— Во время церемонии открытия сезона, — сказал я, — сахарную промышленность называли отраслью-матерью. Говорили об особом к ней отношении.
— Скорее особого отношения к сахарозаводчикам! Эти не думают ни о чем, кроме собственного кармана. У нас на острове эксплуатация всегда сопровождалась расовой дискриминацией. Белые плантаторы индийских кули не отличали от черных рабов, захваченных в Африке. Это часть истории Маврикия. Прошлое и в настоящем ощущается здесь на каждом шагу.
Десятилетиями складывавшиеся порядки предопределили современную социальную структуру страны. Отношения между владельцами сахарных поместий с мелкими плантаторами, имеющими по клочку земли, и с безземельными батраками находятся все время в зыбком равновесии. Социальные конфликты сотрясают это равновесие, каждую уступку трудящиеся добывают ценой нелегкой борьбы и тяжелых жертв. За двести тридцать восемь лет изменились формы борьбы, трудящиеся все больше осознавали необходимость организации и единства. Зато сахарозаводчики научились уступать в малом, чтобы сохранить главное — заводы и большие плантации.
Время от времени вспыхивают бурные дискуссии о сахарной монокультуре, часть капиталов вкладывают в экспортную зону — в производство джинсов и свитеров. Мелкие землевладельцы начинают использовать часть площадей для выращивания овощей. Все это вносит определенные изменения в экономику Маврикия, но не меняет ее основы.
И все-таки облик Маврикия определяет сахарный тростник. Его плантации окружают взлетно-посадочную полосу аэропорта Плезанс, подступают к отелям и пляжам, железобетонным домикам-коробочкам деревень, разбросанных у дорог. Серебрятся пологие склоны Центрального плато, когда ветер в середине лета колышет седые стрелки вступившего в пору цветения тростника.
А из окна самолета весь Маврикий кажется единой зеленой плантацией на синей глади океана. В сплошной зелени видны светлые пятна городов и сел, игрушечные строения сахарных заводов, синие узкие реки.
— Так что же, — спросил я Ананда на обратном пути, — благо или беда для Маврикия сахарный тростник?
— Не знаю, — ответил Ананд. Потом добавил с улыбкой: —- Одно, пожалуй, ясно: пока растет тростник, будет жить и наш остров.
о. Маврикий — Москва
Ю. Степанчук
Беспокойная прерия
На выставке, устроенной в Оттавском университете по случаю юбилея вступления провинций Манитоба, Саскачеван и Альберта в Канадский доминион, на глаза мне попался любопытный экспонат — брошюрке), выпущенная в 1870 году. Открывалась она обращением к читателю: «Иди на Запад, молодой человек. Иди на Запад!» Потом шло перечисление благ, суливших переселенцу быстрое обогащение. Это были и финансовые субсидии, и бесплатное предоставление надела плодородной земли в сорок гектаров, и многое другое. Язык брошюры был столь броским, что заставлял задумываться даже людей, далеких от желания менять насиженное место.
Щедрые посулы потянули тысячи переселенцев из восточных и центральных районов в этот незадолго до того откупленный властями у Компании Гудзонова залива дикий край.
Прошло лишь три года после выпуска многообещающей брошюры, а первая в тех местах газета «Саскачеван геральд» уже с восторгом писала: «...район поселений с центром в Принс-Альберте делает большие успехи, продвигаясь по пути цивилизации и сельскохозяйственного развития. На смену охотнику на бизона быстро приходит фермер, а место торговца-колонизатора занимает обычный купец».
Эти восторги относились вовсе не к простому фермеру и обычному труженику, отправившемуся в суровые необжитые края в надежде избавиться от нищеты. Ликовала местная буржуазия, пришедшая после образования канадской конфедерации к власти. Цель ее состояла в том, чтобы побыстрее прибрать к рукам обширные районы континента, простиравшиеся к западу от Великих озер. Совсем недавно эти районы — девственные леса, степи, реки и горы — находились в полной собственности Компании Гудзонова залива. Только в 1869 году, после двух веков беззастенчивого грабежа местного населения, Компания, вступив в упорный мелочный торг с правительством доминиона, согласилась продать ему свои права на Северо-Западные территории и Землю Руперта, что принесло владельцам Компании огромную по тем временам сумму — 300 тысяч фунтов стерлингов.
