— А Пабло? — спросил Мартин.
Ответа не было.
* * *
— Да, тогда я с ним говорил в последний раз. Хотя нет. Позавчера я вел грузовик через долину, и он со мной доехал до перекрестка. Он был с другими ребятами, и мне показалось, что он болен. Вот и все. Ребята шли с ним, сеньор лейтенант. Нет, ничего странного не заметил. И про Кинтану ничего не знаю…
Солнце дробилось в стекле письменного стола, слепили алмазные блики, острые, как сосульки. На минуту ему показалось, что мир растворяется в белом ослепительном свете, и все пошатнулось перед ним. Вопросы били его по голове, нельзя было закрыть глаза. Мартин не знал, как долго допрашивает его лейтенант, как долго он сам отвечает. Он видел, как шевелятся у того губы, а слова разбирал плохо.
— Можете идти.
Мартин думал о Доре, об Авеле. Он понимал, что оба умерли, и ничего не мог сделать. Если бы он знал…
— Я сказал, можете идти.
Мартин сделал усилие и понял. Глаза его были слепы за толстой завесой слез.
— Вы слышите?
— Дверь… — с огромным трудом сказал Мартин.
Он добрался до нее ощупью, машинально взялся за ручку и погрузился в прохладную тьму коридора, а сзади шел ординарец с винтовкой наперевес, в полутора метрах, как положено по уставу.
Глава II
Мальчишка сбежал как можно быстрей по склону лощины. Он ждал с минуты на минуту страшного взрыва и, зажав уши, спешил добраться туда, где совсем недавно скрылись его товарищи.
«Подождите, подождите…»
Тропинка, заросшая травой, терялась в чаще дубов и земляничных деревьев. Ранец, полный патронов, глухо бил по спине, и мальчик бросил его, чтобы бежать быстрее. Ему казалось, что сзади кто-то тяжело дышит, но обернуться он не смел.
Он почти добежал до цели, когда раздался выстрел. Знакомый звук вернул ему спокойствие — наверное, кто-нибудь из ребят изловил того типа. Он подождал.
Почти у самых ног под сводом переплетенных веток медленно пробирался ручей. Архангел упал на колени и наклонился над водой. Лицо, искаженное страхом, все в пятнах и потеках краски, дрожало, как отражение в волнистом зеркале; головастик, серый с черным, пересек его от уха до уха и окружил венчиком пузырей.
Мальчик хлопнул рукой по воде; он себя ненавидел. Он хотел бы завесить все зеркала, забыть, какой он есть. Склонившись над ручьем, он болтал рукой в воде, а свистки — секретный код — оплетали его тончайшей паутиной улик.
Только тогда он понял, что промазал. Надо бежать. Уйти подальше. Наверное, Стрелок со своими уже ищут его.
Пока он обдумывал план бегства, снова застрекотали пулеметы — это преследовали отступающих; стая голубей вспорхнула с земляничного дерева и полетела к «Раю», тревожно хлопая крыльями.
Архангел встал. Лес наполнился глухим топотом. В лощинке за кем-то охотились — может быть, за ним.
Ему казалось, что ветки деревьев мешают ему бежать и лес как будто ожил — корни извивались поперек тропинки, сердитые порывы ветра хлестали его по щекам ветками дуба, колючие кусты цеплялись за подол рубахи, царапали руки.
Он боялся. Боялся Стрелка, и Мартина, и ребят, и солдат.
— Давай, Архангел, давай…
Он говорил вслух, чтобы себя подбодрить, а темный заговор природы гнал его вперед жгучими ударами новых улик. Ребята звали откуда-то сзади, он не обращал внимания. Сердце билось все громче — громче всех звуков.
Когда Стрелок выскочил из-за каштанов. Архангелу показалось, что это страшный сон. Он ничего не мог сделать, его понесло к Стрелку. В полном отчаянии он хотел увернуться, но Стрелок ринулся на него. Архангел услышал его дыхание.
— Прятаться вздумал?
Пальцы вожака вцепились ему в руку, как когти, и Архангел почувствовал, что плачет.
— Я… я…
Стрелок ударил его кулаком прямо в лицо.
— У, сволочь, трус!
Стрелок бросился на него, сел верхом и стал свирепо обрабатывать кулаками. Что ж, убьет — тем лучше, другим неповадно будет. У них в отряде трусов нет.
Стрелок сидел у него на груди, коленями прижимал к земле руки. На красном разгоряченном лице резко белел извилистый шрам.
Архангел лежал на спине, хватал воздух губами, измазанными краской и кровью. Глаза, обведенные сажей, затравленно смотрели на Стрелка.
— Я бросил гранату, — невнятно проговорил он.
— А кольцо выдернуть забыл. Теперь он все знает. По твоей милости нам пропадать.
Архангел думал, что Стрелок будет еще его бить, но тот не стал. С полдюжины ребят в солдатских гимнастерках стояли вокруг. Стрелок обернулся к ним.
— Сколько раз говорил — расстреляем, и конец. Так нет, пошел, идиот, слюни распустил, цветочки понес!
— Оставь ты его. Не видишь, крови сколько?
— Не бей его больше, Стрелок. Он не виноват.
Вожак поднялся, недовольно ворча:
— Бабы, вот вы кто. Вам бы юбки носить. Как бабам.
Он нагнулся, поднял винтовку и тряхнул Архангела за плечо.
— Ну ты, заткнись! Что у тебя, между ногами пусто?
Мальчик встал, рыдая в голос.
— Я никого не видел, — всхлипывал он.
Стрелок сердито махнул рукой.
— Сказано — заткнись!
Он считал инцидент исчерпанным и повернулся к другим.
— Интересно, какой гад стрелял без моего разрешения?
Ребята молчали.
— Ну, не я, — сказал наконец один. — Я шел прямо за тобой и ни черта не видел.
— И я шел с гобой, — сказал бритоголовый.
— И я… и я… — Стрелок обвел их взглядом.
— Так. Значит, само выстрелило.
— Наверное, это Дурутти, — предположил один.
— Да. Он последний нес оружие.
— Тихо, вы! — сказал Стрелок. — Не стреляли, и ладно. Нечего на других сваливать.
Он быстро прикидывал, что сделать; ребята глядели недоверчиво, и надо было восстановить авторитет любой ценой.
— Не виноват никто, и все виноваты, — хрипло сказал он. — Ну, дело прошлое. Теперь главное — концы в воду.
— В воду? — переспросил бритый, — Как это?
— Убрать Элосеги, — ответил Стрелок. — Чтоб не попал живым к фашистам. Если никто из вас не желает мне помочь, проверну сам.
— Мы ничего не говорим… Мы тебя не оставим, Стрелок, — сказал самый маленький.
— Сам знаешь, мы за тобой куда угодно, только…
Вожак вздернул подбородок.
— Только — что?
Ребята снова недоверчиво помолчали.
— Ты посмотри сам, — сказал один. — Ты не думай, я тебя выдавать не собираюсь, только, по-моему, надо нам сматываться.
Стрелок погладил свой белый шрам.
— Сматываться, говоришь? Здорово придумал!
Все молчали, и в тишине отчетливо слышалось стрекотанье пулеметов.
Стрелок беззвучно засмеялся — смех как будто нарисовали на его хитрой морде — и оборвал так же резко, как начал, словно и не было никакого смеха, и снова его лицо стало похоже на тряпичную маску.
— Идиоты! — крикнул он. — Да вы что, не понимаете; если он сдастся, нам всем конец? Выследят, как собак. Облаву устроят и всех — рр-р-раз!
Он обвел их взглядом, чтобы убедиться в действии своих слов. Тревога и страх были на лицах. Никто не смел поднять глаз.
— Мы убили ихнего, придется отвечать. Будем у них вместо мишени, А вернее, повесят на суку. — Он широким жестом обвел лес. — Сучьев много.
— Правда? — пролепетал самый маленький.
Стрелок зло рассмеялся.
— А ты что думал? Дадут булки с шоколадом?
Раздражение исчезло — ребята явно испугались, и к нему возвращался прежний апломб.
— Что, если детки, так вывернетесь? Такими делами у них марокканцы занимаются. Они шутить не любят. — Он улыбнулся. — Да, неприятное зрелище! Другие целый день болтаются, верещат, пока не подохнут. А ребята дольше всего.
Мальчишка с бритой головой трясся как лист.
— Ты видел, как вешают, Стрелок? — спросил он, и голос у него сорвался.
Стрелок фыркнул.
— Это я-то? Сколько раз! У нас в Окендо каждый день вешали. На площади. Сперва женщин, потом мужчин, а под конец ребят. Привезут на повозке, связанные все, впереди офицер бьет в барабан, чтобы шли смотреть. Потом из повозки вытащат и вешают на деревьях. Кто постарше — на сучьях, а ребят на ветках. Когда все подохнут — снимут и отложат веревку на завтра. Чтобы меня разорвало, если хоть слово соврал.
Он рассказал все это одним духом и остался доволен. По лицам ребят было видно, что рассказ произвел впечатление. Он презрительно сплюнул.
— Эй ты, сопля! — сказал он, оборачиваясь к Архангелу. — Куда он пошел?
Тот вытер слезы полой рубахи.
— Кто его знает?.. — пробормотал он. — К «Раю» вроде. — И снова заревел. — Я ничего не сделал!..
— Заткнешься ты? — крикнул бритый.
Он тоже чуть не плакал, еле сдерживался.
Добившись своего. Стрелок щелкнул курком и, ни слова не говоря, пошел по тропинке направо. Ребята испуганно побежали за ним. Его рассказ привел их в ужас — подумать только, маленькие веревки, как по мерке! Стрелок обернулся.
