Фандор снова пересекал площадь Инвалидов, но на этот раз он выходил из особняка де Наарбовека и шел пешком к мосту Конкорд. Журналист думал пройтись по бульварам, прежде чем идти домой.
Только в половине двенадцатого он смог откланяться после любезного и сердечного приема у барона де Наарбовека.
Он многое узнал о личности этого старого дипломата; он узнал, что смерть капитана Брока глубоко опечалила его дочь Вильгельмину; он понял, что мадемуазель Берта, прозванная Бобинеттой, — свой человек в доме и испытывает, по меньшей мере, восхищение лейтенантом де Луберсаком; кроме того, Фандор решил, что офицер вовсе не стремится завоевать компаньонку, а, наоборот, очень занят Вильгельминой. Понять же, чем эти люди могли помочь юстиции в деле Брока, Фандор явно не мог.
И потом, в конце концов, Фандор был в отпуске, он собирался уехать и просто не желал всем этим интересоваться.
Фандор только что вернулся к себе после долгой прогулки по бульварам. На его столе, на запертом чемодане лежал указатель железных дорог, открытый на странице «Париж — Лазурный берег». Журналист полистал соблазнительную брошюру, но вдруг бросился к своему чемодану, открыл замки и, вынув одежду, гневными движениями разбросал ее по углам комнаты.
— Черт возьми, — вскричал он, — все это не совсем ясно! Как бы мне ни хотелось убедить себя в обратном, в этой истории есть тайна! С одной стороны, офицеры, с другой — дипломат, и потом эта загадочная особа — ни служанка, ни светская дама, играющая, на мой взгляд, двойную, если не тройную роль. Старина Фандор, вместо того, чтобы отправиться на юг, придется тебе повидаться с Жювом!
Свет давно был погашен, но репортер не спал, и в его озабоченном уме все вырисовывалось, будто написанное светящимися буквами, слово, о котором он думал, не осмеливаясь его произнести: «шпионаж»!
Глава 5
НИКАКОГО СОГЛАСИЯ!
Старый завсегдатай дома, Фандор открыл входную дверь в квартиру Жюва отмычкой, которую получил от него в знак особой милости, прошел коридор и направился к кабинету своего друга. Он поднял портьеру, приоткрыл дверь. Жюв был там.
— Не беспокойтесь, это я, Фандор.
Инспектор сыскной полиции был так занят письмом, которое писал, что даже не услышал шагов журналиста; при звуке его голоса он вздрогнул.
— Как, это ты? Черт меня возьми, если я ожидал твоего визита! Я думал, что ты… уехал, на Лазурный берег!
— Я надеялся уехать… Это правда… Но вы знаете, Жюв, в моем, как и в вашем ремесле, крайне глупо строить планы… Я здесь, вот и все!
Полицейский повернулся в своем кресле и внимательно посмотрел на своего друга:
— Ну, милый мой Фандор, и чему я обязан удовольствием тебя видеть?
Но Фандор, казалось, был мало расположен отвечать. Он снял шляпу, пальто, вынул из кармана пачку сигарет, вытащил одну, зажег ее. Казалось, что он находит истинное наслаждение в первых клубах дыма, поднявшихся к потолку.
— Прекрасная погода, Жюв!
Все более удивлявшийся полицейский рассматривал журналиста с особенным вниманием.
— Что с тобой, Фандор? Почему ты так себя ведешь? Почему ты не уехал? Боясь быть нескромным, я все же полагаю, что тебя занимают другие предметы, кроме дождя или хорошей погоды?
— А вас, Жюв?
— Что значит меня?
— Жюв, я спрашиваю вас, чем вы взволнованы?
Полицейский скрестил руки на груди.
— Честное слово, ты сошел с ума, Фандор! Откуда ты взял, что я взволнован?
— Жюв, вы похожи на выходца с того света!
— Правда?
— Жюв, вы не ложились спать…
— Я не ложился? С чего ты это взял?
Фандор подошел к письменному столу и указал пальцем на ряд лежащих одна подле другой сигарет, которые не были докурены до конца.
— Я уверен, Жюв, что ваш кабинет приводят в порядок каждое утро, но вот двадцать пять окурков, вы не могли выкурить эти сигареты за утро, значит вы курили их ночью, а следовательно, вы не ложились…
Жюв посмеивался.
— Продолжай, малыш! Ты меня занимаешь!..
— И, наконец, кончики ваших сигарет обгрызены, деформированы, порваны, — бесспорный признак нервного состояния… значит…
— Значит, Фандор?
— Значит, Жюв, я спрашиваю вас, что с вами, вот и все…
— Я расследую дело, которое меня интересует.
— Важное?
— Может быть.
Краткий ответ друга совсем не удовлетворил Фандора. Он отошел от камина, фамильярно сел на угол письменного стола Жюва и сказал, глядя на полицейского:
— Ну, вот что, Жюв, ответьте мне, если можете… Я уверен, и не только по вашему поведению, что происходит что-то важное. Вы очень возбуждены чем-то, о чем я не подозреваю. Могу ли я быть полезным? Вы не хотите доверить мне свой секрет?
— А ты доверишь мне твой?
— Через три минуты…
Жюв размышлял еще несколько минут и, наконец, внезапно изменившимся голосом, серьезным и чуть хриплым, сказал:
— Ты слышал о скоропостижной смерти капитана Брока? Так знай: я открыл, что это убийство. Вот какое дело меня занимает.
Услышав слова «дело Брока», Фандор не смог удержаться от резкого движения. Ах, вот оно что!
— Вы изучаете дело Брока, Жюв? — спросил он. — Очень хорошо! Я тоже! Вы прочли мою статью?
— Да, интересно…
— Но нет вывода, Жюв… Я до сих пор не мог его сделать, не имея никаких точных данных… Пришли ли вы к чему-то определенному? Знаете вы, кто нанес ему удар?
— Ты не догадываешься, Фандор?
Журналист хотел ответить, но полицейский не дал ему времени.
— Скажи мне, малыш, — спросил он, — если вдруг, без всяких предвестников такого несчастья, когда ничто не могло тебя подготовить к этому ужасу, ты осознаешь, что после шестимесячного перемирия, шести месяцев спокойствия, все твое существо снова потрясено… если ты понимаешь, что десять лет усилий и опасностей, борьбы и настойчивости были совершенно напрасны, и нет тех результатов, которых ты, казалось, достиг… и что все надо начать сначала, что ты должен снова начать ужасную схватку, ставкой в которой твоя жизнь, больше чем жизнь — твоя честь… скажи мне, Фандор, не будешь ли ты взволнован до глубины души? Потрясен?
— Что вы хотите этим сказать, Жюв?
— Что я хочу сказать, малыш? Что я хочу сказать? Ну, так слушай же! Знаешь ли ты, кто убил капитана Брока?
— Нет… Кто же?
— Фантомас!
При мрачном имени, символе ужаса и крови, Фандор вскочил.
— Фантомас! — повторил он медленно. — Фантомас! Вы обвиняете Фантомаса в убийстве капитана Брока?
Кивком головы Жюв подтвердил свои слова. Оба молча смотрели друг на друга.
Фантомас!
Погрузившись в воспоминания, Фандор снова припомнил все, что знал о жестокостях, приписываемых Фантомасу. Перед ним воскресали годы непрестанной, повседневной борьбы с таинственным преступником…
Фантомас!
Но не сам ли Жюв говорил ему — и не так давно — что в результате последней схватки неуловимый бандит вынужден был исчезнуть, бежать? Не Жюв ли утверждал, что Фантомас исчез навсегда? А теперь обвиняет его в новом злодеянии и уверен, что нужно снова сражаться с ним!
— Ты учитываешь, малыш, — заговорил Жюв, — обстоятельства драмы? Среди бела дня, на одной из самых людных улиц Парижа, офицер едет в такси, направляясь, очень возможно, на свидание в один из ресторанов Булонского леса. Машина, в которой он находится, окружена массой экипажей, его видят и в каком-то смысле охраняют сотни прохожих, и однако, не успев даже узнать, кто на него покусился (и никто этого человека не видел), он падает, сраженный выстрелом, как на войне, особым, таинственным выстрелом, сделанным из изумительного оружия… Ну, как, Фандор, разве это не преступление, достойное Фантомаса?
Но журналист еще не был убежден. Выслушав с огромным вниманием слова полицейского, он несколько минут молчал, давая себе время взвесить их ценность, понять, какой интерес они представляют.
— Жюв, — сказал он наконец, — это убийство действительно достойно Фантомаса, признаю, но все же не думаю, что его следует приписывать Фантомасу. Вы стали на этот раз жертвой своего воображения, вы заходите слишком далеко, Жюв… каждый раз, как перед вами возникает странное или сложное дело, вы видите в нем Фантомаса. Поверьте, вы преувеличиваете, не надо все взваливать на этого бандита.
Жюва нисколько не задело недоверие Фандора.
— Если ты не приписываешь дело Брока Фантомасу, то кто, по-твоему, виновник?
Фандор постарался объяснить.
— Жюв, — говорил он, — мой патрон поручил мне расследовать дело о гибели этого несчастного капитана Брока. Она, как вы знаете, произвела большой шум в официальном мире. В газете считают нужным все разъяснять, не рискуя быть нескромными. Поэтому меня просили лично заняться этим делом, хотя я должен был уехать в отпуск. Вот поэтому я и оказался у вас. Я начал расспрашивать. Я старался узнать истинные факты о жизни и смерти этого несчастного офицера. Я посетил нескольких его знакомых, интервьюировал людей, которые его знали, я смог повидаться с этой Бобинеттой, которая, по-видимому, последней видела его накануне убийства, и я тоже пришел к заключению…