— Я, Шербера, связываю тебя.
— Я, Олдин, связываю тебя этой клятвой.
— Я, Шербера, связываю тебя.
— Я, Прэйир, связываю тебя этой клятвой.
— Я, Шербера, связываю тебя.
— Я, Номариам, связываю тебя этой клятвой.
— Я, Шербера, связываю тебя.
— Ваши сердца умрут.
— Но магия будет жить вечно.
Глава 4
Фрейле убрал руку с головы акрай, и она поднялась с колен. Отвела с лица темно-рыжие, как умирающая луна Шеле, волосы, и уставилась на них своими странными глазами, так не похожими на глаза детей пустыни.
Это было первое, что Фир заметил, увидев ее впервые, два перехода назад, когда восходное войско встретилось на границе степных земель с отрядом, идущим от реки Оргосард. Глаза цвета Побережья, когда туда приходила пора Цветения. Зеленые, темные, словно стоячая вода болот, заросшая ряской, огромные и испуганные и одновременно полные дикого огня, который она так безуспешно пыталась погасить.
Фир сидел у костра с остальными воинами, обсуждая последний бой и потери, которые в тот раз были поистине огромными из-за засады, устроенной зеленокожими тварями у самой кромки гор, когда увидел, как она проходит мимо. Девушка в грязной от пыли одежде с грязным лицом… и глаза ее горели, оглядывая лагерь, куда ее вели спутники, пятеро рослых мужчин с суровыми лицами.
— Пошевеливайся, акрай, — сказал один из них, подтолкнув ее в спину.
Фир не ошибся. Это не могла быть подруга или жена. Слишком близко к себе держали ее те пятеро коренастых воинов, слишком властно разговаривали с ней, не утруждая себя обращением по имени.
— Поставим палатку и придешь ко мне, — сказал тот, кто потом, вечером, когда выйдет на первый караул и заменит Фира, назовет себя Сайамом. — И не смей задерживаться, акрай. Ты знаешь, что будет.
— Знаю, господин, — еле слышно сказала она, покорно опустив голову.
Новоприбывшие воины привели с собой десяток акраяр — каждая со спутниками, каждая уставшая и грязная от долгого перехода и погони, от которой им пришлось спасаться. Но другие спутники вели себя с акраяр иначе, и Фир их почти не запомнил. Та, что покорно опустила голову не от страха, а чтобы скрыть огонь в глазах, осталась в его памяти.
Уже после вечерней трапезы, возвращаясь из палатки кашевара, он снова ее увидел. Акрай смыла с себя грязь и переоделась, и теперь Фиру стало видно, что она совсем молода, не старше восемнадцати-девятнадцати Жизней. Она сменила платье на то, что открывало ее руки и шею — в нем было не так жарко под палящим пустынным солнцем, и подошла к краю скалы, на которой расположился их лагерь, встав лицом прямо к закату. Лучи солнца касались ее волос и словно растекались по ним жидким огнем, и издалека могло показаться, что акрай объята пламенем.
Фир увидел, как она протянула к солнцу руки с тонкими пальцами, как-то странно искривленными… и вспышка ярости, когда он понял, что эти пальцы уже были несколько раз сломаны, удивила его, настолько сильной она была.
Кто это сделал? Зачем кому-то делать такое? Зеленокожие не пытали пленных, они сразу убивали, жестоко, но убивали, ибо не в их природе было наслаждаться мучениями. Что же касается темволд — они морили пленных голодом, не давали воды, доводили до изнеможения — но не наносили увечий.
Акрай обернулась, скользнув по нему невидящим взглядом, и через мгновение из палатки в нескольких шагах от нее раздался вопль.
— Я послал тебя за водой! Болотное отродье!
Воин, выскочивший из палатки, был едва ли не больше Прэйира, а с Прэйиром в их войске не мог сравниться никто. Огромная борода, огромные кулаки, красное от жары и злости лицо с налитыми кровью глазами — и он подступил к акрай так близко, что слюна, вылетающая из его рта, брызгала ей на лицо.
— Ты не принесла воду?
Он не стал слушать — размахнулся и ударил ее по улицу открытой ладонью. Акрай упала на колени, едва успев выставить вперед руку, и в глазах у Фира потемнело, когда он увидел, как славный воин наклоняется, чтобы схватить ее за шею.
