– Какое нелепое прозвище! И откуда оно у нее? – спросил я его с напускным безразличием.
– Так ты ничего не знаешь? Банальная история. В деревне, где жила «мадам», практиковал некий учитель математики. Сфера его увлечений ограничивалась не только высшей математикой. Понятно, что после скандальной истории ей пришлось бежать в город. Ты ведь знаешь, деревенские нравы не то, что городские.
– А почему «Бовари»?
– Элементарно, Ватсон, – рассмеялся Сергей, передразнивая Мари. – Учителя математики звали Флобер.
– А…
Я чуть не поперхнулся от досады на самого себя. Мне и в голову такое не могло придти. Ведь я ее сравнивал с героиней романа.
– Да, действительность намного проще, чем мы о ней думаем, – промямлил я первое, что пришло в голову.
– А почему ты спрашиваешь? У тебя к ней личный интерес?
– Нет, не к ней. Меня интересует совсем другая особа. Точнее не меня, а одного хорошего человека. Я пообещал ему разузнать о ней все, что смогу. Но дело, по-видимому, гиблое. Прошло много лет и следы ее затерялись. Она жила в той же квартире, где жила бабушка Мари.
– А этому хорошему человеку зачем?
– Она его память.
– Ты говоришь загадками. Что значит память? Кто такая?
Я вкратце рассказал Сергею об Эмми Адамс, о том, как старый пожелтевший конверт стал предметом чужой тайны.
– Послушай, я, кажется, смогу тебе помочь. Есть один старичок, который пишет книгу о Ереване. Его зовут Виген. Он знает много интересного о жителях старых кварталов. Понимаешь, город – его фишка. Он может часами рассказывать о нем. Я с ним знаком, могу порекомендовать, – предложил мне Сергей.
Я сразу же согласился не раздумывая, так как после разговора с «Бовари» еще не решил, куда мне идти дальше.
На следующий день я сидел в кабинете Вигена, заставленного книгами, фотографиями, старыми рукописями и письмами. Такое количество «доказательств» добавило мне уверенности, и я посмел предположить, что выйду из этого кабинета с достоверными фактами. Его предупредили, что меня интересует конкретный адрес, поэтому он сразу же приступил к своему рассказу. Дом на ул. Бюзанда ему был хорошо знаком, как и его жители. Виген был сыном крестьянки. Он помогал матери развозить продукты по частным домам. Они привозили сюда молоко, мацони, яйца, сезонные фрукты. Перед самой войной в квартире жил известный врач вместе со своей супругой. Они были богаты, бездетны и вели жизнь достаточно яркую. Разъезжали, принимали гостей, устраивали шумные веселые застолья. В доме собирались известные люди, так что разговоров вокруг этой семьи, да и других жильцов, было много. После войны они уехали в Америку навсегда. Только фамилия у них была другая. Эмму Адамян Виген не помнил.
Чем дольше я слушал рассказ о жильцах старого квартала, тем больше терялся в догадках. А была ли Эмми Адамс вообще? Или все это сон, фантазия мистера Генри?
Я показал Вигену ее фотографию. Виген взял со стола лупу, потом положил ее обратно на стол, достал очки и стал внимательно разглядывать фотографию. Через пару минут он с сожалением развел руками и покачал головой.
– Так вы ищете эту леди? Она, должно быть, иностранка? Должен вас огорчить. Нет, ее здесь не было, быть может, у вас неверный адрес? Поверьте, такая девушка, появись на улицах нашего города, не осталась бы незамеченной. Вы понимаете, о чем я говорю?
Я понимал и знал о трагическом, предвоенном времени, о том, что многих подозревали в шпионаже, не говоря уже об иностранцах. Виген предложил посмотреть старые фотографии, среди которых была фотография известного врача и его жены. Он достал потертый альбом в красном замшеватом переплете, подаренный ему знакомым фотографом. Врач и его жена выглядели самодовольными, сытыми буржуа. Маленькая, полноватая, с очень выразительными черными глазами и колючим хитрым взглядом, женщина была полной противоположностью Эмми Адамс.
Заметив растерянность на моем лице, Виген пытался меня успокоить.
– Не расстраивайтесь. Разыскать человека только по фотографии не так-то просто. Возможно, в этой истории имеет место случайность, если только у вашей леди не было способностей к перевоплощению. Например, в невидимку, – пошутил он.
Весь оставшийся вечер я просидел в одиночестве, нанизывая мысли на ту единственную нить, с помощью которой можно было распутать клубок старой истории. Что я имел? Возможно, предчувствие Генри его подвело, и ожидание какой-либо весточки от госпожи Адамс породило в голове мальчика фантазию о созвучности фамилий и имен. Странно, что Виген так и не вспомнил Эмму Адамян. Ведь именно она, если верить адресу на конверте, отправляла это письмо. Что же мне делать дальше? Генри остался в Сингапуре и ждет хороших новостей, которых у меня нет. Я решил не торопиться и на все сообщения Мари отвечал только одним словом – «стараюсь».
