Я подумал о тех, кто сидит во тьме, моргает и перешептывается. И чем больше о них думал, тем больше пугался.
Чтобы хоть немного успокоиться, я сходил к своему тайнику и крепко-накрепко прикрутил к срезу двух сухих червей, по одному с каждой стороны. Так хорошо у меня ни разу не получалось. Прикрутил и сразу понял: если прикрутить еще жабий глаз, то получится излучатель.
А потом забыл и занялся забором. Мне нужен был высоченный такой забор из плотно пригнанных, заостренных на конце кольев. Снаружи — ров и земляной вал, изнутри — удобные подступы до самого верха.
Глазастик иногда приходила посмотреть, как я строю забор. Молча стояла и смотрела. Только моргала, как волт. А однажды говорит:
— Этого — недостаточно. Ты должен придумать оружие.
Но, вместо того, чтобы заняться чем-нибудь по-настоящему смертоносным, я сходил в лес и отыскал большой жабий глаз — самый большой из всех, какие мне доводилось встречать. Обкрутил жабий глаз сухим червем и задумался: все ли я правильно сделал? Оказалось, чего-то еще не хватает, свет не появился.
После забора я взялся строить крепкую башню. Даже не знаю — зачем. Просто когда все время чем-то занят, трудно остановиться.
Башня удалась. С нее было видно далеко вокруг. Это и радовало и огорчало. Теперь свет был такой яркий, что и в усадьбе, и далеко за ее пределами стала расти трава. Да что трава — деревья ожили, зазеленели! Я и не знал, что так умеют. Я думал, они — что камни, только рыхлые.
Наконец я взялся за дальнобойное орудие. Все было почти готово, когда пришел чужак. Волт. Он был один и вел себя тихо, все больше сидел возле рва, иногда подвывал и все глазел по сторонам. Потом стал забрасывать ров ветками. Я лишь посмеивался. Знал: одному волту моя крепость не по зубам.
Потом стали подходить другие. Одни сразу падали в ров и там лежали, даже не шевелились, другие безо всякой цели слонялись вокруг.
Я не отвлекался, занимался оружием. Знал, что скоро повалят толпы. И все же как-то раз вырвался в лес.
Глазастик уговаривала не ходить, а я пошел. Хотел найти одно существо. То, что не живое и не мертвое.
Щелкуна.
И еще пару сухих червей в придачу. В последнее время я совсем помешался на них.
Вернувшись, я выгреб из тайника свои сокровища, соединил так, как мне казалось правильно. Потом тронул щелкуна, подождал короткое время — и свет появился. Только с нашим, настоящим светом его было не сравнить, и я забросил излучатель на чердак.
Когда начался настоящий приступ, мы забрались в башню. Мне не хотелось палить по волтам. Я видел, сколько их собралось, и понимал: нам не устоять. Но все же сделал несколько выстрелов. Для острастки.
Чтоб знали, что никто тут с ними шутки шутить не собирается.
Глазастику я велел спрятаться в норе возле дома.
— Там полным-полно древесной трухи, — объяснил я. — Ни один волт не полезет в древесную труху. Ну, кроме нас с тобой, конечно же.
Она посмотрела на меня так, будто я сделал для нее что-то хорошее. Даже попробовала улыбнуться. Но вдруг побледнела и прошептала едва слышно:
— А ты?
Она произнесла эти слова, и мне показалось, что вокруг стало еще больше света. Наверное, так оно и было, потому что волты пошли в атаку.
Мы существа маленькие. Но голод наш огромен.
Я думал об этом, когда давал свой последний бой. Я ревел, топал ногами, казалось, был в разных местах одновременно. Но им было все нипочем. Они не отступали.
Они пришли за вечной сытостью и не могли отступить.
Волты ворвались в мой дом. Кто-то из них ударил Глазастика, и вокруг вдруг стало темно. Свет ведь исчезает, когда один из двоих становится как неживой. Волты разворотили хлев, а ревунов разогнали по округе.
Рухнул сарай, потом башня. От забора осталась лишь мешанина кольев.
На меня не обращали внимания. От усталости я упал на землю и долго лежал, не в силах пошевелиться. Лежал и ждал, когда же наконец найдут излучатель.
И вот нашли. Я отчетливо слышал щелчок. Щелкун дернулся — и тут же умолк. И сразу же поднялся такой крик, что заложило уши.
Поддавшись порыву, я бросился туда же, куда и все.
Кто-то схватил, ударил в спину, оттолкнул прочь. Да, я подрастерял сноровку. Разучился быть среди своих.
