
Надев шлёпки, я разворачиваюсь и сталкиваюсь с толстяком.
Нос к носу.
Так вот на кого все смотрели!
Мы измеряем друг друга взглядами и молчим. А вокруг все смотрят на нас.
Да, со стороны мы, небось, представляемся весьма странной парочкой!
– Ты ещё здесь? – наконец интересуюсь я у Бамбино.
– Мы встретились не случайно, – заявляет мрачно он.
– Ну, конечно, встретив тебя, я вытянул свой жребий, так?
Он выпучивает на меня глаза.
– Не знаю… – бормочет глыба сала растерянно, – но ведь почему-то мы встретились…
– И почему же?
– У меня крупные проблемы, – скороговоркой бубнит толстый, – я должен деньги. Все настолько серьезно, что до вечера могу не дожить…
– У меня нет денег! – перебиваю я его.
– Всего один звонок, – мрачно говорит толстяк, – и я исчезну из твоей жизни!
– О’кей, тыква! – говорю я, а самому вдруг как-то стыдно за своё малодушие становится, – именно этого мне и надо. Звонишь и исчезаешь. Или я тебе врежу! Идём!
Колобок возвращается в доброе расположение духа и опять пуляется смайликами, чувствуя, видать, что одержал первую победу надо мной.
Ну, это мы ещё посмотрим!
Глава 8. Беременная Афродита
– Заходи, – Дмитрий открывает дверь перед своим тёзкой.
– Вот это тачка! – толстый шагает внутрь и останавливается, разглядывая мотоцикл.
– Любишь погонять с ветерком? – интересуется топ-модель в плавках.
– Я боюсь мотоциклов, у меня джип… – бормочет жиртрест.
– Ещё бы! – смеётся худой, – тебя только на грузовиках возить!
Колобок дуется, а Дмитрий сбрасывает шлёпки и говорит:
– Башмаки снимай, нечего мой пол заливать!
Бедовый послушно стаскивает туфли. Вода с него течёт рекой и скапливается вокруг мутной лужей.
– И угораздило тебя с моста прилететь! – качает головой хозяин квартиры, – утопиться чтоль хотел?
– Да нет, – толстенький мнётся на месте, а лужа под ним растёт, – сбросили меня.
– Что? – отставной защитник капиталистической собственности поднимает брови, – из-за долгов?
– Ага, – кротко блеет бомбовоз.
Лужа продолжает расти и это стихийное бедствие, объединившись с природной доброжелательностью, в Дмитрии побеждают недовольство.
– Вот что, – ворчит ловелас, – снимай всю одежду. Я тебе что-нибудь подберу пока, а свой хлам бросишь в ванную.
Хэллоуиновская тыква вновь обретает потерянную улыбку и бодро отдирает от себя прилипшие шмотки.
Дмитрий возвращается с кухни, куда ходил полоскать рот, и видит толстопузого в трусах с сердечками, топчущегося посреди лужи в прихожей.
– Ха-ха! – веселится стройный, – Это ты, а не я, звезда стриптиза!
– Ничего смешного тут нет! – обиженно мычит колобок.
– Конечно, нет! – Дмитрий пытается изобразить серьёзную мину, – вчера б ты весь банк сорвал в этих труселях. Все красотки просто свихнулись бы, увидев тебя такого!
– Ты думаешь?! – колобок, в смущении, краснеет весь, от пяток до лысины.
– Шмотки сюда, – Дмитрий показывает на дверь ванной комнаты.
Колобок протягивает клешню к дверной ручке, но не успевает за неё схватиться, ибо дверь, в этот момент распахивается сама и ударяет его в лоб.
Гаргантюа раскачивается и собирается, вроде как, грохнуться в обморок, но открывшееся зрелище его завораживает (если не сказать «замораживает»).
На пороге ванной стоит Лика, ослепительная блондинка. На её обнажённой груди блестят капельки воды, а руками она придерживает на бёдрах полотенце.
Она видит постороннего мужика в модных трусах и с огромным пузом. Глаза её при этом увеличиваются, руки взлетают к лицу (полотенце, разумеется, падает).
– Огурчик! Кто это?! – восклицает нимфа.
– Афродита! – бормочет впечатлительное пузо и, наконец, с ужасающим грохотом падает на пол.