Рыжая осень окутала мягким, теплым светом, и всем другим развлечениям я предпочел пешие прогулки. Днем я спускался по каскаду, выходил к оперному театру и шел дальше, выбирая старые улицы города. Вечером бродил по Еревану, освещенному ночными фонарями и яркими рекламными щитами. Я смотрел на этот сплошной, блестящий поток огня, вспоминая город своего детства, погруженный в абсолютный мрак. Разве только звезды и луна никогда ему не изменяли. Неужели все так и было? – спрашивал я себя. Дом на Бюзанда я умышленно обходил стороной, чтобы не думать больше об Эмми Адамс и Генри. Дел было не так уж много, и я вошел в привычное русло спокойной, размеренной жизни, которую мог себе позволить только в Ереване.
К концу октября мою осеннюю идиллию неожиданно прервал ночной телефонный звонок. Звонил Генри. Он был очень взволнован и за что-то пытался меня благодарить. Спросонья я ничего не мог понять и уже готовился признаться в том, что Эмми Адамс не жила по тому адресу, который остался на старом, пожелтевшем конверте.
– Вы помните подарок, который подарили Мари? – неожиданно прервал он мои мысли.
– Конечно. Старинная серьга с зеленым аметистом, – ответил я, заподозрив неладное в его словах. Что если украшение было краденным?
Голос Генри куда-то пропал, я подумал, что, вероятно, еще сплю, но услышав его снова в телефонной трубке, понял, что это не сон.
– Это были ее серьги. Я не мог их не вспомнить. Она их никогда не снимала. Представляете, через столько лет она вернулась. Это невероятно, но ваш приезд в Сингапур оказался для меня знаковым, – продолжил он.
Она вернулась? Кто? Эмми Адамс, старинная серьга или его память? Я потихонечку стал забывать эту историю, и ее внезапное возвращение сбило меня с толку. Я плохо соображал, повторяя одну и ту же фразу – «Я рад, мистер Генри, очень рад». Но с какой стати мне было радоваться? Мистера Генри меньше всего интересовало мое состояние, он торопился рассказать мне нечто особенное.
Оказалось, что продавец антиквариата, у которого я купил сережку, рассказал Генри ее историю. Американка Эмми Адамс заметно выделялась в общей толпе сингапурцев, и не запомнить ее было невозможно. Она приходила в лавку, принадлежащую его отцу. Отец был с ней любезен чуточку больше, чем с остальными покупателями. После ее исчезновения, он предположил, что с девушкой случилось несчастье, и думал так до тех пор, пока однажды в лавке не появился моряк, предложивший свой товар – несколько жемчужин, среди которых была и эта серьга. Увидев серьгу, китаец обомлел. Он прекрасно знал, кому она принадлежала, и попросил объяснить, откуда она у него. Моряку нечего было скрывать. Тот рассказал, как все было. В Малакке на пристани он стоял с друзьями, когда к ним подошла взволнованная леди и попросила купить эту серьгу. Она очень торопилась на пароход; ей нужны были деньги, чтобы уехать в Америку. Никто не захотел взять серьгу, так как у нее не было пары. Помощник капитана, который случайно проходил мимо, видимо, пожалел ее и дал ей денег, а серьгу оставил моряку. «Что мне было с ней делать? У меня есть невеста, но я не могу подарить ей только одну сережку», – закончил он свой рассказ. Хозяин лавки щедро заплатил ему. Он все еще надеялся, что Эмми Адамс вновь появится в Сингапуре.
У меня не было оснований не верить Генри, хотя все, что он мне рассказал, казалось невероятным.
– У вас хороший вкус, Крис, – сказал он мне на прощанье, намекая на мой удачный выбор украшения, – теперь я спокоен за Эмми, теперь я знаю, что она добралась до Америки.
Он ничего не спросил об улице Свердлова. Меня это, конечно, удивило, но то, что я услышал от него, взволновало настолько, что, пожелав ему спокойной ночи, я так и не смог заснуть, возвращаясь мысленно к этой необычной истории. Кто же был отправителем письма из Еревана? Мне почему-то вспомнилась записная книжка бабушки Мари. Она лежала в ящике письменного стола. Там не было и намека на Эмми Адамс, но были другие адреса. «Что если взять “грузинский след’’?», – предположил я, примеряя на себя образ опытного сыщика. Эта мысль понравилась настолько, что до самого рассвета я изучал адреса с пометкой «Тифлис» пока не выбрал фамилию Асатиани. Асатиани Варвара Николаевна.
