За день Дивляна приготовила «девятисильный» отвар и трижды напоила им Ольгимонта. В первый раз он не хотел пить, отталкивал ковшик, проливал на себя и корчился, будто его обдавали кипятком, хотя отвар был чуть теплым. Ничего удивительного: духи сопротивлялись тому, что помогало человеку противостоять им. Зато второй и третий раз Ольгимонт пил гораздо охотнее, и хотя в себя так и не пришел, все же Дивляна усмотрела в этом первые признаки того, что она на верном пути.
Но едва ли «девятисильного» отвара будет достаточно, чтобы совсем избавить князя Ольгимонта от власти духов. Засыпая, Дивляна напряженно раздумывала, вспоминая все, чему ее учили. Есть сотни трав, каждая из которых имеет свое действие, и довольно многие имеют силу изгонять духов и снимать порчу – и перелом-трава, и одолень-трава, и жар-цвет. Но настолько сильных трав она в бабкиных запасах не нашла, а идти искать их уже поздно: они показываются и входят в силу только на Купалу. Нужно выбрать что-то такое, что доступно сейчас…
Целый день Дивляна возилась с травами и думала о травах, и неудивительно, что стебли, листья и цветы носились перед ее внутренним взором, стоило ей лишь закрыть глаза. Она и не заметила, как уснула, но вдруг засохшие стебельки, выцветшие метелки, скрюченные сухие листики перед глазами посвежели, налились соком, наполнились яркой зеленью и живыми весенними красками. Перед ней волновалось целое море трав и цветов, будто расстилался пышный луг, по которому гуляет сама богиня Лада.
– Боронец, а еще зовут ее жигучка, – над всеми травами трава, угодная во всяких болезнях, пригодная от всякой нечисти, – слышала она голос Радогневы, и казалось, что сама бабка стоит где-то рядом, за плечом, но не получалось обернуться и увидеть ее. – Врачует она и нутряные болезни, и уразы, и лихорадки, и если голова болит, и от укусов змей либо зверей помогает, от ломоты в костях, от зубных скорбей. А если хочешь кого от порчи уберечь, то сплети из боронец-травы три плетня и надень на чело, на грудь и на пояс – тогда она от зла оборонит. И траву-зверобой не забудь: с боронец-травой они дружат, одна другой помощь подают и вместе вдвое сильнее делаются…
– Я помню. Спасибо тебе, бабушка… – хотела сказать Дивляна, но почему-то не могла открыть рта, не могла издать ни звука.
Что-то вдруг толкнуло ее, она выпала из мира зеленых волнующихся трав, едва успев разглядеть то, что невидимая советчица ей показывала, – и будто рухнула в темноту. Догорала внизу одинокая лучина – люди теперь боялись засыпать без света и оставляли лучину над лоханью, пока все не улягутся, – и Дивляна чувствовала, что рядом с ней кто-то шевелится. Занавеска на полатях была отодвинута, а Росуля, которая весь этот день хвостиком ходила за Дивляной и на ночь устроилась у нее под боком, деловито слезала по лесенке, сколоченной Милоумом для младших детей.
– Росуля, куда ты? – полушепотом окликнула ее Дивляна.
Казалось бы, чего такого – понадобилось ребенку выйти по нужде. Но Росуля не ответила, даже не обернулась на ее голос. Вот она спустилась на пол и там столкнулась со старшим братом – четырнадцатилетним Хмелиней, который спал на одной из лавок. От этого толчка они остановились и принялись топтаться на месте, будто слепые, и Дивляна заметила, что у подростка закрыты глаза!
– Куда вы собрались оба? – в полный голос тревожно окликнула она, с холодом в груди понимая, что уже знает ответ.
На дальнем конце полатей зашевелился кто-то еще, и Дивляна увидела, что и старшая сестра Росули, десятилетняя Гражуля, на четвереньках ползет к лесенке – наступая на подол собственной сорочки и спотыкаясь. Растрепавшиеся волосы падали ей на глаза, она ничего не видела, но это ее нисколько не смущало.
– Что с тобой? – Дивляна схватила ее за руку.
Но девочка не заметила и продолжала ползти. Глаза ее под волосами были закрыты. Она не видела, что ее держат, и двигалась, будто ползет, не чувствуя, что остается на месте.
А внизу скрипнула дверь – Росуля и Хмелиня уже добрались до порога. Встав на колени, пригнув голову на низких полатях, Дивляна с силой запихнула Гражулю подальше в угол, а сама мигом скатилась вниз.
– Вставайте! – закричала она. – Проснитесь! Они уходят! Они опять уходят!
Второй Милоумов сын – самый старший был женат и жил отдельно, – пятнадцатилетний Прокша, тоже поднялся и шел к двери. При этом он спотыкался о лежащих на полу, но никто из них не просыпался. Дивляна на миг растерялась – то ли ловить уходящих детей, то ли будить спящих взрослых? Почему никто, кроме нее, их не слышит? А за спиной раздавался шорох – Гражуля снова выбралась и лезла по лесенке вниз… Будто жуки или муравьи, в своем слепом неудержимом стремлении Милоумовы отпрыски, не просыпаясь, шли на зов, слышный им одним.
