– Потому что, господин генерал, для этого нужны войска, вы их мне предоставить не можете, а потом – время не то!
Асакуса с сожалением покачал головой и снова склонился над бумагами.
– А что в городе? Что Сорокин? Он все объекты взял под наблюдение? Кстати, я забираю его к себе, со всей его бригадой!
– Вот, генерал, а вы спрашиваете, почему я злюсь! А я с чем останусь?
– Какое сегодня число? – спросил Асакуса, поднимая голову.
– У вас же календарь на столе – понедельник, 6 августа!
– Завтра 7-е, пусть он придёт ко мне, – Асакуса посмотрел на часы, – не позже 10:00, если будет трезвый!
– После вашего воздействия на него и экскурсии в 731-й отряд моя агентура ни разу не видела его пьяным.
– Это хорошо, значит, мы не зря семь лет назад с вами об этом договорились, помните?
После ухода Номуры Асакуса набрал дежурного.
– За капитаном Коити отправлена машина?
– Да, господин генерал!
– Вызовите ко мне Зыкова.
Асакуса подошёл к окну. Из его кабинета открывался вид на соседний красивый особняк, но он смотрел и не видел его.
«У нас под ружьём больше семисот тысяч… укреплённые районы построены по всей границе…» Он оторвался от окна и пошёл к карте, которую вот уже две или три недели не задёргивал шторкой.
География Северной Маньчжурии, её границы по Амуру и Уссури были так хорошо приспособлены для нападения, – нанести мощные бомбовые удары, и нет связи между Владивостоком и Хабаровском, между Хабаровском и Благовещенском. А западнее практически ровный, безлесный марш-марш от станции Маньчжурия до самой Читы. Как же он хорошо знал и помнил эти места…
– Разрешите! – прервал его мысль постучавшийся Зыков.
– Да! – Асакуса оглянулся. – Заходите!
Постаревший Зыков просеменил к столу и остановился.
«Пригласить его сесть или пусть постоит?»
– Садитесь!
Асакуса вернулся в своё кресло.
– Что у Эдгара Семёновича?
– Сидит, ваше высокопревосходительство, с какими-то бумагами, мы не вникаем!
– Правильно делаете, что не вникаете! Возьмите дежурную машину и перевезите его на Гиринскую, я там буду, – он посмотрел на часы, – минут через сорок, через час!
– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство!
– Идите!
Зыков повернулся к двери, а Асакуса вернулся к карте.
– С-с-суки! – сказал он, вглядываясь в то, как близко Транссибирская железная дорога на севере подходит к Амуру, а на востоке – к Уссури.
– Что? – спросил Зыков, он ещё не успел дойти до двери.
– Идите, Зыков, идите! Это я не вам!
– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! А то мне показалось…
– Да идите же!
Зыков ушёл, капитан Коити ещё не прибыл, и Асакуса, не отходя, стоял возле планшета. Он давно пытался додумать одну мысль, она прочно засела в его голове, но вместо этой мысли в голову настойчиво стучалось русское ругательство: «С-с-суки!»
«Почему они завязали войну с Америкой? Ведь вот – плацдарм! И как были правы авторы плана «бцу» ещё в двадцать восьмом! И какая умница был этот майор Канда Масатанэ! Конечно, здесь надо было начинать! Здесь! Вошли в Маньчжурию, обеспечили тыл, вычистили коммунистических китайцев, замирились на время с крестьянами и ударили… – Он смотрел на карту. Он водил по ней карандашом и, встав на цыпочки, забыв про больную ногу, старался как можно ближе разглядеть обозначения. – Владивосток – блокировать одной половиной флота! Другой – устье Амура. Из Татарского пролива разбомбить Комсомольск-на-Амуре. Базы бункеровок, – вот они, на Карафуто несколько десятков миль, прямо за кормой! От границы до Уссури и железной дороги – десяток километров… всего… Хабаровск разбомбить, Благовещенск уничтожить артиллерией, перерезать железную дорогу в Облучье… и марш-марш по степи на Читу! Водвориться здесь, взять уголь, руду, восстановить в Комсомольске авиационный завод и этот – по подводным лодкам!!! Да нам в Азии после этого кто бы посмел слово сказать? А потом уже можно было бы браться за Америку. А мы увязли, сначала в китайском муравейнике, а их надо просто выжигать огнем, этих китайцев… заселить Маньчжурию нашими колонистами, и был бы прекрасный тыл… А американцы взяли и утопили весь наш флот. Чикишо!»
