Нет, нет. Я не нарушаю свои правила. Я не буду пытаться понять хулиганов.
Не сейчас.
Никогда.
Я извиваюсь рядом с ним, топаю ногами и стону от сдерживаемого разочарования.
– Тебе стоит остановиться, Отмороженная.
– Пошел. К черту, – ворчу я, собирая все свои силы, чтобы вырваться из его хватки.
– Продолжишь дергаться, и тебе придется позаботиться об этом. – Он толкается в меня бедрами. Что-то упирается в мягкость моего живота.
Мои глаза расширяются, и я замираю.
Он… твердый.
Его обычное скучающее выражение исчезло. Звезда, идеальный игрок тоже спрятался.
Вместо этого есть эта темная искра садизма.
Ему нравится моя борьба. Нет, к черту это. Ему нравится видеть меня беспомощной.
Засранец возбужден моей слабостью.
Он… конченый социопат?
– Ты болен. – Слова срываются с моих губ затравленным шепотом.
Он приподнимает плечо.
– Может быть.
Его пальцы проникают в мой лифчик и обводят сосок. Я думала, что это было мучительно из-за трения ткани, но прикосновение его кожи к моей – это полный ад.
Я могу чувствовать пульсацию его нервов, – или моих, – и это делает меня сверхчувствительной ко всему вокруг.
К сосновому аромату. Шороху в деревьях. Влажности в воздухе. И его явному удушающему присутствию.
Я закрываю веки, не желая испытывать это ощущение, которое ползет вверх по моему позвоночнику.
Его прикосновение причиняет дискомфорт, даже боль, но через меня проходит вспышка чего-то, что я не могу определить.
Никто никогда раньше не прикасался ко мне таким образом, и я ненавижу, что Эйден Кинг первым вторгается в мое тело.
– Я тебе нравлюсь? – спрашивает он небрежным, почти насмешливым тоном.
– Конечно нет. Ты с ума сошел?
– Тогда почему ты не дашь мне то, что я хочу? Потому что чем больше ты сопротивляешься, тем сложнее мне будет остановиться.
– Иди нахуй, Эйден. – Я смотрю ему прямо в глаза. – Я не позволю тебе сломать меня.
Это ложная бравада.
Я боюсь этого монстра. После того, что он сделал сегодня, я, честно говоря, не знаю, как далеко он способен зайти.
Однако после смерти моих родителей я поклялась никогда не извиняться за то, чего не делала.
Гребаный Эйден Кинг не заставит меня вернуться к тому беспомощному ребенку, которым я была.
– Не подкидывай мне новых идей. – Он вновь проводит подушечкой большого пальца по моему соску. – Я и без того переполнен фантазиями о тебе.
Переполнен фантазиями обо мне?
У Эйдена есть долбаные фантазии обо мне?
– Ты собираешься сказать мне, что тебя пугает, Отмороженная? – Это насмешка, его издевательский способ поставить меня на место.
– Меня ничто не пугает.
– Чушь собачья. У каждого есть что-то, что их пугает. – Его голос звучит задумчиво. – Что пугает тебя?
Я поднимаю подбородок.
– Я же сказала. Ничего.
– Ты ужасная лгунья, но я сыграю в эту игру. Если ты мне не скажешь, я узнаю сам.
Его пальцы оставляют мой сосок, но прежде чем я успеваю облегченно выдохнуть, он проводит рукой вниз по моему обнаженному животу.
Я с хрипом втягиваю воздух оттого, насколько нежные, почти успокаивающие, его прикосновения. Они полная противоположность дьявольскому взгляду в его непроницаемых глазах.
Его пальцы играют с поясом моей юбки.
– Ты девственница?
Мой желудок сжимается от чувств, за которыми я не могу уследить. Я отворачиваюсь от него и смотрю на дерево так пристально, будто хочу, чтобы оно вспыхнуло и положило конец этому кошмару.
Меня наполняет не благоразумие. Это даже не стыд.
Этот засранец на самом деле пугает меня, и я ненавижу себя за это. Я ненавижу мурашки, появляющиеся внизу моего живота.
Что, во имя ада, они должны означать? Он насилует меня, а я возбуждаюсь?
– Нет? – Его голос звучит почти неодобрительно. – Кому ты отдала ее? Учителю биологии? Какому-нибудь неудачнику из твоей предыдущей государственной школы?
Я снова встречаюсь с его демоническими глазами.
