Ни фига подобного — я жестоко ошибся! Как только все улеглись и стало почти тихо, под кроватью раздался странный шорох. Я было подумал, что это мышки, но и тут обманулся. Через пару минут из-под моей кровати величаво вылезла огромная крыса. На мой испуганный визг проснулось полказармы. Некоторые стали возмущаться, но большинство засмеялись, поняв, что я впервые столкнулся со ставшим банальным для всех явлением. Постепенно народ засыпал, а я вдобавок обнаружил, что по мне иногда проползают вонючие клопы. Вспомнив, что вечером я видел еще и тараканов, я воздел руки к небу и приготовился отражать нападение какой-нибудь змеи из-под подушки. Она не появилась, и я, посчитав это за милость свыше, задремал. В себя пришел после того, как Вадик положил мне руку на плечо и напомнил, что надо идти учиться защищать Родину. Я в свою очередь разбудил Алдиса, и мы вдвоем вышли в ночь.
Идти нужно было минут десять, сначала по пустырю, потом через лес. Мы показали пропуска и вышли за ворота. Я рассказал Алдису про крыс и прочую нечисть, которая, по моему мнению, начисто отбивают все желания, вплоть до либидо. Насчет последнего Алдис со мной не согласился, заметив, что он уже несколько месяцев страстно желает женщин. Я возразил ему: сексом можно заниматься не только с женщинами — и с мужиками, если уж очень хочется. Наивный и простой Алдис сказал, что в данный момент ему всё равно. Подходя к лесу, я напрочь забыл увиденный зверинец и приготовился к очередному акту. После того, как Алдису последовало заманчивое предложение, мы зашли в кусты или маленькие деревья, что, впрочем, и не столь важно. Мои предположения подтвердились: флейта латыша с трудом влезла в мой сосуще-лижущий аппарат. Видимо, парню было невмоготу. Он с такой быстротой затолкал в меня большой кусок себя, что я начал задыхаться. Не подозревая о страшных моих неудобствах, он продолжал с силой проталкивать свой грязный латышский обрубок. Я почувствовал, что скоро задохнусь, и мертвой хваткой впился в его ягодицы. Через мгновение половина моей ладони вошла в него, после чего Алдис разразился такой струей, какую я не помнил со времен „гражданки“. Вот где я представил себя на месте Толика! Минут пять я не мог откашляться. Казалось, латышские соки текут у меня из задницы и ноздрей, и даже меланхолично капают из ушей. Инструмент Алдиса уже успокоился, но и заснувший, он внушал страх. Язык мой онемел, и я знаками показал, что мы можем опоздать.
Рейно усердно передавал свои позывные, когда мы подошли к машине. К моей огромной радости, я узнал, что Иванов почти исполнил мои пожелания провалиться, уйдя спать в землянку. Нам пришлось работать втроем, причем мне — за двоих. Я быстро загрузил эфир своими непонятными мне шифрами, в ответ неслось тоже что-то неясное. Главное, что задание Родины выполнялось. Алдис с Рейно где-то курили, я же продолжал онанировать эфир и вздохнул с облегчением, когда Центр (а это был Антон) объявил пятиминутный перерыв. Я вылез из протухшей машины и уселся прямо на землю, благо ночи были относительно теплые. Ко мне подошел Алдис и сказал, что уже поделился своими свежими впечатлениями со своим закадычным друганом, и тому тоже хочется разрядиться. Я не возражал. Единственное, что меня беспокоило, так это то, как же без меня останется передовой рубеж. Алдис шутя пообещал, что будет передавать Антону, что я отлучился пососать хуй. Ага, вот было бы интересно, если бы во время радиосвязи подключились какие-нибудь враги! Наверно, они бы враз разоружились или, того хуже, напали бы на Советский Союз, узнав, что главный защитничек уплетает за обе щеки. Ну, да чёрт с ними, с врагами! Мне очень быстро стало не до них. Писька эстонца оказалась среднедамских размеров. В режиме автопилота я отстрочил ему минет, так и не удосужившись подняться с земли. Рейно работал с чисто скандинавским хладнокровием, поэтому потрудиться мне пришлось изрядно. Наконец-то всё кончилось, и я с облегчением вздохнул, проглотив вторую порцию.
Не соскучишься всё-таки с этими прибалтами! Через два часа оба решили повторить вакханалию, видимо, желая натрахаться на весь остаток армии. Благо уже пришла наша смена, и мы втроем пошли обратно в казарму. Возле памятных кустов или маленьких деревьев Алдис нежно схватил меня за попку и поволок в дебри. Их действительно хорошо натренировали сержанты: не успел я и глазом моргнуть, как оба стояли почти раздетыми. Алдис захотел пристроиться сзади, эстонец встал спереди. От наплыва приятных, но вместе с тем и болезненных ощущений я стал неистово покусывать его игрушку, на что он ругался, видимо, по-эстонски. Алдис драл меня по всем правилам боевого искусства, и очень скоро я почувствовал, что где-то внутри стало тепло и приятно. Рейно никак не мог повторить свой подвиг в виде семяизвержения, и я попросил его встать сзади. После Алдиса я не испытал почти ничего — разве что раздавались хлюпающие звуки. Алдис продолжал меня приятно удивлять. Одевшись, он подошел ко мне и жадно присосался к губам. Боже мой, как он целовался! Я совсем забыл, что сзади у меня что-то болтается. Кайф был недолгим: очень быстро латыш прокусил мне губы, причем обе сразу. Я глазами попросил его припасть к находящемуся без дела моему отростку, который я никак не мог удовлетворить руками. Алдис медленно присел, закрыл глаза и постепенно, весь дрожа, ввел в рот неведомую доселе гадость. Уже через пару секунд он отплевывался, изрыгая из себя еще и поток, видимо, латышских ругательств.
