Мелодии юности пробудили в душе легкую приятную грусть. Линда задумалась о ценности искусства, о том, как много для нее значат музыка и литература. Сама собой родилась идея: отложить учебные планы на завтра, а сегодня обсудить в каждом классе не что они изучают, а зачем. Нынче люди помешались на экзаменах, тестах и оценках. Родители ревностно сличали уровень образования в разных странах, политики принижали все, что не вело к выбору конкретной профессии. На этом фоне не мешало бы поговорить с детьми о важности тех предметов, которые обогащали душу, а не характеристику.
На первый урок Линда ждала двенадцатиклассников. Им скоро предстояло выпорхнуть в огромный мир, и для них вопрос «зачем» вместо «что» наверняка особенно актуален.
Линда выключила музыку, отперла дверь. Школа оживала. Уже слышались голоса и шаги в коридоре. Линда выглянула в окно. Двор заполнялся учениками.
Она в безопасности.
Странная мысль.
Зато честная.
Сегодня Линда поняла, что она больше не хочет оставаться в школе одна. Надо предложить Диане ездить на работу вместе постоянно, а не от случая к случаю.
Ко второму звонку ученики сидели на местах. Отсутствовала одна девочка по имени Оливия, в лицо ее Линда не помнила. После обычного утреннего ритуала – краткие объявления, клятва верности флагу – Линда велела всем отложить карандаши и ручки. Они просто немного поговорят, сказала она. Без записей.
– Каково предназначение искусства? – спросила Линда и увидела полное непонимание на лицах.
– Я думал, у нас урок английского, – пропищал Антонио Гонсалес.
– Я имею в виду не просто живопись или скульптуру, но искусство в целом. Изобразительное искусство, конечно, а также музыку и… – Линда театральным жестом раскинула руки, – литературу. Например… английскую! – Она вновь оглядела класс. – Зачем же нам нужно искусство? Почему оно стало необходимой частью человеческой жизни?
Беседа шла совсем не так, как представляла себе Линда. Собственно, и беседы-то никакой не было. Был, скорее, монолог. Или лекция. Линде пришлось объяснять ученикам, почему искусство важно, а ведь она хотела подвигнуть их на поиск собственного ответа. Наверное, для столь свободного общения еще не пришло время. Учебный год едва начался, дети пока к ней не привыкли, а Линда не привыкла к ним. Доверие между нею и классом созреет немного позже, постепенно. Хотя… Линда присмотрелась внимательней. Почти все ребята были ей знакомы. Три четверти класса ходило к ней на уроки в прошлом и позапрошлом году. Дети не знали друг друга? Вряд ли это заставляло их отмалчиваться.
Нет, причина крылась в другом. Ученики просто не желали идти тем путем, на который Линда их приглашала. Ее посыл был им чужд. На втором уроке она уже не пробовала начинать обсуждение со следующим классом и вела занятие по первоначальному плану.
Нынешние дети совершенно не воспринимали информацию, выходящую за привычные рамки. Прискорбно. Реклама, фильмы, телепередачи постоянно твердили о том, как важно мыслить нешаблонно, но среди молодежи на это были способны лишь единицы. Причем школы такую способность не развивали. В мире господствовало стандартизированное обучение, а от Линды как от преподавателя требовалось лишь одно: подготовить детей к экзамену, чтобы балл аттестата у них был как можно выше, а денег впоследствии – как можно больше. Ее даже посетила крамольная мысль: может, эксперимент с независимой школой не так уж и плох – если он даст учителям возможность использовать другие методы обучения?
Раньше знание малоизвестных любопытных фактов обеспечивало человеку интеллектуальное уважение окружающих. В юности Линда с друзьями старались обскакать друга: выискивали заумные мелочи из области музыки или литературы и небрежно роняли их в разговоре – словно такое обязан знать каждый. Глупость, конечно, но какая пьянящая! Она побуждала исследовать новые миры и погружаться с головой в неизведанные темы. Конечно, с возрастом Линда поняла: значение имеют лишь собственные переживания, родившиеся от соприкосновения с искусством, а вовсе не бесполезные поверхностные факты, свидетельствующие о прочтении некой книги или прослушивании некоего произведения. Нет ничего фальшивей и претенциозней человека, который выдает себя за большого мыслителя, повторяя чужое мнение. Однако сегодня Интернет искоренил даже это банальное стремление прослыть интеллектуалом. Ученики искали информацию только по необходимости, использовали ее и тут же выбрасывали из головы, не утруждая себя запоминанием. Они жили в мире «Википедии», где знания больше не требовались.
Может, Линда ошибалась. Может, так – с Интернетом – лучше.
