- Что сыграть прикажете.
- Знаете аккомпанемент к романсу "Жажду свиданья".
Тапер утвердительно кивнул головой и взял несколько вступительных аккордов. Высокое, несколько надломленное, но приятное, ласкающее слух сопрано Кати, вступил под аккомпанемент и полился страстный зовущий романс. Кочеров слушал, низко наклонив голову.
- Приди, мой милый, я в ожидании! - пела Катя.
Лицо ее побледнело от внутреннего волнения. Грудь поднималась прерывисто и высоко. Глаза ее были устремлены куда-то вдаль: точно она видела там вдали того, кого так горячо, с такой глубокой тоской призывала в своей песне.
- Хорошо, ей богу, хорошо! - вырвалось у Егорина, когда Катя, закончив романс, быстро подошла к столу. Она жадно отпила полбокала шампанского. Шура смотрела на нее большими восторженными глазами, все еще находясь под обаянием пения.
Тапер тихо перебирал клавиши.
- Ступайте, больше я петь не буду, - сказала Катя, устало откидываясь на спинку кресла.
Тапер молча повиновался.
- Пойдем и мы с тобой, Шура! - поднялся Егорин, - пройдемся по коридору.
Катя и Иван Семенович остались вдвоем.
- Эх, Катя! - странным, точно не своим голосом заговорил Кочеров, если бы ты только захотела! Душу бы за тебя положил!
Девушка устало покачала головой.
- Опять за старое! Голубь ты мой, брось! Что себя расстраивать попусту...
- Люблю ведь я тебя, Катя, крепко люблю! Слово только одно - весь твой!
- Многие меня, голубь мой, любили, - грустно отозвалась Катя, многие по мне с ума сходили, еще там, в Москве, а где они теперь! И что со мной сталось! Была я когда-то звездой кафешантанной - на собственных рысаках каталась... А теперь! Все, милый мой, пройдет, все забудется!.. Давай выпьем лучше с горя!!!
13. СЕНЬКА КОЗЫРЬ У ТИХОЙ ПРИСТАНИ
Читатель, верно, помнит удивление, овладевшее Козырем при виде внезапно появившегося татарина.
- Откуда ты взялся? - удивленно спросил он.
"Татарин" расхохотался.
- Что, не узнал? Приятель!
Козырь был окончательно сражен.
Что за притча! - размышлял он, - по голосу, как будто Сашка, а с виду форменный татарин! Перенарядился он, что ли!
- Ну, гайда, теперь! - скомандовал Сашка. - Понравился тебе мой маскарад? Это, брат, мне необходимо, потому что в тот дом, куда мы сейчас пойдем, надо являться с осторожностью.
- Ну, брат, и штукарь ты, - покачал головой Козырь, - если бы ты не заговорил своим настоящим голосом, ей богу же, я бы не узнал!
- Здесь у меня, милый друг, - кивнул головой Александр, указывая на соседнюю комнату, целый склад всевозможных вещей и костюмов. Нечто вроде уборной артиста. Сегодня я татарином нарядился, а завтра, если понадобится, монахом буду. Так-то, брат!
Козырь почтительно слушал Александра и невольно перебирал в своей памяти все рассказы, которые ему приходилось слышать о ловкости и находчивости Сашки Пройди-света.
Когда они спускались вниз по лестнице, Александр обернулся к Семену и отрывисто произнес:
- Помни, Козырь, только одно: где ты был, что ты слышал - не видал, не знаю! Понял?
- Что ты, брат, разве я "первоучка" какой. Нешто я товарищеского обихода не знаю?
Внизу, в кухне их встретила старуха.
- Что это, батюшка, вы уже уходите? - обратилась она к Александру.
- Уходим, уходим, Кузьмовна! - ответил тот. - Я к вечеру еще вернусь.
Они вышли во двор. Собака, было вновь загромыхала своей цепью, тявкнула раза два, но, узнав проходивших, смолкла и завиляла хвостом.
Выйдя в переулок, Пройди-свет остановился и дал Козырю следующую инструкцию:
- Вот что, Семен, теперь ты иди по одной стороне улицы, а я пойду по другой. Не упускай меня из вида. В какой дом я зайду, туда и ты маленько погодя заходи.
Козырь молча кивнул головой.
Через полчаса ходьбы они вышли на одну из центральных улиц города. Здесь Козырю труднее стало следить за своим спутником. И улица была шире, и движение по ней больше... Александр же шел себе, не спеша, размахивая мешком, и время от времени однообразно покрикивая:
- Шурум нет ли! Старых вещей продавать!
Поровнявшись с одним большим двухэтажным домом в конце улицы, он остановился и поискал глазами Козыря.
Заметив того на противоположной стороне, он слегка кивнул головой и нажал кнопку, под которой было написано: "звонок к дворнику".
Минуты через три калитка была открыта и Александр вошел во двор.
Козырь, стоя на противоположной стороне улицы, видел все это и подождав несколько минут после того, как Александр вошел во двор, он в свою очередь последовал за ним.