– Это не твое дело.
– Тебе было хорошо, когда он вошел в тебя? – продолжает он, словно не слышит, что я только что сказала. – Или это было больно? Уверен, ты была очень тугой, да? Он порвал тебя на одном дыхании или сделал это медленно? Бьюсь об заклад, этот жалкий ублюдок поклонялся тебе, как какой-нибудь богине, не так ли? Но ты не богиня, ты – Отмороженная. Должно быть, он не знал, что у тебя ледяное сердце, когда устраивал тебе прелюдию и старался быть мягче. У тебя текла кровь на его член или на простыни? Ты кончила или пришлось притворяться? Или, может быть…
– Заткнись! – Мое лицо горит от грубости его недвусмысленных слов.
У какого типа людей так много вопросов о том, как кто-то потерял свою девственность?
Хуже того. Почему выражение его лица темнеет с каждым вопросом, как будто он… злится?
Рука Эйдена проникает мне под юбку, и он раздвигает мои бедра.
Я кричу, мое сердце сжимается, превращаясь в черную дыру.
– Э-Эйден, что ты делаешь?
– В последний раз повторяю, я – Кинг. – Его лицо совершенно непроницаемо, за исключением легкой ухмылки. – Ты сказала, что подашь на меня в суд за сексуальное домогательство.
– Ч-что?..
– Это твой счастливый день. Я воплощаю заявление в реальность.
– Ты… ты же не серьезно? – мой голос срывается.
– Я когда-нибудь шутил с тобой, Отмороженная?
Я борюсь с ним, мое сердцебиение учащается с каждой секундой, и я не могу сдвинуться с места.
– Эйден! Хватит!
– Неправильное имя. – Он напевает, его палец теребит край моих трусов.
Чем больше его пальцы вторгаются во внутреннюю часть моих бедер, тем сильней сжимается мое горло. Чем сильней я пытаюсь сомкнуть ноги, тем больнее он раздвигает мои бедра.
Мои стены рушатся, и я чувствую, что проигрываю и разбиваюсь на куски из-за него.
Я набираю воздух в легкие и пытаюсь выровнять свой голос. Дядя Джексон всегда говорил мне, что лучший метод ведения переговоров – это быть уверенным. Даже если это фальшь. Если я покажу слабость, Эйден только бросится на это, как акула на кровь.
Мой лучший выбор – быть спокойной, как бы тяжело это ни было.
– Кинг! – выпаливаю я. – Теперь ты счастлив?
Он одобрительно улыбается.
– Не совсем, но ты учишься.
– И?
– Что «и»?
– Я назвала тебя по твоей дурацкой фамилии, чего еще ты ждешь? Что я тебе в ноги упаду, как короля поприветствую?
Он усмехается.
– Давай оставим это на другой день.
Как будто у нас когда-нибудь будет еще один день с этим ублюдком. Тем не менее я улыбаюсь.
– Отлично. А теперь отвали.
– Знаешь… – Он замолкает. – Ты действительно поступаешь глупо.
– Что?
– Когда твой противник бросается в атаку, ты должна держаться внизу, а не врезаться в него головой вперед. Ты единственная, кто пострадает.
Что бы, черт возьми, это ни значило.
– Я был готов отпустить тебя, но ты разозлила меня, поэтому я передумал.
Я внимательно наблюдаю за его бесстрастным лицом. Если не считать легкого подергивания его левого глаза, на мой взгляд, он выглядит умиротворенным.
Совсем не разъяренным.
Но опять же, что, черт возьми, я знала о языке тела Эйдена? Он как крепость.
Невозможно взобраться, заглянуть через него или уничтожить.
– Тогда передумай назад, – бормочу я.
– Это так не работает.
– Отпусти меня, и я никому не скажу, – говорю я своим самым нейтральным тоном.
– Вот так? – Его пальцы рисуют маленькие круги внутри моих бедер, и я сжимаю кулаки от этого ощущения.
Я сдерживаю дискомфорт и чертово покалывание.
– Да. Я просто хочу закончить этот год спокойно.
– Что заставляет тебя думать, что я хочу, чтобы у тебя был хоть какой-то покой, Отмороженная? – Он резко сжимает мою промежность. – Ты была рождена, чтобы страдать.
Я вскрикиваю от этого навязчивого жеста. Волна проносится прямо от того места, где он сжимает меня, по всему моему телу.
