блин, застряли».
Почему бросает руль в луже, а не до нее, я не знаю.
Я бы поступил иначе.
Но мне четыре года.
Я молчу.
Сашка улыбается во все свои зубы. Пока еще белые.
«Пойдем гравий от железнодорожных путей принесем. Вытянет».
Идут с братом.
Бабушка и мама собирают ветки под колеса.
Я собираю ромашки.
Папа сидит в машине.
Ругается. На себя.
Все в сборе. Щебень есть, ветки есть.
Все толкают машину.
Полчаса.
Ничего.
Жигуль на месте.
Сашка весь в грязи из-под колес.
Смеется.
Потом заглядывает в машину.
Папы там сейчас нет.
Он ходит вокруг и объясняет, какие ветки лучше собирать.
Сашка начинает смеяться уже во весь голос.
«Дядь Юр! У вас машина на ручнике…»
Подъезжаем к городу.
Мы счастливы.
Мы семья.
И ручной тормоз здесь не помеха…
«Сижу и пью коньяк!..»
Сижу и пью коньяк!
На лавочке.
Во дворике больницы.
Здесь я уже четвертый раз за год.
Прошел все процедуры, а живот болит.
Круглые сутки.
Круглые сутки болит.
Даже ночью.
Накануне вечером гулял по этому дворику.
Смотрел на фонари.
На свет.
Желтый.
Он убегал. Пропадал.
Было пусто.
И немного себя жаль.
Скорее всего, уже не выпутаюсь.
Похудел на двадцать килограммов.
Врачи отводят глаза.
Ничего не говорят.
Ничего страшного. Ничего хорошего.
Просто отводят глаза.
А фонари как тюльпаны. Которые завяли.
И их уносит ветер.
По серой дороге.
Тюльпаны. Желтые.
Купил коньяк.
Подошел Костя.
Мой друг.
Он попал сюда случайно.
У него через месяц свадьба.
Пьем вместе.
Это его любимый.
Костя вообще только коньяк пьет.
У него гипс.
На ноге.
Он моложе меня на десять лет.
Я его очень люблю.
Был моим студентом.
Теперь работаем вместе.
Купили квартиры новые.
В одном доме.
Ногу Костя сломал в пьяной драке.
С бывшим ухажером невесты.
Оступился и сломал ногу.
Синяки на лице прошли давно.
«До свадьбы заживет. Да и недолго осталось».
Смеемся.
«Когда тебя выписывают?»
«Завтра. Гипс снимут, и домой. Юлька заждалась».
«А у меня через неделю самолет в Германию. На обследование».
«К свадьбе вернешься?»
«А у меня есть выбор? Ты ж меня не простишь!»
Допиваем бутылку и расходимся.
Больше я Костю не видел.
И свадьбы не было.
Через десять дней он умер.
Тромб.
Серый асфальт и желтые тюльпаны-фонари.
И ветер, который их уносит…
«Димка!»…
«Димка!»
Так меня зовут.
Почему?
Такое имя родители выбрали.
Назвали за полгода до рождения.
Вот я все время и Димка.
Могли назвать Мишкой.
Или Арсением.
Но назвали Димкой.
А в свидетельство написали: «Вадим».
К чему это я?
Да просто так.
Вспомнил.
Что можно представлять, когда вспоминаешь море?
Черное море.
Крым. Евпатория.
Волны?
Чаек?
Можно.
Но я не представляю.
Я вспоминаю ладонь мамы и макароны.
Странные воспоминания?
Ну, какие есть. Так скажу.
Только они и вспоминаются.
Всю жизнь.
Мамина ладонь.
С полосками вен на тыльной стороне.
Руки очень ловкие.
Мама играет в камушки.
А я смотрю завороженно.
Что за игра, спросите вы.
А я не помню.
Надо брать камни и подбрасывать.
А потом ловить как можно больше тыльной стороной ладони.
Правил не помню.
А мамину ладонь с камушками помню.
Точно уже не забуду.
Со своими дочками так не играю.
Почему?
И тут я не знаю.
Может, правил не помню.
А может быть, просто не хочу.
Это же мои воспоминания.
А у девчонок должны быть свои.
А еще макароны.
Не паста.
Хотя паста, конечно.
Но мы еще не знали такого слова.
Все было «макароны».
Переваренные.
В столовке на пляже.
Жара.
Я еле стою в очереди.
Очень устал.
Однако держусь.
«Димка, ты что будешь есть?»
Отец смеется.
Ответ он знает.
Папа вообще редко смеется.
Но когда уж начинает, то глаза просто волшебные становятся.
Родные-преродные.
«Макароны».
Это я отвечаю.
И что?
Я еще шуток не понимаю.
А макароны люблю.
«С тушенкой».
«Димка! В столовой есть только по-флотски. Там нет тушенки».
«Ну, тогда морские».
Через несколько минут мама приносит поднос.
Я уже зеваю.
Жара.
Вилку беру сам.
Начинаю есть.
Так, с вилкой в руках, и засыпаю…
У меня воспоминания о море такие.
А у девчонок моих свои.
Но может быть, там будут и мои руки?
«Двор между двумя панельными пятиэтажками…»
Двор между двумя панельными пятиэтажками.
Песочница для малышей.
С деревянными бортиками.
Красного цвета.
Качели.
Зеленые.
Очень много травы.
Тропинок, по которым всегда бегут взрослые.
По траве ходим мы и наши бабушки.
Нормальный дворик военного городка.
Таких тысячи.
Мальчишки играют.
Смех.
Среди них играю я.
Мне шесть лет.
Я весь мокрый от пота.
Я улыбаюсь.
Уворачиваюсь от комьев земли.
Я спотыкаюсь.
Падаю.
Встаю.
Камень ударяет в висок.
В земляном комке кусочек кирпича.
Все лицо в крови.
В одну минуту.
Я не плачу.
Я пытаюсь не испугаться.
Бегу к подъезду.
Поднимаюсь по лестнице.
Мне на третий этаж.
На втором мне становится страшно.
Я смотрю на майку.
Она стала красной.
Почти вся.
Помочь мне может мама.
Она дома.
Я знаю точно.
Мама и бабушка делают пельмени.
Почему она не выходит навстречу?
Мне очень страшно.
Кровь заливает глаза.
Я сажусь на ступеньки.
Рядом садится капелька.
Красная.
Сверху слышны шаги.
Мама бежит по лестнице.
Теперь все будет в порядке.
Я начинаю рыдать.
«Своего огорода у нас нет…»
Своего огорода у нас нет.
Зато есть гараж с погребом.
А там картошка.
«Юра! Сходи за картошкой в погреб! И захвати банку огурцов!»
Юра – это отец.
А просьба от матери.
Я просто обожаю эту фразу.
Ну так мне тепло от нее становится.
Прям очень.
Значит, будет вечером жареная картошка. С солеными огурцами.
И этот запах жареного лука.
Ничего нет его уютнее.
Конечно, я преувеличиваю.
Но когда мама кричит отцу о погребе, я так и думаю.
Запах жареной картошки и лука, самый уютный на свете.
Картошку мы собрали.
С небольшими приключениями.
Но все прошло благополучно.
День очень солнечный.
Очень теплый для осени.
Каждую осень
