и Эрик. «Ты готовишь на полу?» – удивляется Джелли. «А вы думаете, у нас здесь есть кухня?» – отвечаю я. Когда мы вылавливаем спагетти вилками, Присцилла и Лкетинга совершенно сбиты с толку. Присцилла даже приводит свою соседку. Та тоже смотрит на белые спагетти, потом на кастрюлю с красным соусом и, указывая на макароны, спрашивает: «Черви?» И корчит гримасу. Теперь мы можем вдоволь посмеяться. Эти трое думают, что мы питаемся червями с кровью, и не прикасаются к блюду. Я даже где-то их понимаю, так как чем дольше смотрю в миску, тем больше теряю аппетит при мысли о крови и червях.
Во время мытья посуды я сталкиваюсь с рядом проблем. Нет ни жидкости для мытья посуды, ни губки, ни щетки. Присцилла решает эту задачу просто – скребет посуду ногтями. Мой брат резонно заявляет: «Сестренка, надеюсь, я не буду видеть тебя слишком часто за мытьем посуды. В любом случае, пилочка для твоих красивых длинных ногтей точно больше не понадобится». В чем-то он прав.
У них еще два дня отпуска, после чего я останусь наедине с Лкетингой. Вечером перед их отъездом в отеле устраивают еще одну танцевальную программу в стиле масаи. В отличие от меня, Джелли и Эрик никогда еще этого не видели. К нам присоединяется Лкетинга, и мы втроем с нетерпением ждем начала. Масаи собираются перед отелем и оставляют там копья, украшения, расшитые бисером пояса и ткани для продажи.
Около двадцати пяти воинов выходят и начинают петь. Я чувствую связь с этими людьми и так горжусь этим народом, будто они мои братья. Как изящно они двигаются, какую ауру излучают! Слезы наворачиваются на глаза от неведомого ранее чувства принадлежности к ним. Мне кажется, я обрела семью, свой народ. Обескураженная таким количеством дико разрисованных и разукрашенных масаи, Джелли шепчет мне: «Коринна, ты уверена, что это твое будущее?» – «Да». Это все, что я могу сказать.
Шоу заканчивается около полуночи, масаи уходят. Появляется Лкетинга и с гордостью показывает деньги, вырученные от продажи украшений. Нам это кажется пустяком, а для него это достаточная сумма, чтобы спокойно прожить несколько дней. Мы тепло прощаемся, так как больше не увидим Эрика и Джелли, ведь они покидают отель рано утром. Брат вынужден пообещать Лкетинге вернуться, потому что мой воин сказал: «Теперь вы мои друзья!» Джелли крепко меня обнимает и, плача, говорит, что я должна позаботиться о себе, хорошенько все обдумать и через десять дней появиться в Швейцарии. Видимо, она мне не очень-то доверяет.
Мы отправляемся домой. На безлунном небе мириады звезд. Но Лкетинга прекрасно ориентируется. Мне приходится держать его за руку, чтобы не потеряться. Деревня встречает нас темнотой и собачьим лаем. Лкетинга издает короткие резкие звуки, и дворняга убегает. В маленьком домике я нашариваю фонарик. Затем начинаю искать спички, чтобы зажечь керосиновую лампу. На мгновение задумываюсь, как все просто в Швейцарии. Уличные фонари, электролампы, и все работает как бы само по себе. Я устала, хочу спать. Лкетинга же, придя домой, чувствует голод и говорит, что я еще должна приготовить ему чай. Раньше это делала Присцилла! Несмотря на полумрак, мне нужно сначала заправить спиртовку. Глядя на заварку, спрашиваю: «Сколько?» Лкетинга смеется и высыпает треть пачки в кипяток. Потом добавляет сахар. Но не две-три ложки, а полную чашку. Я поражена и думаю, что этот чай нельзя теперь пить. И все же он почти такой же вкусный, как у Присциллы. Теперь я понимаю, что чай может заменить еду.
Следующий день я провожу с Присциллой. Мы хотим заняться стиркой, а Лкетинга решает поехать на северное побережье, чтобы узнать, в каких отелях проходят танцевальные представления. Он даже не спрашивает, хочу ли я поехать с ним.
Мы с Присциллой идем к колодцу – мне предстоит дотащить до хижины двадцатилитровую бутыль воды, что оказывается не так просто. Чтобы наполнить ее, нужно опустить трехлитровое ведро в пятиметровый колодец, затем вытащить. Далее следует зачерпывать воду консервной банкой и наливать в узкое отверстие канистры, пока та не наполнится. Ни одна капля драгоценной жидкости не должна быть потеряна.
Когда моя канистра наполнена, я пытаюсь отбуксировать ее на 200 метров в сторону хижины. Я всегда считала себя достаточно крепкой, но тут выясняется, что мне это не по силам. Присцилла, наоборот, в два-три приема закидывает канистру на голову и легкой походкой идет к хижине. На полпути она встречает меня, подхватывает мою канистру и так же легко несет домой. У меня уже болят пальцы. Стирка в холодной воде со швейцарской тщательностью вскоре дает о себе знать: костяшки пальцев стерты. Ногтям конец. Когда у меня начинает болеть спина, я сдаюсь. Присцилла доделывает работу за меня.
Уже вторая половина дня, а мы еще ничего не ели. Да и что есть? Запасов мы не держим, иначе дом станет пристанищем жуков и мышей. Приходится каждый день закупаться в магазине. Несмотря на сильную жару, мы отправляемся в путь. Это полчаса ходьбы, если только Присцилла не будет останавливаться поболтать с каждым встречным. Здесь принято всем говорить: «Jambo!»[3], а затем рассказывать о житье-бытье.
Наконец мы на месте. Покупаем рис, мясо, помидоры, молоко и даже мягкий хлеб. Теперь нужно проделать долгий обратный путь и приготовить еду. К вечеру Лкетинга так и не объявляется. Когда я спрашиваю Присциллу, знает ли она, когда он вернется, она смеется и говорит: «Я не могу спросить об этом у масаи!» Измученная непривычной работой на жаре, я прилегла в прохладной маленькой хижине. Присцилла не спеша начинает готовить. Наверное, я так устала, потому что ничего не ела весь день.
Я скучаю по своему масаи, без него мир интересен лишь наполовину. Наконец незадолго до наступления темноты он грациозно подходит к хижине, и я слышу уже знакомое: «Привет, как дела?» Отвечаю с ноткой обиды: «Не особенно!» Он удивлен: «Почему?» У него такое лицо, что я решаю не начинать разговор о его долгом отсутствии – это приведет только к непониманию и возможным недоразумениям, учитывая наш уровень английского. «Живот болит!» – говорю я. Он улыбается: «Может, это малыш?» Смеясь, отвечаю, что нет. Вряд ли масаи знает о существовании противозачаточных таблеток.
Бюрократические препоны
Мы ищем отель, где, как говорят, остановился масаи со своей белой женой. Не могу себе этого представить, но мне было бы очень любопытно кое о чем расспросить эту женщину. Но когда мы встречаемся с ними, я разочаровываюсь. Этот масаи выглядит как обыкновенный чернокожий мужчина, без украшений и традиционной одежды, в дорогом, сшитом на заказ костюме. Он на
