детям много раз и по всякому поводу.
— Мама! — истошный вопль сына заставляет бросить все и нестись на выручку. Забежав в комнату, застаю такую картину: Ира, зажав пятилетнего Ромку в угол, целует его в щечки, голову, а он орет:
— Мама! Она меня целует!.. — и, поискав нужное слово, добавляет: — Беспощадно!
Маленький Рома лежит в постели — вроде засыпает. Ира стоит в коридоре у его комнаты и давится от смеха, прислушиваясь. Присоединяюсь к ней.
— Матное слово — плохое слово! — четко произносит ребенок. И неожиданно с воодушевлением добавляет:
— Я тебя убью! Матным словом!
Иногда, видя в городе маленьких, чумазых — сколько не отмывай — не помогает — мальчишек, с нежностью вспоминаю своего сынишку.
«Банда» второклашек — четверых задиристых пацанят, появившемуся в их поле зрения первоклашке заявили конкретно:
— Крути педали, пока не дали!
Но наглый первачок не оробел, а построив противника в ряд, сказал:
— Стойте, не шевелитесь! — и стал дубасить всех по очереди.
Отлупив Стасика, взялся за Ромку, потом настал черед Санька и, наконец, Андрея — те стояли не шевелясь. Посчитав миссию законченной, первачок отряхнул руки:
— Ну, все, пока, «крути педали»!
— Почему вы стояли столбами? — отмывала я побитую рожицу Ромки, — ведь вас было четверо, вы могли запросто справиться с наглецом!
— Мама, ну как ты не понимаешь, он же сказал: «не шевелитесь!» — мы и не шевелились.
Вот ведь как велика сила слова!
Очень нравится ответ детей на вопрос:
— Кто разлил чернила на ковер?
— Никто! — честные, ясные, не умеющие врать глаза. Рожицы недоумевающие, типа «как можно думать на нас»!
Сижу и думаю — чернила сами разлились, что ли? Вот пришел в комнату пузырек — ножками пришел, и вылился на ковер. А детки теперь отвечать должны!
В тот день сын пришел из школы в расстроенных чувствах:
— Ира, а ты можешь побить мальчишек из восьмого класса? Десятиклассница допытывается у братца-третьеклашки:
— Ромочка, а в чем дело?
— Да так, — уклончиво отвечает он, — обижают!
Ира берет телефонную трубку: — Элементарно, Ватсон, сейчас позову Рогуленку, и мы запросто наваляем твоим обидчикам!
Через некоторое время открывается дверь и заходит Рогуленко. Её внешний вид доскональному описанию не поддается, но хотя бы попытаюсь.
Иссини черные волосы стоят дыбом от начеса — это такая прическа. Ярко голубые тени размазаны до бровей, на ресницах не менее килограмма туши, а кроваво-красная помада обведена бордовым карандашом. И все это обильно сдобрено розовыми румянами. Далее идет светлая блузка, которой скорее нету, чем есть — вырез почти до пупа. Юбка же цвета лазурного моря, заслуживает отдельного разговора. Один обруч является пояском и закреплен на талии, обруч диаметром побольше висит пониже, а самый большой прицеплен еще ниже и все это сооружение накрыто тканью — вот такая, с позволения сказать, юбка. При этом следует учесть, что она чуть-чуть прикрывает то место, откуда растут ноги, так что ни нагнуться, ни поднять руки девица по фамилии Рогуленко не может!
Задыхаясь от смеха, советую:
— Ирочка, не надо бить обидчиков — ты только покажи подружку, они сами разбегутся, и больше никогда в жизни к Ромке не подойдут!
Тут раздается звонок в дверь и входит вся взъерошенная соседка Верочка — инспектор городского отдела народного образования по делам несовершеннолетних.
— Пошли на кухню, садись за стол, вот тебе чашка с чаем, — та уселась и стала наблюдать за процессом приготовления обеда.
— Ты почему такая взвинченная? — я отправила в кастрюлю петрушку и закрыла крышку.
— Сегодня забирали двух детей у матери-одиночки. Дети плачут навзрыд, мать тоже в истерике — до сих пор не могу прийти в себя!
— Неужели нельзя по-другому?
— Нельзя! Ее уже дважды предупреждали. Видела бы ты то жилье — полы не мыты год, постельное белье рваное, на кухне тараканы и никаких запасов — ни макарон, ни крупы — мрак!
— И что с того, что нет макарон?
— А то, — нравоучительным тоном отвечает подруга, — если в доме нет запаса продуктов на неделю, то по закону — подчеркиваю — по закону! мать одиночку можно сразу лишать материнства.
Я, самая настоящая мать-одиночка, так и села:
— Это что же выходит?.. — осеклась и полезла смотреть, сколько у меня в запасе этих самых макарон и риса…
Рома растет таким же, как и все другие мальчишки — перед сном гладит слоненка в телевизоре — из «спокойки», а из школы приносит целые карманы всякой всячины. Винтики-железочки день-два отлеживаются в коридоре — посередине тумбочки, затем передвигаются левее, потом еще и еще и, в конце концов, отправляются в мусорку, а их место занимают следующие гвоздики. Сразу сделать такое кощунство — выбросить весь этот хлам — нельзя ни под каким видом — Ира бросается тигрицей на защиту «богатства» братика:
— Карманы мальчика — это святое!
Не обещайте детям даже за большую провинность то, что не сможете выполнить. Слово «убью» замените на «побью», «никогда не куплю» на «тогда не куплю». Так и отбодаться потом легче будет. Когда прегрешенец станет клянчить мороженое, напомните:
— Я бы купила, но ты помнишь, дала тебе честное слово, что сегодня не куплю — а честное слово нарушать нельзя.
Рома был довольно прилежным учеником — никаких нареканий от учителей не слышала, учился без посторонней помощи и довольно хорошо. Но сейчас не об этом.
Открылась дверь и на пороге возник девятилетний сын — на него было страшно смотреть: от новенькой куртки напрочь оторван рукав, мордаха в красных точечках, как будто ею елозили по сугробу (впоследствии оказалось, что так оно и было), от ранца остались одни воспоминания.
Не находя слов, хватаю его за шкирку и втаскиваю в дом. Но тут, почуяв неладное, со словами:
— Не тронь Ромку! — вылетает из комнаты Ира. Забрав братца к себе, начинает утешать. Итог всей эпопеи — признание сына:
— Мама, я же за правое дело боролся!
В школе Рома постоянно стрелял у Иры и её подружек-одноклассниц денег на марочки, которые собирал с большим увлечением, благо магазин «Филателия» находился за углом школы. Этих марок набралось несколько альбомов — где они теперь, кто знает…
А зимой все мальчишки играли в хоккей.
…Люстра была небольшая и очень симпатичная, как раз для спальни. Я давно на неё смотрела, все откладывала денежки и, наконец, купила. Едва дождавшись, когда дети уйдут гулять, притащила в комнату стол, залезла на него, сняла старую позорную лампочку и привесила новую люстру. Любуясь результатом своих трудов, несколько раз включила и выключила свет, рассматривая