Асакуса оторвался от карты: русское «с-с-суки!» было сильнее, чем японское – «чикишо». Командование императорского военно-морского флота не было «скотами», он их многих знал лично, а были именно «с-с-суками!», это ведь они доказали императору, что сначала надо победить Америку и стать хозяевами на Тихом океане. Базироваться надо на земле, пусть Япония окружена морями, но японцы, как и все люди, живут на земле, на тверди, а не на зыби! Как же они не могли этого понять, когда оспорили план своих сухопутных коллег и настояли у императора на варианте Пёрл-Харбора. Это была стратегическая ошибка! Скотычикишо те, кто лямку тянут и землю пашут, а эти именно…
– С-с-суки! В своих красивых чёрных мундирах… – сказал он в голос.
– Виноват! – вдруг послышалось от двери.
Глядя на город, Кэндзи ехал из гостиницы в миссию, смотрел на мелькавшие дома, перекрёстки, церкви, на деревья, которые за прошедшие семь лет подросли, и ощущал, что он будто бы вернулся домой.
«Харбин! – думал он. – Сколько же тут всего со мною случилось!»
По обоим тротуарам шли люди, много людей. Он ехал и всматривался в лица. Ему казалось, что кого-то он узнал или узнавал, всё мелькало и было таким знакомым. Ему казалось, что вот сейчас он увидит Соню, или Анну Ксаверьевну, или Александра Петровича, или своих студентов, или коллег из миссии, а может быть, мелькнёт старый Тельнов, если он ещё жив. Но люди шли – незнакомые, а с другой стороны, такие знакомые; они почти не изменились, только Кэндзи стало казаться, что лица большинства из них оттеняла тревога, а в движениях появилась суетливость и какое-то подрагивание, нервное, так дрожат руки, когда человек очень волнуется…
Ему захотелось отвлечься, и он подумал, как удачно он встретился с Сашиком. Правда, это немного нарушило его тайные и романтические ожидания от приезда, встреча была слишком неожиданной и случайной, похожей на сюрприз, которого не ждали. Соню он, конечно, не встретит, она давно переехала в Шанхай, и он только получал о ней случайные сведения… Может быть, кого-то ещё… но все остальные были бы уже чужие!
Он не мог предполагать, что его первая стажировка в войсках продлится так долго, – он ехал всего на год и сравнительно недалеко. Хотя на самом деле она и оказалась недолгой, его ранило через несколько дней… Долгим было лечение в госпитале и отдых дома… Когда после взрыва он очнулся, то не мог понять, почему все кругом белое и ничего не чешется и не зудит на запястьях и на лице. В его памяти ещё была густая мокрая темень и неожиданно открывшийся горизонт с мерцающим стальным озером и нежными рассветными лучами. Потом он вспомнил Коскэ и тогда понял, что он в госпитале, а навалившийся на него советский пограничник его ранил, или его ранил осколок снаряда, взорвавшегося совсем близко. Потом врачи сказали ему, что у него две раны, одна от осколка, а другая – от ножа. Значит, его ранили два раза, и снаряд и пограничник, а Коскэ убили.
Когда закончился курс лечения и он год отдыхал дома, в разведуправлении штаба Квантунской армии ему была назначена награда, повышение в чине и предложена работа в аналитическом отделе. Его ранения были настолько серьёзны, что врачи решили, что он может, если захочет, остаться в армии, но уже на нестроевой должности.
И никто из начальства русского отдела Разведывательного управления штаба Квантунской армии не сказал ему о цели его возвращения в Харбин.
На Больничной улице машина резко повернула влево и уперлась в ворота, водитель посигналил, и ворота открылись.
Кэндзи прошёл мимо дежурного, поднялся по лестнице, которая не изменилась, и его ладони вспомнили изумительную гладкость поручней; он поздоровался с мраморной Наядой, которая продолжала стоять в нише и разведёнными кистями рук приглашала следовать по одной из ведущих наверх лестниц. Дверь в кабинет Асакусы неожиданно оказалась приоткрытой, он коснулся её и увидел… нет, услышал, по-русски:
– С-с-суки!
Это было неожиданно. В дверную щель была видна фигура генерала, тот стоял левым боком и смотрел в пространство между книжными стеллажами туда, где всегда висела карта Маньчжурии.
– Прошу прощения? – по-русски сказал Кэндзи.
Асакуса резко повернулся со злым лицом, увидел его, выражение мгновенно изменилось, и он уже был готов улыбнуться – Кэндзи так показалось, – но сдержался, и лицо привычно окаменело.
– Прошу извинить, господин капитан, я думал, что это Зыков ещё не ушёл. Заходите!
За шесть лет, пока Кэндзи служил в Мукдене, Асакуса почти каждый год два-три раза приезжал в штаб Квантунской армии, но они виделись мельком. Когда он увидел Коити после его излечения и поздравил с возвращением в строй и новым назначением, тот стал ждать, что он пригласит его в харбинскую миссию…
