Ключницу нашла быстро и, как и предполагал Олег, не смогла в темноте разобрать надписи на бирках, просто свалила их в пустую пластиковую урну, что стояла рядом со столом дежурного.
— Моя милиция меня бережёт, сначала посадит, потом стережёт, — продекламировала всплывшую в памяти «народную мудрость».
Сказала, опять же, для того, чтобы отогнать собственный страх. И когда уже выходила, угловым зрением увидела за стеклянной входной дверью человеческий силуэт. Увидела и остолбенела от пронзившего до самых пяток ужаса. Как кролик под взглядом удава, не могла сдвинуться с места. По мере того как силуэт человека приобретал знакомые очертания, мистический трепет усиливался, и в конце концов Аня стала дрожать всем телом.
— Саша? Ефремов?.. — позвала-спросила она.
Фигура юноши за стеклом молчала. Она светилась изнутри мертвенно-серым светом, как и всё пространство на улице. Тот, кого она назвала Сашей, стоял за стеклом, не предпринимая никаких действий, и просто смотрел на неё. А может, и сквозь неё, потому что во взгляде не было никаких эмоций. Десятки фильмов ужасов, просмотренные в часы досуга, показались Ане в этот момент жалкой насмешкой.
— Саша… — ещё раз, но уже уверенно сказала она. — Что же это?
И стала медленно отступать в коридор, не в силах отвести взгляд от пронизывающих её глаз. Когда на плечи ей предупредительно и даже нежно легли руки Олега, который не удержался и пошёл следом, она истошно закричала.
— Это я, — пытался успокоить её Никонов, — я, смотри же, это я!
Вопль Ани точно клинок резал пустые коридоры, и Олег сначала вынужден был закрыть ладонями уши, а потом что есть мочи закричать навстречу:
— Ти-хо-о-о-о! — и только этот встречный крик, рывок воздуха — почти рот в рот — заставил её замолчать.
Но дрожать она при этом не перестала. Не дрожать даже, а содрогаться всем телом.
— Что случилось? — спросил Олег, сжимая её плечи.
— А? — она сама пыталась понять. — Там одноклассник.
— Ну и что? Где?
— Там, на улице, он смотрит на меня.
— Ну и пусть смотрит! Щас, разберёмся…
— Он умер.
— Как умер?
— Давно, в десятом классе. Он меня любил. А потом умер.
— Что ты несёшь?
— Он из-за меня покончил с собой.
— Вот как, — прищурился Никонов, как будто всё понял. — Пойдём. Ну? — он потянул её силой. — Живые страшнее мёртвых. Если только мёртвых не заминировали. Этому меня научили.
Анна не шла. Тогда он подхватил её на руки и вышел к дежурке. За стеклом никого не было.
— Ну? Где твой… одноклассник? Где тело, как говорят менты?
Анна осторожно посмотрела в сторону двери.
— Был, — сказала она. — Я точно видела. Я не сумасшедшая. Он стоял и смотрел мне в глаза.
— Был, — согласился Олег, — но куда-то ушёл. Не знаю, кто похож на твоего покойника, но это ещё раз убеждает меня в том, что нам пора за стволами. Ключи, я вижу, ты решила подать эстетично — в урне.
Неунывающий и грубый юмор Никонова немного успокоил Анну.
— Больше я без тебя никуда не пойду, — решила она.
— А в туалет? — парировал Олег.
— Будешь за дверью стоять.
Никонов хохотнул над такой перспективой:
— Блокпост? Армия на страже естественных потребностей населения…
В оружейной комнате Олег с заметным благоговением осмотрел весь арсенал. Похоже, не мог выбрать, что прихватить с собой. В результате взял АКС-74У и привычный «винторез». Немного подумал и положил в карманы ветровки пару гранат.
— Надо, чтобы никто сюда больше не зашёл, — сказал он сам себе, вставляя навесные замки в ушки. — Ключ надо от внешней двери, этой мощной железной. — Он внимательно порылся в урне с ключами. — От греха подальше…
— Ты как на войну собрался, — заметила Аня.
— Хрен его знает, чего ещё ждать, — вздохнул Олег.
Когда они вышли на улицу, ночь продолжала висеть над городом тёмно-серым маревом тумана, до утра оставалось часа три.
— Ты когда-нибудь на машине с мигалками ездила? — с наигранным задором спросил Олег Аню.
— Нет, а ты что, хочешь угнать милицейскую машину?
— Стоят без дела. Поедем. — Никонов стал ковыряться в дверном замке машины прихваченными со стола дежурного скрепками.
— У тебя что — есть навыки угонщика?
— Скорее — диверсанта…
Он был так увлечён этими навыками, что не сразу заметил, как от угла здания УВД отделились три фигуры с автоматами в руках. А когда заметил, то почти не раздумывал: зубами рванул чеку гранаты и кинул в их сторону. Уже на следующей секунде в броске обнял Аню, роняя её под себя, накрывая своим телом.