Мы кончили с Рейно почти одновременно. Без сил, так и не одевшись, я повалился на землю. Уже светало, но звезды горели достаточно ярко. Прямо над нами была Кассиопея, которая аж скривилась от созерцания нового Содома. Звезды поплыли куда-то, мое сознание затуманилось, и прибалтам пришлось приложить немало усилий, чтобы дотащить меня до казармы. В постели пахло клопами, по-прежнему подо мной бегали крысы. Я же погрузился в состояние сладкого блаженства, из которого меня смог вывести лишь противный голос Иванова, который возвестил о наступлении нового дня.
Работавшим ночью предоставили возможность спать до обеда, чем все мы дружно и воспользовались. Клопы тоже спали, крысы боялись показаться в свет. Никакая зараза не мешала отдыхать после тяжелой работы. Родина тоже могла чувствовать себя спокойно: я выполнил свой долг. Центр поставил мне за работу высшую оценку. Алдис и Рейно, наверно, тоже.
Звезды всегда были для меня загадкой. В детстве мне казалось, что они не очень далеко, и стоит только залезть на крышу самого высокого дома — их можно пощупать и даже свистнуть парочку. Когда мне в школе объяснили, что это не так, я понял, что недостижимые звезды лучше, чем те, доступные каждому ребенку, залезавшему на крышу самого высокого дома. Звезды светят всем, и от этого становятся роднее. Они сближают людей, несмотря на то, что сами находятся очень далеко. Солнце никого не сближает — оно горячее, яркое и противное. Луна, напротив, бледная, но скользкая и, как следствие, тоже противная. Звезды же просто прекрасны. И беззащитны. Любое маленькое мерзкое облачко может отнять их у нас. Ненавижу облака ночью! Они как символ чего-то нехорошего, коварного. А беззащитные и в то же время всесильные звезды всегда были для меня еще и символом добра. Только на первый взгляд их матовый блеск кажется холодным. Он греет лучше солнечного. Вернее, не греет — согревает. Когда мне плохо, я выхожу к ним и мысленно делюсь своими проблемами и сомнениями. Когда у меня прекрасное настроение, я также стараюсь поделиться с ними. Они всё видят и понимают, но молчат и продолжают свое вечное движение вокруг меня. У меня нет любимого созвездия. Любимы все. И злобный лишь на первый взгляд Дракон, и нежные Плеяды, и иногда наводящий страх Телец, и даже Южный Крест, который я никогда не видел. Не говоря уже о Кассиопее, которая слишком много обо мне знает. Утренние звезды еще более великолепны. Даже вопреки загорающемуся рассвету они продолжают источать прекрасный и нежный свет. Но злое Солнце беспощадно, оно заставляет красоту исчезнуть. Не люблю рассвет. Зато что может быть прекраснее вечерних сумерек, когда Добрый Волшебник один за другим зажигает маленькие магические фонарики! Каждый раз всматриваясь в безоблачное ночное небо, я пытаюсь отыскать там себя. Ведь все мы пришли оттуда, и все мы уйдем туда. С Земли кажется, что там страшно. Но я уверен, что там хорошо, ибо только хорошее может источать такой свет. Плохое не светит, оно только отражает, как дура Луна. Вот туда-то как раз и не хочется. А к звездам — пожалуйста, хоть сейчас. Среди людей хуже. Страшнее. Каждый из нас всеми силами пытается достичь своей, порой неведомой самому цели, сметая всё на своем пути. А звездам ничего не надо, потому что они умнее и лучше нас. И прозрачного звездного света хватит на всех.
День прошел спокойно. Случай постоянно сталкивал меня то с Алдисом, то с Рейно, но они смущенно отводили в сторону глаза и скрывались из поля зрения. Как будто это я их всю ночь насиловал! Я был уверен, что мое тесное общение с ними было первым и последним — уж больно резво они от меня ускакали. Ладно, хоть никому не застучали. Ничуть не расстроившись, я думал о предстоящей ночи. Я выспался, и ночью следовало найти подходящее занятие, дабы не очень скучать. Из крыс, сержантов, клопов и солдат наибольшее сексуальное влечение я испытывал к Вадиму. Я понадеялся на Небеса, и они дали мне его. После отбоя я чувствовал рядом его сопение. Оставалось подождать, пока от заснет. Под непрекращающийся топот крыс я думал о своей никчемной жизни. Несмотря на более чем приятное соседство, мне не хотелось долго задерживаться в пропахшей потом и клопами казарме. Да и задница страшно гудела от всей этой армейской жизни. Я начинал думать о том, где бы отыскать причину, дабы попасть в санчасть или какой-нибудь госпиталь. Мне явно не нравилось состояние подчиненного, хотелось хоть небольшой, пусть относительной, но всё же свободы. Ее-то я чувствовал лишь в окружении медиков. Я твердо решил завтра-послезавтра упасть в обморок.