Калитка была полуоткрыта. Во дворе около ворот Козыря встретили Александр и какой-то седенький сгорбленный старикашка.
- Вот, Иван Панфилыч, - заговорил Александр, указывая на Козыря, земляк мой, прошу любить и жаловать. Жить он у тебя будет, пока барин не приедет.
- Ладно, пуская живет, - равнодушно ответил Иван Панфилыч.
Козырь между тем, с любопытством оглядывал двор, где ему предстояло провести некоторое время в ожидании дальнейшего указания своего нового товарища.
Двор был большой, открытый, весь заросший травой, видно было, что здесь не появлялись экипажи, да и люди редко заходили. Задний фасад дома с облупившейся штукатуркой, старые надворные постройки, поросшие мхом - все это веяло запустением и мертвой тишиной.
- Идем же, шоль, в комнаты, - предложил Иван Панфилыч. - Что на дворе-то стоять!
- Идем, идем, душа моя! - подхватил Александр, - шурум-бурум нет.
Старик-дворник, кряхтя и почесывая поясницу, мелкими старческими шажками поплелся в дом. Наши приятели последовали за ним. Поднявшись на большое каменное крыльцо с обшарпанными и избитыми ступенями, они через большие темные сени пошли в кухню. Судя по размерам последней, по большому железному колпаку, висящему над широкой плитой, по многочисленным полкам для посуды - здесь когда-то кипела оживленная работа. Стучали, вероятно, поварские ножи, трещали мороженицы, в дымной и чадной атмосфере мелькали белые колпаки поваров. Но теперь и здесь, как и на внешности дома, лежал отпечаток заброшенности и пустоты.
- Ну, садитесь, гостями будьте, - прокряхтел Иван Панфилович, спускаясь на лавку.
Козырь с удивлением осмотрелся кругом, недоумевая в чей это дом занесла его судьба.
- А где Митька у тебя? - спросил Александр.
- В каретнике, дрова рубит.
- Что, не слыхать, когда ваш барин приедет, - поинтересовался Александр.
- А откуда мне знать, нешто он нам докладывает, когда уезжает! Дело барское, - уехал на охоту, а когда вернется - неизвестно.
- А чей это барин-то? - в свою очередь спросил Козырь.
- А вот, брат, поживем, так узнаешь! - хлопнул его по плечу Александр. - Оставайся здесь, живи, ешь, пей, спи в свое удовольствие. Одно только помни: на улицу носа не показывай.
- Ну, оставайтесь покуда, а я пойду...
- Ежели понадобишься мне, Козырь, тогда я тебя извещу - и Александр, простившись с Козырем и дворником, захватил свой мешок и вышел. Иван Панфилыч поплелся провожать его. На дворе им попался Митька - здоровенный широкоплечий парень с бессмысленным идиотским лицом, одетый в старый изорванный азям и поношенные валенки. Он нес охапку свеженарубленных дров и, при виде выходящих, широко осклабил свое тупое, лоснящееся от жира лицо.
- Гы, гы, - загоготал Митька: он был глухонемой.
- Ступай, ступай, тащи дрова-то, - махнул ему рукой Иван Панфилыч...
Подойдя к калитке, Александр обернулся и зашептал два дворнику:
- В комнаты Козыря ты не пускай. Разговоров лишних с ним не веди! Ну, в остальном - ты сам знаешь. Затвори калитку!
- Не извольте беспокоиться, все будет в порядке. - Прошамкал дворник.
Дом, в который ввел Козыря Сашка Пройди-свет, принадлежал, как это значилось на заржавелой доске над воротами, "действительному статскому советнику Николаю Артемьевичу Загорскому", занимавшему в свое время весьма видное положение среди губернской администрации. Старик Загорский умер лет десять тому назад. Умер вдовцом; единственный его сын, привезенный в столицу еще двенадцатилетним мальчиком, по окончании пажеского корпуса, жил за границей, имея место атташе при одном русском посольстве. Получив от душеприказчика покойного известие о смерти отца, Сергей Николаевич, так звали молодого Загорского, не особенно торопился с приездом на родину. Только год спустя после кончины отца, он вернулся в Томск. Устроив дела по введению в права наследства, сделав несколько полуофициальных визитов видным представителям местного общества, очаровав их всех своими изысканными манерами и чистейшим французским прононсом, Сергей Николаевич заперся в своем большом старом доме и повел странный образ жизни. Его поведение считали странным, во-первых потому, что он не стал завязывать более тесные знакомства в том обществе, к которому принадлежал по своему происхождению и образованию, а во-вторых и главным образом, потому что избегал томский бомонд. Сергей Николаевич зачастую появлялся то в клубе, то в лучших ресторанах города, окруженный разношерстной толпой прихлебателей. После покойного Николая Артемьевича, кроме дома, оставалось порядочное состояние - тысяч около восьмидесяти процентными бумагами. Молодой Загорский вел большую игру в клубе, проигрывал и выигрывал весьма крупную сумму.
