Дверь в подземелье была широко распахнута, лицо окунулось в сырое тепло, а по макушке чиркнула здоровенная, мохнатая от пыли труба. Впереди раздавались торопливые шаги, и Воронков шел, ориентируясь на этот звук, то и дело задевая ногами разный хлам. После очередного поворота посветлело, он прошел через широкое подвальное помещение, куда серый свет проникал через амбразуры под потолком, и через минуту был уже на улице.
Отряхивая рукава и ощупывая треснувший под мышкой шов, Сашка зашагал по улице, постепенно приводя дыхание в порядок. Только теперь он заметил, что из-под пластыря, скрывающего следы щучьих укусов, противной струйкой сочится кровь — все-таки здорово он приложил «жениха»! Или кожаного?
«Умотать бы отсюда на недельку… Что же творится-то, а? В пустом непроходном дворе нарыть на свою голову идиотский наезд — надо ж так подгадать! Черная полоса какая-то, сплошная непруха… А непруху надо ломать, как говорил Рыжий, валя четвертую утку опять в болото, куда Джой лезть за добычей отказывался наотрез. Что ж, будем ломать… В моем случае — переходить дорогу на зеленый свет, уступать места престарелым и инвалидам, что там еще? Ах да, мыть руки перед едой, пить кипяченую воду и не забывать волшебные слова „пожалуйста“, „спасибо“. М-да, с такой жизнью недели не пройдет — крылышки прорежутся!»
Но шутки шутками, а быть осмотрительней все же не мешало. В соответствии с этим решением Воронков остановился перед пешеходной «зеброй» и, как послушный школьник, дождался зеленого света. Оценить его усилия, правда, было некому — на переходе он стоял один, да и приближающихся машин не наблюдалось.
Над ухом запиликал сигнал для слепых, Сашка не спеша двинулся через маленькую площадь.
Дальнейшее произошло словно бы одновременно.
Завизжали шины, слева накатился мощный гул мотора, что-то с дикой силой рвануло его за плечо.
Земля ушла из-под ног.
Мир опрокинулся.
Косо крутанулся куда-то за спину светофорный столб.
Тяжелая, черная масса пронеслась рядом, толкнув его душной волной спрессованного воздуха и обдав бензиновой вонью.
И прежде чем асфальт вышиб из него дух, перед Сашкиными глазами мелькнула подобная моментальной фотографии картина: вставшая на дыбы улица, почему-то похожая на туннель, и проваливающаяся в него на бешеной скорости огромная черная машина.
Зрачок уколол отразившийся от одной из ее граней неожиданный солнечный луч, и тут же эта вспышка растворилась в фейерверке искр, посыпавшихся из глаз.
Удар был хорош!
Воронков приложился основательно — и грудью, и мордой, и стену дома плечом зацепил.
Полностью он не отключился, но несколько секунд пролежал в каком-то ошарашенном состоянии и лишь потом принялся подниматься, опираясь на левую руку, — правую, судя по субъективным ощущениям, просто оторвало на фиг!
Нет, слава богу, вот она, на месте.
Болит только. И если бы она одна… Легче сказать, что не болит!
Сашка потрогал рукой лицо — ссадина чуть не в полщеки. Ладно, заживет. Рукав оторвался почти напрочь, висит на трех нитках. Это хуже, это надо потом сходить в ателье…
А что, собственно, произошло-то? Похоже, что его чуть не задавило, но каким-то чертом выкинуло из-под колес. Или выдернуло — Воронков припомнил: да, был могучий рывок за плечо откуда-то со стороны тротуара.
«Кто же это меня так нежно, а? Улица как была пустой, так и есть…»
Держась за голову, он огляделся. Одна-единственная фигурка удалялась по тротуару легкой танцующей походкой. Стройная, вернее, даже хрупкая девушка в ослепительно-белом брючном костюме. Ну не она же его швырнула на четыре метра, как котенка за шкирку, — все же восемьдесят кило с копейками! Да и далековато она для того, чтобы как-то суметь поучаствовать в происшествии.
А девушка неожиданно повернулась, плеснув волной длинных бледно-серебристых волос, какие бывают у альбиносов, сверкнули в улыбке — или усмешке? — между алых губ белейшие зубы, и она скрылась за углом, оставив после себя ощущение какой-то нереальности.
Сашка сплюнул.
Мистика, блин!
Мираж.
Не может быть, чтобы это она его вытащила, как не может быть в этот серый и промозглый день такого чистого белого цвета.
Ближайшим местом, где можно почиститься и привести себя в порядок, оказался автовокзал, и Сашка направился туда.