Вряд ли…
На обед Линда, как обычно, пошла в учительскую комнату отдыха. Ее обустроили в дальнем помещении без окон, примыкавшем к театральной студии, – жутко неудобно для всех, кроме преподавателя актерского мастерства. Однако с недавних пор Линду это, наоборот, радовало: руководство не слишком жаловало комнату на отшибе и чаще всего оставалось есть у себя в канцелярии. А у Линды в нынешнем году была цель: видеть Джоди как можно реже.
За столом Стив Уоррен с Реем Ченом шуршали упаковками с обедом, рядом Ивонна Готье разогревала в микроволновке полуфабрикат. К удивлению Линды, они обсуждали важность искусства.
Неужели эту тему подняли ученики на уроках? Может, попытки Линды не прошли даром? На душе повеселело.
Однако коллеги пребывали в том же умонастроении, что и сама Линда после первого урока, – они сокрушались по поводу культурной безграмотности современного поколения.
– Интеллект больше не в ходу, – покачал головой Стив. – Все рушится. Раньше, если ты небрежно упоминал в разговоре нужных писателей и музыкантов, книги и фильмы, то морочил всем голову и выдавал себя за умного. А теперь дети знают так мало, что даже не подозревают о своем незнании. Услышанное тут же вылетает из головы, их ничего не волнует. Удручающая картина.
– Фильмы шикарные были, – поддакнул Рей. – Иностранное кино, старые комедии. Очень волнующе, особенно на первом свидании.
– Помнишь начало семидесятых, старшие классы? – спросил Стив. Они с Реем оба выросли в Анахайме и подружились еще в детстве. – Как мы бегали в старый кинотеатр и смотрели картины с братьями Маркс, Уильямом Клодом Филдсом, Лорелом и Харди?
Рей кивнул.
– А какими древними они нам казались…
– Да уж, – хохотнул Рей.
– Так вот, нас с ними разделяло всего лет тридцать. А фильмы семидесятых? Которые для нас были новыми? Скажем, «Монти Пайтон и священный Грааль», «Томми» или «Энни Холл». Для наших учеников они так же далеки, как для нас был далек Уильям Клод Филдс.
– Точно. – Рей сделал в уме подсчеты и удивленно покачал головой. – Черт. Мы старые!
Беседа сошла на нет – в комнату отдыха подтянулись другие учителя. Линда не успела вставить ни слова. Сьюзен Джонсон, с трудом скрывая раздражение, сообщила соседу, что ей нужно отпроситься у Джоди на свадьбу к деверю. Раньше они могли использовать отгулы без разрешения.
– Видели с утра Джоди? – полюбопытствовала Линда.
Интересно, подметил ли кто-нибудь еще странное поведение директора?
– Я встретила ее перед третьим уроком, – вспомнила Ивонна. – Она шла в библиотеку.
– Школа получила независимость, и Джоди теперь днем с огнем не сыщешь, вам не кажется? – заметила Сьюзен.
– Занята, наверное, – предположил Стив.
– Чем?
– Не знаю. Независимыми делами.
Линде хотелось рассказать про сегодняшнее утро, про то, что она увидела и пережила. Но, честно говоря, ничего особенного она не видела, а переживания… Если попытаться сформулировать их вслух, прозвучит по-дурацки. Ее антиреформаторские настроения были хорошо известны, и любое бездоказательное заявление прозвучало бы просто воплем бессилия.
И, вполне вероятно, дошло бы до ушей директрисы.
Линда не знала, кто из коллег на чьей стороне.
В комнату вошла Мэри Мерсер, унылая и явно не в духе.
– Привет, Ворчун, – поддел ее Рей. – Что, Белоснежка потерялась?
– Отстань, – ответила учительница французского.
Судя по тону, ей было не до шуток.
– Что случилось? – подошла к ней Линда.
– Не знаю. Надеюсь, ничего.
– Что?
– Ничего.
Мэри красноречиво скосила глаза на диван, где Нина Хэйбек с Кеном Майерсом обсуждали новые учебники истории. Линда понимающе кивнула.
– Потом, – успокаивающе произнесла она и легонько сжала руку Мэри.
«Потом» наступило после занятий. Зайдя в женский туалет, Линда обнаружила Мэри: та изучала свое отражение в зеркале над раковиной и промокала красные глаза бумажным платком.
– Так, – сказала Линда. – Выкладывай.
Мэри молча посмотрела на нее.
– Давай. Мы здесь одни.
Та помотала головой.
– Мэри!
– Ден… Деннис. Я… – Она судорожно вздохнула. – Прости. Не могу. Это… как в низкопробном шоу.