Взрывы и жара породили пламя, пересохшая земля, деревянные строения для хозяйственных нужд, накрытые сухими пальмовыми листьями, стремительно разгорались. Дым словно живой потек над землей, медленно, но неудержимо застилая обзор, пряча смерть и хаос. Глядя на снопы искр, я больше не испытывала страха — от судьбы не убежишь, а она давно предрекла мне смерть в пламени. Было горько, но с привкусом облегчения — мои муки подходят к концу вместе с бессмысленной жизнью.
Снова затаить дыхание заставил шагнувший из дыма в мою сторону один из призраков — высокий, отлично развитый, вооруженный до зубов жгучий брюнет. Он выглядел как космический пришелец, сильный и уверенный в себе, двигался с пластикой большого зверя, держа в руках катану и пистолет, а попутно явно вынюхивая что-то. Хотя как что-то можно найти в таком плотном дыму? Неожиданно вер замер напротив моего сарая, я смогла рассмотреть его лицо и буквально задохнулась от испуга: он похож на демонов, какими их частенько изображают суеверные бразильцы. Короткие черные волосы, смуглая кожа с заметной щетиной, четкие дуги бровей подчеркивают жуткие черные глаза, которые сейчас будто самой тьмой пылают. Твердый овал подбородка, чуть впалые щеки. Узкие губы сжаты в хмурую, тонкую, недовольную линию, как если бы «демон» куда-то спешил и не хотел опоздать…
Мои легкие загорелись без воздуха, я не дыша рассматривала пришельца и, судорожно вдохнув, закашлялась глядя, как он резко замер возле моего сарая, принюхался, а потом, вздрогнув будто от удара, сбил замок и пнул ногой дверь. Я только дернулась от грохота и попыталась сжаться, свернуться в клубочек, чтобы защититься от очередной боли. Затравленно уставилась на замершего в дверном проеме мужчину, жадно вдыхавшего и побледневшего, разглядывая меня. Я словно кожей, обожженной солнцем и истерзанной когтями, чувствовала, как его взгляд касается моей изношенной рваной рубахи, истощенного тела со следами побоев и в запекшейся крови, грязных волос… Черные глаза напротив расширялись, зрачки заполняли радужку абсолютной тьмой.
Я в ужасе смотрела на пришельца, а он потряс меня до глубины души:
— Ну здравствуй, моя Лапушка…
Как оказалось, еще не умершей души, потому что его тихий, глухой, хриплый от непонятного волнения и бесконечно мягкий голос проник глубоко-глубоко, в самую суть. Так, как давным-давно, когда сказки еще жили в моей душе, говорил Он — мой Волк.
Мужчина медленно, будто опасаясь спугнуть, опустился передо мной на колени. Потянулся к моему лицу рукой, большой, сильной и почему-то дрожащей, — я это ощутила, когда его пальцы невесомо коснулись ссадины на моей скуле и аккуратно убрали прядь волос за ухо.
— Все хорошо, родная, теперь все будет хорошо. Ты только потерпи еще немного, — прохрипел он.
Я молчала, невольно прислушиваясь в себе: чем же так приятно пахнет этот чужак и почему вдруг затаилась моя волчица? Больше не скулит и не ворочается в груди, а замерла, внимая этому мужскому голосу, скрипучему, явно взволнованному. Мужчина осторожно, будто я вот-вот рассыплюсь, поднял меня на руки, прижал к мощной, разгоряченной боем груди. Уткнувшись в нее, я наконец-то глубоко вздохнула. От странного незнакомца пахло чем-то ярким, терпким и в тоже время сладким, чем-то из детства. Кажется, так пахло домом и свободой, и еще — заботой. Так необыкновенно пахло, что я непроизвольно взмолилась:
— Пить!..