Дежурный сержант милиции с профессиональным вниманием глянул на вошедшего в кассовый зал гражданина — грязный, в порванной куртке, с ободранным лицом и со следами крови на руке Воронков представлял несомненный интерес для блюстителя закона. Однако, поняв, что человек идет вполне трезвой походкой и явно направляется к туалету, сержант решил повременить с выяснением личности.
Это не нарушитель, а уж скорее потерпевший. И взять с него нечего.
Лезть выяснять, что случилось, милиционер не стал: коли этому малому нужна помощь, то сам подойдет, а не подойдет, так оно и спокойнее.
Горячей воды не оказалось, но она Воронкову была и не очень-то нужна. Синяки, ссадины и кровь, просочившуюся из-под пластыря, он смочил и оттер холодной, потом попросту умылся, и, осмотрев куртку внимательно, понял, что на самом деле зашить ее будет несложно.
«Не так уж все и плохо…» — заставил он себя усмехнуться, плеснув бодрящую водичку на лицо.
Но возбуждение уже прошло, рука, за которую его выдергивали из-под колес черной машины, болела все сильнее, и ощущение того, что начиная со вчерашнего вечера все идет как-то наперекосяк, не проходило.
Дурацкая драка и не менее дурацкая история со спасительницей-блондинкой, то ли реально мелькнувшей рядом, то ли привидевшейся вместо полагающихся кругов в глазах, были всего лишь, продолжением неудач, начавшихся вчера после смены.
Словно город, тайную сущность которого Сашка раскрыл своими размышлениями за пишущей машинкой, начал мстить своему разоблачителю.
«Ну, вот и объяснение придумал, прямо хоть еще один идиотский фильм снимай! Или роман фантастический пиши — не хуже любого другого, кстати, выйдет… Но коли так, — раздумывал Сашка, поднимаясь обратно в зал, — коли так, то надо из города сбежать. Например, в Прибрежное, к дяде Сене, мол, про Джоя рассказать. Хотя с дядей Сеней просто: ноль семь портвешка прихватил, и никакого другого предлога не надо! Посидим до вечерка, а там и домой, или у него заночую, тоже идея не плоха. А псина перетерпит вечерок, ничего с ней не сделается. Хотя, если бы дело шло в романе, то город бы меня просто не выпустил. Только ребятам рассказывать не надо — Рыжий со смеху ведь и помереть может…»
Помер бы Рыжий или нет, осталось неизвестным, но Сашке вскоре стало точно не до смеха: добраться до Прибрежного действительно не удалось. Молодцевато выглядевший «Икарус» на деле оказался сущим рыдваном и, кое-как дотащившись до выезда из города, сдох окончательно.
Водитель мрачно бросил что-то про форсунки и пошел ковыряться в моторе, а немногочисленные пассажиры направились к кирпичному павильончику остановки, рассчитывая уехать следующим и последним на сегодня рейсом.
Воронков поглядел на расписание и, решив, что время еще есть, попробовал остановить попутку, но все, кому бы он ни махнул рукой, лишь прибавляли газу. Единственным, кто притормозил, был совсем молодой паренек на драном «Москвиче», который с важным видом запросил столько, что Воронков не выдержал и популярно объяснил юноше, куда ему стоит отправиться с такими амбициями. Паренек, не дослушав, сам послал Воронкова примерно туда же и попытался гордо рвануть с места, но «Москвич» дернулся, захлебнулся и заглох.
Сашка злорадно ухмыльнулся, и, отвернувшись от незадачливого «бомбилы», увидел, как приехавший на пять минут раньше расписания последний автобус закрывает двери и отчаливает от остановки.
— Не понос, так золотуха! — окончательно обозлился Воронков, безрезультатно махнул рукой еще паре-тройке грузовиков, плюнул на щебенку обочины и, не глядя по сторонам, перешел на другую сторону дороги.
Несмотря на близящийся вечер и явственно видные на лице следы драки, первый же трейлер, который проезжал рядом, остановился. Водитель чуть ли не сам первый начал упрашивать поехать с ним — показать дорогу к какому-то магазину, которого Сашка не помнил, но улицу знал, благо от нее до дома было пешком не больше получаса.
Но оказалось, что тот путь, который он был готов показать водиле, не годится — каждый раз пытаясь повернуть с объездной дороги в сторону городских кварталов, они натыкались на знак, запрещающий движение грузового транспорта. Когда же взбешенный водитель плюнул на все и поехал под знак, оказалось, что хорошо знакомый Воронкову район уже позади, и ему пришлось вылезать из кабины и спрашивать дорогу.
По ходу дела их три раза останавливали, и, как водитель ни размахивал накладными, два из трех патрулей у него отобрали по десятке под беспроигрышным предлогом «За что? Хочешь, сейчас найдем, за что?!».
