На самом деле все обстояло по-другому. Но можно не сомневаться, что, находясь в руках запорожцев, Мазепа пережил одни из самых страшных и унизительных минут своей жизни. Навсегда он сохранит скрытую ненависть и отвращение к Запорожью. Конечно, Сирко не ожидал, что за его пленника начнется настоящая политическая борьба. 3 августа Иван Самойлович (гетман «обоих берегов» Украины) сообщил царю, что Сирко и запорожцы с целью заслужить царскую милость поймали дорошенковского посла Мазепу и освободили пленных левобережных казаков. Сирко прислал Самойловичу найденные у Мазепы письма, но гетман этим не удовлетворился и начал требовать выдачи самого посланца[48]. Последовал и царский указ кошевому, чтобы тот прислал Мазепу[49]. Но Сирко отказывался. Трудно однозначно сказать, что удерживало знаменитого атамана, на собственном опыте знавшего, что такое русская Сибирь. То ли сказывалась запорожская традиция «не выдавать», то ли он не хотел окончательно ссориться с Дорошенко, отсылая его ближайшего помощника на расправу. Сам Мазепа, по-прежнему находясь в плену у запорожцев, вероятно, и не догадывался, на каком уровне самые влиятельные политики боролись за голову его — еще почти никому не известного казака.
Помимо Самойловича в сражение за Мазепу вступил Григорий Григорьевич Ромодановский — знаменитый русский воевода и полководец. Ромодановский прославился своими действиями в Украине еще с 50-х годов XVII века. Воевал с Выговским, Богуном, Юрием Хмельницким, неоднократно не без помощи своей армии возвращал Украину к присяге царю. Отличался жесткостью, если не жестокостью, безусловным военным талантом и отличным знанием местной ситуации. Между прочим, сын его учился в Киево-Могилянской академии. Ромодановский лично написал Сирко, требуя выдать Мазепу. Получив отказ, он, не колеблясь, послал в Харьков и арестовал жену Сирко. Зятя атамана велел доставить к себе и сделал соответствующее внушение. После этого зятя отправили к Сирко с устным сообщением. Кошевой атаман сдался и прислал Мазепу в Черкассы, где находились гетман и Ромодановский[50]. В своем сопроводительном письме к Самойловичу Сирко любезно писал, что «по желанию твоему» посылает Мазепу «для словесного разговора о намерении Дорошенко».
Самое удивительное заключалось в том тайном письмеце, которое знаменитый атаман направил гетману: «…зело и покорно велможности твоей прошение свое приносим о Иване Мазепе… твоя милость, яко отец милосердый, покажи милость свою, чтоб он в неволе не был…» Свою просьбу Сирко объяснял тем, что скажут — «войско дарили его (Мазепу. — Т. Я.) здоровьем и волею», а «Серко засылает в неволю». Письмо заключалось следующими словами: «И повторе велможности твоей, добродея своего, прошу о том человеке»[51]. Могу с уверенностью сказать, что никогда, ни до этого, ни после, Сирко так ни за кого не просил.
Можно предположить, что Мазепа ехал с тяжелым сердцем. Из огня да в полымя. От своевольных запорожцев — во вражеский стан Самойловича, ненавидевшего Дорошенко и все, что с тем было связано. Вот тут-то и следует вспомнить об одном из самых ярких талантов Мазепы. Орлик писал про него: «Никто не мог лучше обойти человека, привлечь его к себе. Не достигнув с первого раза своей цели, он не складывал оружие, не переставал обхаживать человека до тех пор, пока не делал своим». Самойлович стал одним из первых, кто пал перед «чарами» Мазепы (замечу, таких будет много, не исключая самого Петра Первого). Уже через несколько дней после официального допроса в Черкассах гетман писал к «пойманному дорошенкову казаку» (официальное выражение из русских документов того периода): «Мой ласкавый господине Мазепо! Как я говорил вашей милости и дал слово, что при имуществе своем и при здоровье со всем домом своим пребывати будешь, то и повторяю»[52].
Как мы видели выше, русские без колебания применяли пытки к дорошенковским старшинам. Правда, после Переяславского соглашения они стремились привлечь правобережных казаков на свою сторону, а Мазепа, несмотря на свой низкий официальный статус, был человеком непростым. Но недооценивать удивительные способности самого Мазепы, сумевшего крайне неблагоприятные обстоятельства обратить в свою сторону, тоже не приходится.
У грозного Ромодановского тоже, видимо, осталось благоприятное впечатление о первых разговорах с Мазепой[53]. В своем письме к царю он именовал его «Иваном Мазепой», не «Ивашкой», как обычно русские писали об «изменниках», и передавал полученные от него сведения про Дорошенко. В частности, Мазепа рассказал Ромодановскому, что Ян Собеский хочет заключить мирное соглашение с турецким султаном. Это известие должно было стать неприятной неожиданностью для Москвы. Оно поднимало значимость показаний Мазепы. Надо отдать ему должное: ни тогда в Черкассах, ни позже в Москве Мазепа не сказал ничего вредного для Дорошенко — кроме того, что и так было известно из найденных при нем писем, и, наоборот, всячески его выгораживал.
Убедившись, что гетманский посол имеет важные сведения, Ромодановский принимает решение послать его к царю — с русским офицером, неженским писарем и «провожатыми». Вот уж точно как в сказке: «…и пленник, и не пленник»… События развивались быстро: 16 июля Сирко послал Мазепу в Черкассы, а 25 июля он был уже отправлен в Москву. Отпуская его, Самойлович был настольно заботлив, что в своем письме давал всяческие наставления, как лучше себя держать в российской столице. В частности, советовал рассказать «что ни есть о замыслах Дорошенковых, о договорах Собеского с Турком, о хане, о Сирке… и малого не утаив дела». И даже наставлял, чтобы Мазепа в дороге изложил все эти сведения «статьями», чтобы сподручнее было давать отчет в Малороссийском приказе «или где будет надобно». И в заключение: «…подай Бог вам счастливой путь и скорый к нам возврат. Чего желая, Богу вас предаю»[54]. Один факт обращения «на вы» к пленнику чего стоит!
Но даже этим гетман не ограничился. Он пишет царю сопроводительное письмо, в котором просит Мазепе «во всем дати веру», а затем почти дословно повторяет мольбы Сирко о скорейшем его отпуске, чтобы войско не попрекало, «будто мы людей вашему царскому величеству и нам склонных посылаем на заточение…»[55].
Мазепа к тому времени давал показания в Москве. Повторив уже сказанное в Черкассах, он не преминул насолить запорожцам и их атаману. Он объяснял решение Дорошенко не признавать Переяславское соглашение тем, что посланцы Сирко отговорили гетмана отсылать булаву — «и чтоб им запорожцам соединиться с ним Дорошенком заодно так, как было при бывшем гетмане Хмельницком, также и с ханом Крымским»[56]. Таким образом, Мазепа в Москве не только защищал своего гетмана, но и сеял недоверие к Сирко. С не меньшим удовольствием раскрывал он и планы поляков. «Сверх словесного приказу, служа великому государю», он поведал о стремлении Собеского, договорившись с Турцией, ударить на Московское государство.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