— Ложись! — хотя она уже еле дышала под ним.
Грохнул взрыв — и звук этот в пустом городе показался ему нелепым и неестественным. Таким, словно гром зимой, точно граната разорвалась где-то пусть и не в далёком, но параллельном мире.
— Ты что? — спросила напуганная Аня.
— Там они… — он стал потихоньку выдвигаться из-за колеса, подтягивая «винторез».
— Кто?
— Тс-с…
Выглянул, присмотрелся в оптику — только небольшая воронка и битые стёкла стоявших рядом машин.
— Да хоть одного зацепило бы… — уверенно прошептал он. — Испарились, что ли?
— Олег, там никого не было, — так же уверенно сказала Аня.
— Ну да, я их ни с кем не перепутаю. Никогда.
— Там никого не было, я как раз смотрела в ту сторону.
— Не может быть… Три бородача… Один тебя уже на мушку взял… — но теперь Никонов говорил уже неуверенно. Приподнялся на четвереньки, потом вдруг сделал бросок в сторону воронки, откатился за ближнюю берёзу, снова осмотрелся и, наконец, встал на ноги. Аня уже стояла и смотрела на него с недоумением.
— Олег, там никого не было.
Никонов сжал виски ладонями. Постоял так немного и потом направился к машине. Выбил прикладом боковое стекло и открыл дверцу.
— Значит, говоришь, ты мёртвого видела? — вдруг спросил он.
Аня сначала кивнула, потом пожала плечами.
— И я моджахедов видел, а ты нет…
Аня снова кивнула.
— Ты видишь — я не вижу, я вижу — ты не видишь, — сделал вывод Олег.
— Прежде чем что-нибудь взрывать или стрелять, спроси меня, — предложила Анна.
2
Подъехав к дому, Эньлай какое-то время не решался выйти из машины. Смотрел в тёмные окна своей квартиры и молился всем богам, чтобы Наташа и дети мирно спали. Он настолько убедил себя в этом, что боялся спугнуть идиллическую картину, рождённую воображением. Он заходит усталый домой, осторожно снимает обувь, чтобы никого не разбудить, на цыпочках проходит на кухню — выпить чаю, но чуткая Наташа, которая всё равно не спит — ждёт, появится за спиной, обнимет за плечи и спросит:
— Устал?
— Уже нет: ты рядом, — ответит Эньлай, словно повторит бессменный пароль.
— Я тебя покормлю…
— Лучше поцелуй, чтоб у меня глаза от удовольствия расширились, а то я узкоглазый с рождения.
— Я уже тебе сто раз говорила, что ты совсем не узкоглазый и на других китайцев почти не похож, ты русский китаец.
— Ну да, я же в России родился. Наверное, на меня русская природа так действует… и ты… Как тебя увидел, так и хожу с широко открытыми глазами.
Потом они вместе пройдут к детским кроватям, и Эньлай нежно, едва касаясь, поцелует каждого по очереди, а Наташа, с улыбкой Девы Марии, каждого перекрестит.
«Ведь это и есть счастье! — с каким-то кричащим надрывом думал Лю. — Чего ещё людям не хватает?!» И все эти годы Эньлай больше всего боялся одного: что начнётся какой-нибудь конфликт между Китаем и Россией. Он вдруг вспомнил, как часто между отцом и его другом-напарником Иваном Воропаевым разгорался за бутылкой водки спор. Не спор даже, потому как эмоций в нём не было, всё звучало ровно — как движок на наезженной дороге, скорее это походило на беседу двух слабослышащих.
— Вот, Мэй, скоро твои земляки попрут через границу, и тогда миру каюк.
— Мои земляки здесь.
— Ага, точно, уже миллионов десять здесь. Ещё полмиллиардика переселятся, и всё, можно и войну не начинать. Законы китайские установить, русских рабами объявить…
— Я в России родился!
— Только не говори мне, что Китай для тебя не родина.
— Родина. И Россия родина. И ты, Ваня, друг. Брат почти…
— Вот наплодились же…
— Мы не виноваты, что ваши женщины рожать не хотят. Наши хотят, но им не дают. Сам знаешь, какие там законы.
— Я иногда, Мэй, думаю, может, оно и к лучшему, что правительство наше ничего не делает… Кланы копят и копят, а народ превращается в дебильное стадо… Пошлое…
— Там — так же, — кивал Мэй в сторону востока.
— Ну, у вас иерархия, традиции…
— И здесь, у нас, — он выделял голосом, столбил это «у нас», — тоже, пока есть те, кто помнит, кто несёт крест народа, пока они есть — народ будет жить.
— Ваш-то будет… Вон вас сколько…
— Всевышний создал эту землю для всех.
— Ага, потому каждый может прийти в дом к соседу и заявить: это моё.
— Лучше пусть придёт добрый и рачительный сосед, чем злой враг. Сосед приходит, чтобы помочь. Если хозяин валяется пьяный и даже не следит за тем, что у него происходит во дворе…
