Компкард предупредил Лигума о том, что пора подзарядиться. Не останавливаясь, хардер достал из специального футлярчика, вшитого в рукав комбинезона, электронную таблетку-аккумулятор и проглотил ее, не жуя. Вскоре по всему телу разлилось приятное тепло, и сразу исчезли куда-то голод и усталость, а захотелось пуститься бегом и нестись в бесшумном размеренном беге километров пять по пересеченной местности, а потом еще долго баловаться с тяжеленной штангой в спортзале… Но, конечно же, удовлетворение подобного желания сейчас было бессмысленной тратой сил.
Чтобы сократить путь, юноша полез в узкую щель между двумя домиками, на крыше которых гигантскими морскими ежами торчали антенны энергоприемников, но вскоре ойкнул, потому что ноги и открытые до локтей руки обожгло огнем. Он подсветил себе инфравспышкой и увидел, что движется по некоему подобию Саргассова моря. Но заросли оказались не водорослями, а одичавшей до первобытного состояния крапивой.
Учитель неподвижно ждал Лигума на крыльце домика вдовы Паульзен. Никакого ломика он, конечно же, не нашел.
— Ну что, станем непрошеными гостями? — спросил его хардер и, не дожидаясь ответа, навалился на дверь. Дверь была заперта.
Юноша бросил взгляд на окна, но сзади раздался голос учителя:
— Электронная защита. Не пробить.
Лигум отошел от двери на пару шагов, закрыл глаза, сосредоточиваясь, а потом одним страшным, вобравшим в себя всю накопленную им энергию движением ударил в то место, где должен был находиться электронный замок. Дверь удивленно крякнула и, распахнувшись, ударилась о стену прихожей, повиснув на одной створке. О новинках сигнализации в Клевезале, видимо, знали только понаслышке, потому что никаких пакостей вроде срабатывания ультразвуковой глушилки или плазменной слепилки не последовало. Даже какой-нибудь захудалой мегадецибеловой сирены здесь и то не было!..
— Электронная защита, говорите? Х-хы! — усмехнулся Лигум, подражая герою любимого в Академии кинофильма более чем вековой давности. Фильм почему-то назывался «Белое солнце пустыни», был он ни голо и даже ни стерео, а двумерно-плоскостным, и речь в нем шла о таких давних временах, что кое-кто — особенно из слабаков по части истории — уже и не понимал многих реалий картины, но так повелось, что для хардеров это была культовая вещь. — Прошу! — Он с трудом удержался от шутовского поклона с простиранием руки в направлении зиящего чернотой дверного проема.
Он полагал, что сейчас учитель Лингайтис будет долго ныть по поводу несанкционированного вторжения в чужую частную жизнь, и тогда придется его уговаривать, как маленького, что так нужно, что иначе нельзя, и только после долгих уговоров он осмелится шагнуть через порог. Но временный мэр не возражал и целеустремленно двинулся внутрь дома.
Самое интересное начнется, если старуха видит десятый сон в своей спальне, подумал юноша. Попробуй объясни ей, что мэр уже записал ее в покойники!.. На всякий случай он покричал старательно в темноту:
— Госпожа Паульзен! Вы дома?.. Эй, есть там кто-нибудь?
Никакого ответа.
Пользуясь инфравспышкой Лигума как фонариком, они преодолели узкую прихожую и оказались в холле, где хардер нашел пульт управления и включил притушенный свет, исходивший от настенных панелей, во всех помещениях. Помещений был стандартный набор: кухня, где на столе красовалась нетронутая пицца; кладовая, две спальни с одинаковыми кроватями на воздушной подушке; наконец, холл и гостиная. Всё везде было в идеальном порядке, никаких следов борьбы, в холле на кресле лежала теплая шаль, в которую куталась хозяйка дома, а на специальном журнальном столике — спицы, на которые было нанизано нечто весьма пушистое… Общее впечатление у Лигума и его спутника было таким же, как у тех, кто первым поднялся на борт пресловутой шхуны-призрака «Мария-Селеста»: всё на своих местах, и видно, что люди только что были здесь, потому что еще дымятся оставленные трубки и чайники в кают-компании не успели остыть, но на борту никого нет — ни живых, ни мертвых…
У Лигума появилась настойчивая мысль, что судостроительница все-таки засиделась где-нибудь у подруг или решила наведаться с инспекционными целями на судоверфь.
Для очистки совести он открыл дверь чуланчика в закутке между кухней и холлом и удержался от невольного вскрика, только задействовав все приобретенные в Академии навыки самообладания.