По избе тянуло холодом. Но это была не просто прохлада ночи, не сквозняк от раскрытой двери. Дивляна ощущала вокруг себя движение тонких, словно живых струек холодного воздуха – они скользили, будто невидимые летучие змейки, обвивали людей, тыкались в нее саму холодными жадными носами и отскакивали.
Осознав, кто именно снует вокруг нее, Дивляна быстро сжала в ладони мешочек на поясе. Там лежал один из главных ее оберегов, которым снабдила ее мать и велела никогда не снимать, пришить к исподнему поясу, а тот не развязывать никогда до самой ночи после свадьбы. В мешочке лежал корень травы, называемой солонокрес – одной из самых могучих волшебных трав, одной из тех, кого называют княж-травой. Не перечислить ее полезных свойств: солонокрес приносит счастье, отпугивает нечисть и всякое зло, оберегает женское здоровье и дает плодовитость, снимает порчу, охраняет силу своего владельца, в том числе и чародейную силу. Нет оберега более полезного для невесты, будущей жены, будущей княгини. Но не каждому княж-трава солонокрес дается в руки: одному покажется, а другому нет. Только одну неделю в году, от Купалы и еще шесть дней после, появляется над землей стебель солонокреса – не зеленый, а белый, увенчанный багряно-алым цветком. Если брать его неумеючи, не ведаючи и не знаючи, уйдет корень в землю – хоть десять локтей рой, не дороешься до него.
Милорада нашла солонокрес прошедшим летом, в последний из указанных дней, и, строго соблюдая обряд, вырыла крестообразный корень. Потом, когда Дивляну сговорили и собирали в дальний путь к жениху, мать ее поняла, что боги, все знающие наперед, послали ей солонокрес, чтобы она передала его своей дочери-Огнедеве. Дивляна выполняла наказ матери никогда не расставаться с оберегом и теперь снова с благодарностью вспомнила о нем. Благодаря солонокресу она была недоступна для снующих вокруг духов и всех наведенных ими чар. Но что она сделает одна?
Трое детей Милоума уже скрылись за дверью, только Гражуля все лезла с полатей. Дивляна огляделась – лучина прощально замигала, сейчас она погаснет, и…
Схватив ковш, Дивляна торопливо зачерпнула из той же лохани и вылила на голову Велема, который спал на полу ближе всех. Велем вскрикнул во сне от неожиданности и проснулся, резко сел, одной рукой стирая воду с глаз, второй хватаясь за топор – в чужом месте каждый оружие держал возле себя.
А Дивляна еще два раза зачерпнула из лохани, вылила воду на Селяню и на Радобожа и теперь с третьим ковшом торопилась к занавеске, за которой спали сами хозяева.
– Они уходят! Дети уходят! Ловите их, ловите! – кричала она во весь голос. – Велько! Селяня! Вставайте живо, ловите их, они ушли!
Хозяйка проснулась почти сразу – охнула, села и совершенно осмысленно заторопилась – будто утреннюю дойку проспала. Она мгновенно поняла, что происходит, и как была – босая и простоволосая, в одной сорочке ─ кинулась наружу. Было не до приборов – ее дети уходили на жальник, куда звали их голодные и жаждущие крови духи!
Дивляна вылила еще ковш на хозяина, несколько раз встряхнула его, а когда он сел, протирая глаза, кинулась вслед за хозяйкой. Селяня уже убежал, а Велем перехватил Дивляну на полпути к двери и сжал ее плечи:
– Ты куда?
– Детей ловить! Бежим, Велько, их же всех манят! А взрослые спят!
Может, Велем сомневался в том, что именно его сестра должна ловить чужих детей, но поддался ее порыву ─ храбрый и решительный, быстро соображающий, он видел, что ее не удержать, а значит, надо ей помочь.
Дивляна оказалась права – выбравшись наружу, они в этом убедились. С чистого неба светила полная луна и бесчисленные звезды, и при их свете легко было заметить множество фигурок в белых рубашках, поменьше и побольше. Мальчики и девочки, от трехлетних до почти уже взрослых, с закрытыми глазами, босые, с падающими на лица растрепанными волосами, шли небыстро, но уверенно, все в одну сторону. Старшие вели за руку ковыляющих младших – те спотыкались, падали, но старшие ничего не замечали и продолжали их тянуть за собой, а те, не плача, поднимались и снова шли.
Растопырив руки, будто собиралась пугать кур, Дивляна кинулась наперерез ближайшим. Она хватала детей за плечи, тормошила, звала. И те просыпались – открывали глаза, смотрели на нее сперва в бессмысленном испуге, а потом уже разумно; оглядывались, обнимали себя за плечи, ежились, не понимая, как сюда попали.
