Нам необходимо объяснить, уточнить и рассмотреть это упорство евангельских христиан по отношению к фундаментальным основам христианства с двух сторон.
Во–первых, данное упорство не означает, что все христиане должны во всех мельчайших деталях скрупулезно следовать только нашей конкретной системе. Наше понимание фундаментального относится к тому, что четко определено Библией. Однако мы признаем, что не по всем вопросам Библия высказывается одинаково ясно и однозначно. Такие вещи, как способ крещения, характер служения и формы поклонения нельзя считать фундаментальными. Вообще, если в одинаковой степени преданные, в одинаковой степени смиренные христиане и церкви, которые в равной степени верят Библии и ее изучают, вдруг приходят к разным выводам по каким–то вопросам, то эти вопросы необходимо считать второстепенными, а не основными, периферийными, а не центральными. Вместо того, чтобы настаивать на них как на первостепенных, их следует рассматривать как нейтральные. Необходимо уважать честность друг друга и признавать основательность толкований каждого. Было бы неплохо, если бы мы придерживались принципа, высказанного неким Рупертом Мельдениусом в начале XVII столетия, которого впоследствии с одобрением цитировал Ричард Бакстер: «In necessariis unites, in nonnecessariis[или dubiis] libertas, in omnibus caritas», то есть «в главном — единство, в не главном [то есть в тех вопросах, где возможны сомнения] — свобода, во всем — милость».
Второе пояснение заключается в следующем: упорно отстаивая фундаментальные основы веры, евангельские христиане не пытаются отстаивать какие–то конкретные их формулировки. Например, было бы ошибкой предполагать, что единственным боевым кличем евангельских верующих является призыв «Назад к Реформации!» Как бы высоко мы ни ценили благочестие, ученость и смелость бойцов Реформации, как бы мы ни благодарили Бога за Его благодать, действовавшую и в них и через них, наше уважение к ним не является слепым, беспрекословным почитанием. Мы не верим в их непогрешимость. Мы готовы в отдельных моментах отойти от их взглядов, исповеданий и формулировок. Идти «назад к Реформации» мы желаем лишь потому, что полагаем, что Реформация, в общем и целом, представляла собой ту богословскую позицию, к которой мы пришли бы, отправившись «назад к Библии». То же самое можно сказать и о других попытках обобщить евангельское богословие. Систематическая теология обладает большой ценностью. Но мы знаем, что библейская истина больше и выше любых попыток ее систематизировать.
Итак, вот на чем всегда стояли и стоят евангельские верующие. Они утверждают, что евангельское христианство является богословским по характеру, библейским в своей сущности, исторически изначальным и фундаментальным. Некоторые из его существенных принципов, которые защищал и утверждал Сам Иисус Христос, изложены в дальнейших главах этой книги.
1. РЕЛИГИЯ: явление естественное или сверхъестественное?
Популярный образ Христа как «милого, нежного и кроткого Иисуса» не отвечает действительности. Он просто неверен. Конечно же, Христос был исполнен любви, сострадания и нежности. Но, кроме того, разоблачая ложь и обличая грех, особенно лицемерие, Он вступал в споры. Христос был великим спорщиком. Евангелисты то и дело рассказывают о Его постоянных разногласиях с лидерами тогдашнего иудаизма. И мы будем рассматривать эти разногласия, чтобы увидеть, какие принципы Он так ревностно отстаивал, и чтобы убедиться в том, что мы сами стремимся придерживаться именно этих принципов.
Первый спор, который мы будем анализировать, начался с вопроса саддукеев насчет воскресения из мертвых. Этот вопрос удивительно актуален и сегодня, потому что за ним кроется еще более глобальная проблема: является ли религия сверхъестественным или естественным явлением. Но и это еще не все: данный вопрос затрагивает не только характер христианской религии, но и характер христианского Бога. Так что он по–настоящему фундаментален.
Саддукеи и их современные преемники
Однако перед тем как анализировать вопрос саддукеев, давайте сначала побеседуем о них самих. Они представляли собой небольшую, но влиятельную партию иудеев, возникшую во времена династии Маккавеев (II — I вв. до P. X. — Примеч. ред.). По большей части, саддукеи были образованными, богатыми жрецами–аристократами, проживавшими в Иерусалиме. Семьи первосвященников состояли из саддукеев, так что Лука справедливо отождествляет «ересь лакейскую» с первосвященником и его коллегами (Деян. 5:17). В политическом отношении они были непопулярны (хотя и пользовались влиянием), ибо сотрудничали с римскими оккупационными властями. С точки зрения богословия, они были консерваторами, так как признавали только закон Моисея (хотя в очень формальном и буквальном смысле) и отрицали предания старцев, так почитаемые фарисеями. Таким образом, «у фарисеев имелось подробное учение, описывающее бессмертие, воскресение, ангелов, бесов, небесную жизнь, ад, промежуточное состояние между смертью и воскресением и царство Мессии; саддукеи же по отношению ко всему этому были агностиками»[34]. Иосиф Флавий, иудейский историк первого столетия, кратко подытожил эту разницу между двумя основными религиозными партиями. Фарисеи, писал он, «верят, что человеческие души бессмертны», в то время как саддукеи «отнимают у нас веру в бессмертие души» и вместо этого учат, что «душа умирает вместе с телом»26[35].