Большая рыжая кошка с белыми пятнами на шерстке была пригвождена к деревянной стене чуланчика необычным предметом, который Лигум вначале принял за кухонный нож. И только потом хардер разглядел, что бедное животное, под которым успела натечь лужа крови, было пронзено насквозь так называемым «тихим убийцей» — метательным виброножом, который впервые был массово применен еще в ходе Пандухского конфликта этак в двадцать восьмом году. Оснащенный самонаводящейся головкой и блоком коррекцией полета к цели, этот «тесак» воплощал в себе сочетание холодного и огнестрельного оружия. Попадание его даже во второстепенные точки тела жертвы вызывало длительную агонию, которую можно было прекратить только одним путем — пристрелить пострадавшего. Использовать вибронож для убийства кошки мог бы только садист-убийца. Или Супероб, которому наверняка было до лампочки, как себя будет чувствовать существо, пронзенное в районе желудка острейшим лезвием, покрытым специальным составом, препятствующим свертыванию крови…
Лигум смотрел на окровавленный комок меха на стене, который при жизни преданно скрашивал одиночество старой и, в сущности, никому не нужной женщины, и не мог понять: зачем киборгу понадобилось убивать животное? Неужели только потому, что он по-машинному тупо убирал всех возможных свидетелей своих злодеяний? И неужели с вдовой он расправился таким же способом?..
Наконец хардер очнулся от раздумий и крикнул в холл, где оставался Лингайтис:
— Посмотрите, господин мэр, что я нашел в чуланчике!..
Через несколько секунд он осознал, что совсем недавно допустил кое-какую ошибку.
Потому что учитель повел себя очень странно. Показавшись в коридорчике из холла, он не стал тратить время на притворные вскрики и причитания, а вскинул правую руку, и в тот же миг хардера сбило с ног и бросило на пол какое-то очень тяжелое бревно. Боли не было, только комната поплыла перед глазами, становясь «на попа», слух наконец поймал смачные шлепки выстрелов из какого-то огнестрельного оружия с глушителем, а вторая пуля, должно быть, угодила Лигуму прямо в лоб, потому что мир взорвался цветной беззвучной вспышкой и мгновенно прекратил свое существование…
Несмотря на многочисленные тренажи в годы обучения на хардера, в ходе которых курсантов убивали специальные автоматы по несколько раз за день, каждый раз умирать было как-то по-новому, и привыкнуть к этим виртуальным смертям было, наверное, нельзя. Надо было просто смириться и воспринимать эту возможность как нечто, данное хардеру от самого рождения, хотя на самом деле фактическое бессмертие обеспечивалось электронным блоком размером с грецкий орех, который был совмещен с мини-регрессором, позволявшим вернуться назад во времени. Всего на несколько секунд, но, как правило, этого было достаточно, чтобы попытаться избежать предстоящей опасности. Причем количество попыток не ограничено — пробуй до тех пор, пока в регрессоре не сядет атомная батарейка питания!.. Штучка была секретной, безумно дорогой, и только хардеры имели на нее право. Называлась она, по аналогии со старым компьютерным термином, «искейп»…
И сейчас, не успев до конца умереть, Лигум был исправно возвращен «искейпом», вживленным в его мозг с помощью специальных биоинтерфейсов, в тот самый миг, когда «учитель» еще только поднял руку, чтобы выстрелить. А дальше вступили в дело натренированные мышцы и рефлексы. Хардер метнулся в сторону, и пули прошили то место в стене чулана, где еще несколько микросекунд назад находилась его грудь. Лежа на полу, Лигум выхватил из кобуры «зевс», но включить его не успел.
Что-то ослепительно-яркое, как шаровая молния, метнулось к нему, опаляя невыносимым жаром, и мир вновь померк в глазах хардера.
На этот раз «искейп» переместил Лигума к тому мгновению, когда юноша собирался ответить своему противнику в обличии Лингайтиса ударом разрядника, а тот пресек эту попытку в самом корне, применив плазменный автомат веерного типа — так называемый «веерник». Теперь-то хардер успел разглядеть, как в грудной клетке Супероба — а это был, несомненно, он — на мгновение отворилась узкая щель, и оттуда выглянул зловещий черный раструб… Что ж, значит, в этих условиях оружием пользоваться не стоит, он все равно тебя опередит с выстрелом. Все-таки реакция у машины — не сравнить с человеческой!.. Лучше попробуем, насколько он силен в рукопашном бою, Вместо того, чтобы тянуться за разрядником подмышку, Лигум перекатился по полу, уходя от зигзага плазменной молнии, но при этом стремясь сократить расстояние между собой и киборгом. Когда между ними осталось не больше метра, и Лигум оказался в мертвой зоне для «веерника» Супероба, то юноша подбил своего врага ударом по «коленному суставу», и тот тяжко рухнул головой о стену. Хардер оказался на ногах чуточку быстрее и нанес серию ударов в голову и верхнюю часть корпуса киборга. Втайне он надеялся повредить какие-нибудь жизненно важные микросхемы, но они у Супероба, видимо, располагались в другом месте тела — не то в пятках, не то в заднице. Ни один из ударов не вывел искусственного бойца из строя. Больше того — Супероб не моргнул и глазом. Видно было невооруженным глазом, что такие человеческие эмоции, как ненависть и ярость по отношению к противнику, у киборга отсутствовали напрочь. Враги интересовали его исключительно с той точки зрения, как их удобнее убивать, а все прочее не имело никакого значения… А потом Лигум почувствовал, что его рука оказалась крепко зажатой в кулаке противника, и укола иглы фибриллятора хардер почти не ощутил, когда его сердце вдруг остановилось.
