«Совещание, господа, считаю закрытым… Я извещу вас в случае надобности, когда надо будет решить тот или иной вопрос. Прошу Вас». Все встали как один и в беспорядке вышли толпой из кабинета.
В приемной – откуда только успела взяться!? – молоденькая секретарша, с таким же выражением лица, что и на молодом человеке, пробежав глазами по ним, как будто пересчитывая, встала и закрыла массивную дверь. Села за свой столик: «Господа, пожалуйста, не задерживайтесь, у директора совещание, он вызовет вас, когда вы понадобитесь…»
Воронский недобро посмотрел на девицу, покачал головой и двинулся к выходу, зажав папку между пальцами громадной руки и хлопая ею себе по бедру. За ним протиснулся и Рокотаев.
В коридоре Воронский обратил к нему ставшее внезапно красным лицо, сузив хищно глаза: «Бл. Дожили до господ…»И потопал прочь…
Еще противнее наступили времена с появлением в кабинете главы МИДа небольшого человечка с немного навыкате глазами, чуть толстоватым носом, ознаменовавшего полную дружбу с навсегда оставшимся для Рокотоаева и остальных его соратников по разваливавшейся службе «вероятным противником».
Человечек взял громадную власть над алкоголиком, становившемся уже недоступным ни для кого, кроме каких-то непонятных дельцов, и, как подозревал Рокотаев, озвучивал принятые при очередной пьянке в сауне решения…
Доходило, как доносилось от приятелей, уже просто до вызова по домашнему телефону к дочке «самого» и получения инструкций – о соблюдении каких-то элементарных процедур с подписями и печатями уже речь и не шла – от не думавшей даже изобразить подобие приветствия бабы, иногда чуть ли не в ночной рубашке…
Частенько рядом ошивался Осиновский, вилял спиной, подкладывал бумаги, подсказывал елейным голосом. Некоторые, слишком осторожные, просили письменных распоряжений. «Людка» лениво махала рукой, мол, и так все ясно.
Ничего не оставалось делать, если хотелось обеспечить старость, как поворачиваться кругом и идти, проклиная все на свете… Осиновский как собака чуял колебания воздуха, шелковым голосом шептал «Людке», что сейчас разъяснит все в прихожей и тотчас же прилетит…
В приемной звучали иные слова и совсем по-другому: «Ты, му. к, заткни еб. о и выполняй… Иначе закопаю тебя… Пшел вон…» Служивые скрежетали зубами, шипели, что пристрелили бы падлу… Но выполняли и рапортовали…
В связи с провозлашенной «дружбой» приходилось сдавать – по приказу! – все годами и кровью наработанные результаты. Места, освоенные славянами, заполнились другими бледнолицыми, быстро и споро инвентаризовавшими огромное хозяйство бывшей державы.
А держава веселилась, радовались в телевизионных шоу, повылазивших отовсюду на всех каналах, которых тоже стало много, «как у людей». Держава веселилась, когда ее начали наводнять невиданные с той еще Войны новые беженцы, рассказывавшие об ограблениях, убийствах. Этих беженцев, естественно, никто не ждал, их отнесли к тем, кто «не умел жить» и «не вписался в прогресс».
Снова по улицам и расплодившимся «барахолкам», называемым рынками, стали бродить беспризорные дети… Сели на улицах, в метро, и, конечно же, на рынках инвалиды…
Все вернулось вспять, будто вычеркнуты из жизни стали все годы беспримерных жертв. Ненужными вдруг стали все, кто что-то умел делать, кроме денег, те, кто рисковал, воевал…
Рокотаеву стало снова тошно от этих воспоминаний, затопивших его со странной встречей с прошлым через два десятка лет. Он смутно сознавал, что должен предпринять что-то, что, по-крайней, мере успокоит его. Сегодняшняя короткая встреча столкнула его с места, как начинают разбегаться от неосторожного удара ледорубом неуловимым змеями трещины на, казалось до того, заснувшем на века монолите ледника…
…Осмотр спуска к реке по каменной лестнице ничего не дал. На мокрых, то ли от утренней влаги, то ли будто облитых (Бремикер подумал о старике с собакой) ступеньках оставили лишь грязь ботинки сотрудников полиции. Для детального осмотра нужно было время и еще несколько человек. Бремикер решил пока их не вызывать до прихода Грейнера.
Отпустив криминалистов, они оба с Ангеликой стали внимательно просматривать весь склон от ступенек до кустов и обнаружили вдавленную полосу на траве, очень похожий на след от волочения чего-то тяжелого.
Конец ознакомительного фрагмента.
