Собственно говоря, последний вопрос Николка адресовал самому себе, но ответил на него Скальпель с растерянной улыбкой:
— Проще пареной репы…
— Тогда вы должны мне сейчас же объяснить, в чем здесь дело.
Скальпель, загадочно улыбаясь, молчал; его улыбка подмывала на дерзости.
— Прощайте! — Николка круто развернулся на пятке и зашагал по направлению к лесу. Собака последовала за ним.
— Позвольте! — крикнул Скальпель.
— Ну? — обернулся Николка.
— Вы забыли взять винтовку.
— У меня кинжал.
— Позвольте! — крикнул еще раз Скальпель.
— Ну? — опять обернулся Николка.
— Вы в какую сторону пойдете?
— А вам какое дело?
— Я пойду вместе с вами…
— Мы пойдем вместе лишь в том случае, про который я имел честь докладывать…
— Но ведь вы не можете запретить мне идти вместе с вами!
И Скальпель, как был в одном ботинке, важно зашагал вслед за фабзавуком. Он догнал его, и некоторое время друзья шли погруженные в гробовое молчание. Потом проронил угрюмо Николка:
— Вы забыли надеть второй ботинок..
— Черт с ним! — беспечно отвечал медик, из-под очков сверкая лукавыми глазами. — Что значит один ботинок, когда я могу потерять друга, а он меня?
Николка не выдержал роли и рассмеялся.
— Вот что, — сказал он, — наплевать мне на ваши объяснения. Хотите говорите, хотите нет. Я буду принимать жизнь такою, какая она есть, т. е. не мудрствуя лукаво… Я, собственно, и не имел в виду бросать вас на произвол стихий… стихий, которые, к слову сказать, вами же и были вызваны. Вы мне только скажите: долго ли вы намерены путешествовать, и есть ли выход из этого чудесного мира обратно, в ХХ-й век?
— Есть! Есть! — с готовностью на большее отвечал Скальпель. — А насчет конца нашего путешествия все зависит от вас: надоест, — скажите слово, и мы снова будем в вашей комнате. Может быть, уже надоело?
— Нет, — отвечал Николка, — мне — так же, как и вам, — хочется увидеть двуногих обитателей этой эпохи.
— Вот славно! — Медик расчувствовался и крепко пожал Николкины руки. — Я горд тем, что вами руководит та же идея, т. е. научная. Я…
— Ну-с, — прервал фабзавук излияния врача, — а вы мне все-таки объясните когда-нибудь это переселение?
— Объясню, — торжественно произнес медик. — Как только очутимся в вашей комнате — объясню…
— Даете слово?
— Даю… И могу поклясться своими брюками, оставшимися на колючках.
Ввиду столь серьезной клятвы Николка успокоился.
— Ладно, — сказал он, — а теперь идите обратно и ждите меня в пещере, я к вам приеду.
— Что-о?!
— Да-да, приеду…
— То есть, на чем?
— Увидите.
— Гм… — покрутил носом медик. — Долго я вас должен ждать?
— До тех пор, пока я не прибуду в пещеру… Собака пускай останется с вами, винтовка — тоже. Советую вам заняться раскопками. Вы, кажется, высказывались, что в полу нашей пещеры можно найти много интересного?
— Да-да, я займусь раскопками, — с увлечением вскричал Скальпель, сразу забывая о размолвке. — Там уйма научного материала… Идите себе и можете до вечера не возвращаться…
— Забаррикадируйтесь получше, — посоветовал Николка, — чтобы вас не слопал во время ваших раскопок какой-нибудь любитель человеческого мяса…
Приятели расстались довольные друг другом. Один, с улыбкой на лице, в предвкушении научных открытий, пошел к пещере, другой, усмехаясь, отправился к лесу. Керзон, поколебавшись, вернулся за врачом, когда Николка прогнал его от себя, — кстати, на старшем двуногом теперь висела винтовка, а это что-нибудь да значило в собачьей психологии.
Весь план бурного объяснения был придуман Николкой еще во время бессонной ночи. Им он хотел добиться от ученого медика интригующего его признания. Но в план этот, конечно, не входил разрыв приятельских отношений и оставление беззащитного Скальпеля на волю хищного зверья… А сейчас Николка шел вот куда…
На заре, когда ученый медик еще спал, он вышел из пещеры освежиться и побродить. Недалеко от пещеры находился крутой обрыв. Внизу расстилалась роскошная зеленая долина, дремучие леса на высоте десяти сажен окаймляли ее с двух сторон. В долине сверкала змеистой полоской речушка, и многообразная жизнь трепетала вокруг — в кустарниках и на лугах. Николка заметил стадо игривых лошадок непосредственно под обрывом; здесь трава была особенно густа и сочна. В стаде выделялся своей красотою и силой вожак и ходившая с ним кобыла. Олень, в панике примчавшийся откуда-то, спугнул все стадо, оно колыхнулось, как море под напором урагана, — впрочем, тотчас же и успокоилось. Потом Николка заметил странное явление: исчезли вожак и его ближайшая возлюбленная, все стадо сгрудилось в одно место, жалобное призывное ржание стали испускать более пожилые члены его. Николка догадался, что две лошади провалились в какую-то яму. Выждав, когда осиротевшее стадо примирилось с потерей и отошло от места катастрофы, он срезал в лесу три длинные и тонкие лианы без шипов, сплел из них надежную веревку и спустился с обрыва вниз. Прополз по крутому откосу сажен десять, пока нога не коснулась зеленой муравы. Он скоро нашел коварную яму, хорошо замаскированную густым кустарником. Это был естественный водоем, во время весенних потоков наполнявшийся водой. На дне, на груде истлевших костей, прижавшись друг к другу, стояли вожак-жеребец и его подруга. Они были невредимы, но выбраться из ловушки не могли, так как стены ее были почти отвесными, а глубина достигала сажени полторы. При виде лошадей у Николки блеснула мысль, и он ее поймал: вместо того, чтобы медленно брести по горам, лесам и долинам первобытной земли на своих двоих, почему бы ему со Скальпелем не завести себе экипажа? С этой мыслью он вернулся к пещере, но у входа вдруг вспомнил о своем ночном плане и порешил — раньше выполнить его, а потом говорить о проекте. Плана он не выполнил, наткнувшись на загадочное упрямство медика; в отместку он решил не говорить ему ничего о лошадях и обойтись без его помощи при выполнении проекта.
Теперь он шел к обрыву.
Выбрав еще с десяток длинных и гибких лиан, он во второй раз спустился вниз. Из лиан получились хорошие веревки, они-то и нужны были фабзавуку.
Лошади оставались на том же месте, — это были не лошади, а скорей плиоценовые предки их, так называемые гиппарионы, потому что ростом они не отличались большим, а на ногах имели по три пальца; все пальцы были покрыты копытцами, но только средние из них касались земли. Одним словом, перед Николкой находились ископаемые гиппарионы. Фабзавук сделал петлю из лианной веревки и, не размышляя много о разнице между лошадьми и гиппарионами, ловко закинул ее на шею вожака. Конечно, если бы сам пленник не делал усилий оставить яму, никогда бы фабзавук не извлек его на свет белый. Веревка трещала, но не рвалась. Зная, что на ровном месте самый премированный атлет не удержит лошади, Николка второй конец веревки закрепил предварительно вокруг ближайшего дерева. Гиппарион вылез из ямы и метнулся в сторону. Ловец выпустил веревку, в твердой уверенности, что она выдержит рывок лошади, но… она не выдержала… Издав победоносное ржание, вожак отправился разыскивать опекаемое им стадо, волоча за собой трофеи в виде оборванных лиан…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