В результате сделки канадские власти обрели возможность владеть территорией, в пять раз превышавшей первоначальную площадь доминиона. Но от этого жизнь индейцев и метисов — основного населения новых земель — вовсе не стала легче. Гнет и притеснения, которые существовали во времена владычества Компании, не только не прекратились, но стали более изощренными.
Первыми, кто решительно повел борьбу за права на принадлежащую народу землю, были метисы — этническая группа, спаянная тесными узами. Метисы, а с ними и белые колонисты, жившие по берегам Ред-Ривер, сопротивляясь нажиму земельных дельцов, нахлынувших в эти места, решительно потребовали от правительства признать их права на землю, провести справедливые выборы в местные органы управления, установить местный контроль над природными ресурсами, обеспечить местному населению представительство в канадском парламенте. Только при выполнении этих условий они соглашались вступить в конфедерацию. Канадское правительство не только отвергло эти требования, но и послало войска. Население Саскачевана ответило восстанием, которое возглавил метис Луи Риль, человек мужественный и одаренный.
...Сейчас-то его портреты можно встретить во многих домах, ему установлен памятник в Реджайне — столице Саскачевана, о нем написана опера, выпущена почтовая марка с его изображением. В те же годы, когда Риль боролся за права угнетенных и униженных, власть предержащие называли его не иначе как мятежником, убийцей и в конце концов объявили вне закона.
Канадское правительство пошло на частичные уступки. В 1870 году поселения на Ред-Ривер преобразовывались в провинцию Манитоба. Однако Луи Риль оказался в изгнании.
После восстания на Ред-Ривер многие люди перебрались дальше на запад, обосновавшись в поселении Батуш на реке Норт-Саскачеван. Но и там власти попытались насадить колониальное правление. И снова, как пятнадцать лет назад, народ взялся за оружие. И на этот раз восстание возглавил вернувшийся на родину Луи Риль. Его соратником и верным другом стал охотник на бизонов Габриэль Дюмон.
Летучие отряды из метисов, индейцев кри и черноногих нанесли несколько серьезных поражений правительственным войскам и полиции. Тем не менее восстание 1885 года, получившее название Саскачеванского, было подавлено. Луи Риль и другие вожаки восстания очутились в тюрьме. 16 ноября 1885 года Риль был повешен.
...А через восемьдесят лет премьер-министр Канады, выступая в Реджайне на открытии памятника Луи Рилю, назвал его «борцом за права своего народа, президентом временного правительства и основателем провинции Манитоба...».
Таковы краткие исторические сведения, которые стоит знать, чтобы понять особенности этого края, его освоения и черты характера здешних людей. Со времени Саскачеванского восстания прошел целый век, но и сейчас по просторам «душистых прерий» гуляет эхо отзвучавших драматических событий, бурлят страсти, заметные отнюдь не с первого взгляда.
Рекламные проспекты, в изобилии наводняющие газетные киоски, табачные лавочки, аптеки, блещут глянцем: ослепительное солнце, все оттенки голубого неба, опрокинутого в не менее голубые зеркала озер, изумруд лесов, мирно спящих в дымке вечерних сумерек... Индейцы в живописных нарядах улыбаются гостям. С присущим им гостеприимством, гласят подписи, они укажут туристу уединенные озера, кишащие крупной рыбой.
Однако, проезжая по дорогам Манитобы, Саскачевана и Альберты, составляющих единое понятие Провинций Прерий, я пересекал прежде всего безбрежные поля золотистой пшеницы.
Раньше я думал, что мне хорошо известно, что такое равнина. Но вид бескрайнего пространства, по которому сколько ни едешь, все остаешься среди золотисто-желтых полей, вздрагивающих и колеблющихся от легкого порыва ветра, создает ощущение, что не продвигаешься вперед ни на сантиметр.
И только появляющиеся из-за горизонта и исчезающие за ним одинокие сельские постройки рассеивают это цепенящее впечатление неподвижности.
Но этот край не только прерия, плоская как стол. На северо-востоке — бесчисленное множество рек, речушек, озер, больших и поменьше. На севере — непроходимые леса из сосны, дуба, клена и березы, а за ними — арктическая тундра. На северо-западе степные равнины резко прерываются барьером канадских Скалистых гор, сменяя горизонтальную бесконечность вертикальной. Рядом с этими громадами, чьи пики протыкают небо, хорошо знакомые горы Большого Кавказского хребта представились мне холмами.