Еще никогда при нем не били акрай просто так, без малейшего повода и провинности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В их войске были те, кто не считал акрай чем-то стоящим внимания, но каждый знал цену их магии и связи, которую акрай и воин делят с момента, как сказано первое слово клятвы и до момента, как кто-то: акрай или ее спутник — в последний раз закроет глаза. Он сделал шаг вперед, выхватывая из-за пояса афатр, когда неожиданно какая-то маленькая и хрупкая женщина с испуганными темными глазами кинулась ему на грудь, едва не налетев на лезвие меча.
— Карос каросе! — Конечно же, она узнала его. — Карос каросе, я прошу тебя, не навлекай на себя беду! Остановись! Послушай меня!
Фир поймал свое боевое безумие буквально за мгновение до того, как оно им овладело. Эта женщина была лишена разума, раз встала между двумя воинами, один из которых был готов убить другого. Но она, похоже, была готова на все, чтобы его остановить. И он ухватил ее маленькие запястья одной своей рукой и отстранил от себя, чувствуя внутри новую вспышку темноты, когда в паре десятков шагов от них раздался вскрик боли, за которым последовали ругательства и звук нового удара, и позволил акрай сказать то, за чем она пришла.
— Говори же, акрай, пока я не потерял терпение.
— Они изобьют и изнасилуют ее, если ты вступишься, — сказала она, глядя ему в глаза так бесстрашно, хотя лицо ее было белее полотна. — Ты не первый. Из-за нее они уже убивали, не делай хуже, прошу тебя, не делай.
— Вернись в палатку, акрай, и поговорим! — раздался новый рык.
Фир поднял голову, заметив на песке у края скалы съежившуюся от боли фигурку — и волосы по-прежнему текли по ее спине, словно объятые огнем, и ярость вспыхнула в нем и…
— Нет! — Женщина обхватила его лицо ладонями — дерзость, которую он не позволял даже тем, с кем делил постель, но которую простил ей сейчас, понимая, что она не совсем понимает, что делает. В ней буквально бурлила магия, и Фир неожиданно понял, что и она зла — так зла, что злость пересиливает в ней страх перед его боевой яростью, которая может убить ее в мгновение ока. — Карос каросе, не смотри туда, я прошу тебя! Он накажет Шерберу, если поймет, что ты готов вступиться — только чтобы показать, что она принадлежит им. Ты нападешь первым. Ты знаешь, что бывает с теми, кто нападает на спутников акрай. Сама Инифри встанет на их сторону, и ты умрешь, потому что никто не рискнет разорвать их связь.
— Я слышу тебя, женщина, — сказал Фир, загоняя тьму внутрь гигантским усилием воли, хотя рука все еще слишком крепко сжимала афатр. — А теперь убери руки от моего лица. Я не твой спутник.
Она отступила. Фир снова посмотрел в сторону палатки, и рыжеволосая акрай — Шербера, теперь он знал ее имя — уже поднялась на ноги и вытирала окровавленное лицо рукой. Она охнула и схватилась за грудь, попыталась выпрямиться, но через мгновение словно сдалась и опустила голову, съежилась, прижала руку к груди и так пошла к палатке.
— Ее зовут Шербера, и мы вместе росли в городе фрейле до войны, — заговорила акрай, и Фир снова отвел взгляд. — Это ее первые спутники, господин, и они владеют ей уже две Жизни. Инифри довольна их союзом, иначе она бы уже убила кого-то из них.
Она была права, она говорила одну правильную вещь за другой, но Фиру потребовалось еще немного времени, чтобы красная пелена, застившая мир вокруг, окончательно растаяла.
— Как твое имя, акрай? — Он чувствовал, что еще встретится с ней.
— Илбира, — сказала она. — Из прибрежных городов.
— Я — Фир, Илбира, — сказал он. — Из края Алманифри. Твоя подруга Шербера глупа или безрассудна? Что за акрай выберет себе в спутники мужчину, который будет обращаться с ней так, словно хочет ее убить?
— Я расскажу тебе, господин, для ее же и для твоего блага. Но не задавай вопросов, потому что ответов на них у меня нет.
— Говори же, — сказал он нетерпеливо.
И Илбира вздохнула и заговорила.