Эти богословские разногласия фарисеев и саддукеев точно запечатлены евангелистами. Марк упоминает о том, что саддукеи «говорят, что нет воскресения» (Мк. 12:18). Точно также Лука записывает в Книге Деяний: «Саддукеи говорят, что нет воскресения, ни Ангела, ни духа, а фарисеи признают и то, и другое» (Деян. 23:8; ср. 4:1,2).
Посему мы вполне могли бы назвать саддукеев «модернистами» древнего иудейства, хотя с богословской стороны саддукеи были консерваторами, так как признавали только закон Моисея, но они все же читали его аиpiedde la lettre (буквально. — Примеч. пер.). Они упорно не замечали силы живого Бога, открывавшейся им в Писании. Они в буквальном смысле слова отвергали все сверхъестественное.
Их современными преемниками являются люди, движимые идеями научного материализма. Вот какие вопросы задают «саддукеи XX столетия»: «Разве наука не доказала, что Вселенная является закрытой, механической системой, и тем самым разве она не отбросила всякую необходимость в Боге?»; «Разве мы не должны объяснять всю информацию, накопленную человеческим опытом, в свете естественных процессов — с тем, чтобы отвергнуть саму возможность сверхъестественного?»; «Разве сама религия не является естественным явлением, вызванным отчасти физиологическими, отчасти психологическими причинами, и именно поэтому разве неправда, что религия доказывает вовсе не существование Бога, в которого можно верить, но расстройство желез или эмоциональную неустойчивость верующего?»; «Даже если мы все еще можем, в каком–то смысле, верить в Бога как Творца и Управителя естественного порядка, не пора ли нам избавиться от старомодных представлений о том, что этот Бог когда–либо сверхъестественным образом вмешивался в человеческую историю, не говоря уже о том, что Он до сих пор способен в нее вмешаться?»
Это типичные вопросы «современных саддукеев». С ответами на них нам придется подождать. Давайте сначала посмотрим, как Иисус отвечал своим оппонентам (см.: Мк. 12:18–27; Мф. 22:23–33; Лк. 20:27–38). Однажды саддукеи подошли к Христу и начали: «Учитель! Моисей написал нам…». Обратите внимание: они цитировали Пятикнижие, находившееся у них в особом почете, и, кроме того, считали, что слова Писания должны иметь применение в их жизни («Моисей написал нам…»[36]). Саддукеи имели в виду конкретный закон о женитьбе и семьях братьев, живущих вместе (Втор. 25:5 и дал.). Согласно этому закону, овдовевшая и бездетная женщина не должна была выходить замуж «на сторону за человека чужого», но ее деверь, брат умершего мужа, должен был взять ее в жены, чтобы «созидать дом брата своего». Заданный саддукеями вопрос был, таким образом, основан на моисеевом законе. В Новом английском переводе Евангелия от Марка так передаются их слова:
Было семь братьев: первый взял жену и, умирая, не оставил детей. Взял ее второй и умер, и он не оставил детей. Также и третий. Брали ее за себя семеро и не оставили детей. После всех умерла и жена. Итак, в воскресении, когда они вновь вернутся к жизни [саддукеи имели в виду то воскресение, в которое верили фарисеи, но которое они сами отвергали], чьей женою она будет? Ведь все семеро имели ее женой[37].
Несомненно, саддукеи считали себя ужасно умными. Им казалось, что с помощью этой гипотетической ситуации они одним махом разоблачат всю нелепость учения о воскресении. Они собирались вдоволь посмеяться. Доводы их заключались в том, что жизнь создает столько аномалий, что продолжать ее после могилы было бы немыслимо. Жизнь после смерти просто увеличит и умножит проблемы предыдущей жизни. Возьмите несчастную женщину, которую они обрисовали Иисусу. Вокруг нее столпилось бы семеро мужчин, и каждый из них ожесточенно оспаривал бы свое право владеть ею. Что же ей делать? Отвергнуть всех семерых (что было бы несправедливо по отношению к ней самой) или всех, кроме одного (что было бы нечестно по отношению к остальным шестерым)? Или на небе будет разрешено многомужество и она сможет быть женой всем семерым одновременно? Саддукеям казалось, что этой проблеме нет разрешения. Они полагали, что загнали Иисуса в угол и заперли Его там дилеммой, от которой невозможно убежать.