Я поднял голову с земли и, отплевываясь, посмотрел вперед. Там, над толпой волтов, сиял свет, желанней которого нет.
Они заполучили излучатель и стали думать, что он будет гореть вечно. Мне ничуть не было их жаль.
Я нашел Глазастика и прижимал к себе, пока она не стала совсем живой.
— Пока работает излучатель, нам нужно уходить.
Найдем укромное место… Ты слышишь меня?
И мы ушли. Мы отыскали себе пещеру — достаточно укромную и просторную, чтобы в ней поселиться.
Скоро у нас с Глазастиком уже было все, что когда-то разрушили волты. Мы стали гораздо осторожнее. Теперь наш свет был не таким ярким, как раньше, зато стал теплее, а в горной местности это — не последнее дело. Кроме того, мы научились его выключать по своему желанию, безо всяких там ударов по голове.
Иногда я вспоминаю тех, кто остался в лесу. Изредка подкидываю им один из своих новых излучателей — пусть порадуются. Глазастик говорит, что я обманываю волтов. Не даю им шанса прийти к настоящему свету.
Но я думаю вот что: им не нужен свет. Волтам нужна сытость. Вот я и даю им сытость.
ПОЧЕТНЫЙ ДИПЛОМ
В этом выпуске ПБ мы поговорим о том, можно ли дозаправить ракету в полете, установить стол на потолке, как использовать клей вместо краски, создать летучий корабль и построить своими руками трактор-мотоцикл.
Разберемся, не торопясь…
ЗАПРАВКА В ПОЛЕТЕ
«В наши дни космонавтика переживает трудные времена. Те ракеты, на которых люди впервые начали летать в космос полвека тому назад, практически исчерпали свой ресурс. Нужны новые, более экономичные и удобные носители. Вот я и предлагаю использовать в космонавтике опыт авиации. Ведь там легкие сверхскоростные самолеты не берут с собой на борт много топлива, а восполняют его запас с помощью дозаправки в воздухе. С борта летающих танкеров выдвигаются шланги. Их приемные воронки стыкуются со штангами топливоприемников истребителей, и за несколько минут десятки тонн топлива перекачиваются с борта на борт. Нечто подобное, на мой взгляд, можно придумать и для ракет. Пусть одна станет заправщиком для другой»…
Такое вот предложение содержится в письме 6-классника Валерия Бортникова из Харькова. Согласитесь, тут есть над чем поразмыслить.
Когда сторонние наблюдатели видят старт космической ракеты, то на многих это зрелище производит неизгладимое впечатление: «Какая силища! Какая мощь!..»
Но интересно, что бы вы сказали конструкторам, если бы они предложили автомобиль, 90 процентов объема которого занимало бы топливо? Да при этом еще и львиная доля самой конструкция была бы рассчитана всего на одну поездку. А в ракетно-комической отрасли дела обстоят именно так — разница в массах стартующей ракеты-носителя и возвращаемого аппарата отличается на два порядка. В итоге стоимость 1 кг груза, доставляемого на орбиту и обратно, достигает 20 тысяч долларов.
В стремлении удешевить доставку грузов на орбиту конструкторами, начиная с К.Э. Циолковского, было предложено немало усовершенствований. Ракеты из одноступенчатых стали многоступенчатыми. Причем по мере выработки топлива ступени отваливаются, существенно снижая общий вес конструкции. Кроме того, самая первая, нижняя, ступень часто обвешивается по бокам дополнительными стартовыми ускорителями, которые помогают оторваться от земли, но сбрасываются почти сразу же после взлета.
Другой способ — использование так называемого воздушного старта. Ракета поднимается на высоту порядка 10–20 км на борту высотного аэростата или самолета-носителя, отрывается от него и лишь потом включает собственные двигатели.
Еще более хитрый способ облегчения стартового веса ракеты предложил в 1953 г. на IV астронавтическом конгрессе в Цюрихе Г.А. Крокко. Суть его такова. Одновременно в космос запускаются две ракеты — одна с полезной нагрузкой, другая выполняет роль заправщика.
На заданной высоте обе ракеты сближаются, летя синхронно и параллельно некоторое время, в течение которого осуществляется свободный выброс топлива направленной струей из баков ракеты с топливом в отверстие ракеты с полезной нагрузкой.
Согласитесь, идея остроумная. Но на практике ее осуществление вызывает ряд проблем. Жидкая топливная струя не может сохранять целостность на больших расстояниях; она утрачивает однородность, дробится, распыляется. К тому же сложно обеспечить точное направление полета топливной струи на больших расстояниях в условиях вибраций и колебаний, возникающих при выполнении полета.