Мужчина сорвался с места, унося меня прочь из сарая, а может и из ада. Но стоило нам вынырнуть из дыма, как оказалось: я вновь ошиблась! Незнакомец направился прямиком в хозяйский дом, а там, напугав меня до дрожи, в хозяйские покои — ту самую пыточную, где де Лавернье устраивал «забавы» с моим участием. Я испуганного пискнула, оказавшись по грудь в прохладной воде, все еще на руках незнакомца, в роскошном бассейне, где мой мучитель потом смывал с себя кровь своих жертв.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мужчина резко открыл кран и помог мне дотянуться до упругой, божественно холодной струйки воды, чтобы жадно, давясь и захлебываясь, напиться вдоволь. Дальше, не выпуская меня из рук, снял с себя обувь и черный верх и остался в штанах. Потянул мою пижаму вверх, чтобы снять, но я судорожно сжала подол в кулаках. Удивительно, но он меня за неподчинение не ударил, не наказал, а оставил в покое:
— Не бойся Лапушка, все хорошо. Я только помогу тебе, нам надо раны промыть и ожоги обезболить.
Размеренные и уверенные движения его зловеще мускулистых рук пугали до дрожи, но он аккуратно распутал волосы и промыл ароматным мылом, позволив мне насладиться давно недоступной роскошью — тонким запахом натурального парфюма, веры другим не пользуются, и живительной водой. Легонечко прошелся пеной по моему телу, вновь заставляя деревенеть от страха. И все время глухо проговаривал, что будет или уже делал. И обещал, что все будет хорошо. Его голос успокаивал, а запах, наоборот, будоражил.
Затем он вытащил меня из воды и осторожно завернул в огромное полотенце, посадил на диван. Да-да, на тот самый диван, где всегда восседал де Лаверьне. Где не раз мучил и убивал других, требуя у меня вернуть ему Кэсс. Я не верила в чужую заботу, точнее, не могла позволить себе довериться, но почему-то тело размякло само по себе, расслабилось, когда крепкие руки бережно промокали мои волосы другим полотенцем.
А дальше все стремительно поменялось, потому что мужчина… этот огромный оборотень наклонился ко мне и потянулся носом и ртом к моей шее. Я среагировала рефлекторно: уйти от опасных клыков, защитить шею, жизнь, не дать вырвать глотку, спастись. Вместо нежных объятий я попала в фиксирующий захват и — потерялась в своем ужасе, нахлынувшей панике. Я пыталась защититься, вырваться — выпустив когти, извивалась как змея. Но мне не удалось. Понадобилось время, чтобы осознать — ничего не происходит. Заполошно дыша, я замерла и распахнула глаза.
Луна, лучше бы я этого не видела! Щека вера оказалась рассеченной… моими когтями. И хотя рваные полосы на коже буквально на глазах заживают, на лице, шее и широком плече осталась кровь. Я завороженно смотрела, как под его смуглой гладкой кожей перекатываются стальные мускулы. Невероятно сильный, будто каменный мужчина, способный просто свернуть мне голову как цыпленку, пикнуть не успею, но при этом взгляд его выражал скорее душевную муку, боль и сочувствие.
Он вновь дрожащими пальцами мягко, успокаивая, коснулся моей щеки:
— Все хорошо, не бойся, малышка, все будет хорошо. Как тебя зовут?
И… вытер мои слезы. О Луна! У меня впервые за двадцать восемь лет спросили имя. Мое имя! Но за последние пять лет я разучилась говорить, ведь раскрывать рот опасно, за «не такой» голос могли изувечить. И все же я рискнула — шепнула, чтобы не выдать тональность и звучание:
— Мариза…
— А меня Жак.
Он пристально смотрел на меня черными, полыхающими самой тьмой глазами. В них можно запросто утонуть, как в омуте. Я чувствовала, что он чего-то ждет от меня, но чего именно? Я осторожно кивнула, давая понять, что услышала его имя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты моя… Мариза, моя пара. Я пришел за тобой. И никому больше не отдам.
Его слова колокольным звоном звучали у меня в голове, даже зажмурилась, пытаясь приглушить этот нестерпимый звук. Я так долго, так бесконечно долго ждала этих слов. Спасения в них! Что успела разувериться и потерять надежду когда-нибудь услышать. И вот так неожиданно услышала. Даже не сразу поняла, что мотаю головой, не веря своим ушам, скулю от безысходности, ведь у меня явно галлюцинации. Наверное, я просто умерла или умираю и все это мне видится. Сказка, это очередная сказка, просто фантазия, которую нарушил вдруг раздавшийся незнакомый голос:
