Эльчанинов встал и начал ходить.
- Я способен убить этого человека! Он с первого раза показался мне ненавистен, - вскричал он задыхающимся голосом и в эту минуту действительно забыл свою любовь, забыл самого себя. Он видел только несчастную жертву, которую надобно было спасти.
- Нет, добрый друг, - возразила Анна Павловна, - убить его нельзя, но вы посоветуйте, что я должна делать... Я думала ехать к батюшке, но это его ужасно огорчит; я думала бежать, скрыться где-нибудь в монастыре...
- Но отчего вам не разойтись просто с ним? - спросил Эльчанинов, несколько пришедши в себя. - Отчего вам не жить врозь?
- Мне нечем жить: я бедна!
- Но ваш батюшка?
- Батюшка мне не дал ничего, потому что все наше имение конфисковано.
- Вы не должны жить с мужем, - начал Эльчанинов решительным тоном. Уезжайте от него на этих же днях, сегодня, завтра, если хотите... У меня есть небольшое состояние, и с этой минуты оно принадлежит вам.
Слезы показались на глазах Анны Павловны. Она вся вспыхнула.
- Вы меня очень любите? - невольно проговорила она, протягивая ему руку.
Эльчанинов на этот вопрос мог или не отвечать, или открыться во всем.
- Вы удостоиваете меня вашей дружбой, - начал он не без волнения, - вы почтили меня доверием; возьмите все это назад: я не стою того.
Мановская робко взглянула на него.
- Я не могу быть нашим другом, я вас люблю, - произнес Эльчанинов.
Силы совершенно оставили бедную женщину. Она не могла долее притворяться, не могла долее выдерживать заученной роли и зарыдала. Потом, как бы обеспамятев, пристально взглянула на Эльчанинова и схватила его за руку.
- Правду ли вы говорите, не обманываете ли вы меня? Поклянитесь мне в том, что вы сказали.
- Клянусь богом! - вскричал Эльчанинов.
- Хорошо, - продолжала Мановская, - любите меня!.. Я сама вас давно люблю! Но теперь прощайте: отпустите меня, я не могу дольше оставаться.
Эльчанинов обезумел от восторга.
- Человек ты или ангел! - вскричал он, обхватив за талию Анну Павловну и целуя ее в лицо. - Я тебя не пущу, ты моя, хоть бы целый мир тебя отнимал у меня.
- Пустите меня! Я слаба, пощадите меня!
- Но когда я увижу тебя еще? Я с ума сойду, если это будет долго!
- Хорошо, я буду здесь.
- Но когда же?
- В воскресенье.
Раздавшийся в это время невдалеке голос заставил их оглянуться. К ним подходил Иван Александрыч. Эльчанинов, как можно было судить по его движению, хотел бежать, но уж было поздно.
- Наконец-то я вас нашел, Анна Павловна, - начал Иван Александрыч. Бегал-бегал, обегал все поле, - дело очень важное. Приезжаю, спрашиваю: "Дома господа?" - "Одна, говорят, только барыня, да и та в поле". - "В каком?" - "В оржаном". - Валяй в оржаное. Наше вам почтение, Валерьян Александрыч! Вы как здесь?
- Так же, как и вы, - отвечал Эльчанинов, - приехал, - говорят, Анна Павловна в поле, я и пошел в поле.
- Вот как-с, а я ведь думал, что вы "незнакомы с Михайлом Егорычем. Матушка Анна Павловна, первей всего: я ведь к вам с важным поручением. Где супруг-то?
- Он уехал в город, - отвечала Анна Павловна, едва приходя в себя.
- Пошлите за ним, бога ради, нарочного. Завтра вам надобно быть дома обоим. Его сиятельство приедет к вам. Он говорит, что знает вас, и ужасно как хвалит.
- Мы будем дома, - отвечала Анна Павловна. - Пойдемте! Доведите меня, Иван Александрыч.
- А мне позвольте проститься, - сказал Эльчанинов, - я пройду прямо.
- Прощайте.
Эльчанинов ушел в лес; Иван Александрыч подал руку Анне Павловне, и они пошли.
- Отчего это Валерьян Александрыч не пошел в усадьбу? - спросил будто с простодушным любопытством Иван Александрыч.
- Верно, не хочет.
- А отчего ж он не хочет?
- Он незнаком с мужем; я его прежде знала.
- Прекрасный он молодой человек, умный, образованный, - заметил Иван Александрыч.
Анна Павловна ничего не отвечала, и они молча вошли в усадьбу.
Стало уже смеркаться, когда Иван Александрыч выехал на своих беговых дрожках из Могилок.
- Какова соколена! - начал он рассуждать вслух. - Тихая ведь, кажется, такая; поди ты, узнай бабу. А молодец-то... ловкой малый! Рассказывать или нет? Подожду пока! Кажется, его сиятельство тут того... Слабый старик по этой части.
На этих словах он почувствовал, что его кто-то схватил за воротник шинели. Иван Александрыч обернулся. Это был верхом Эльчанинов.
- Ба! Вы все еще едете, - сказал он, - не тяните, пожалуйста, шинели: сукно тонкое, как раз лопнет.
- Остановите вашу лошадь, мне нужно с вами поговорить, - сказал мрачно Эльчанинов.
Иван Александрыч повиновался.
- Вы никому не должны говорить, что сегодня видели меня в Могилках, продолжал Эльчанинов, колотя рукой по седлу, - в противном случае я вас убью.
- Да мне-то что за дело? - возразил Иван Александрыч. - Сам бывал в таких переделках.
- Нет, вы должны поклясться.
- Ей-богу, не скажу! Я не из таких: не люблю из избы выносить сору.
- Хорошо, помните же! - проговорил Эльчанинов и, поворотивши свою лошадь, поскакал в галоп.
"Вот оно, какую передрягу наделал, - думал Иван Александрыч, - делать нечего, побожился. Охо-хо-хо! Сам, бывало, в полку жиду в ноги кланялся, чтобы не сказывал! Подсмотрел, проклятый Иуда, как на чердаке целовался. Заехать было к Уситковым, очень просили сказать, если граф к кому-нибудь поедет!" - заключил он и поехал рысцой.
VII
На другой день, часу в двенадцатом, Анна Павловна, совсем забывшая об известии, сообщенном Иваном Александрычем, сидела в гостиной. Она как будто бы была повеселее, как будто бы все изменилось в ее глазах. Эта мрачная и темная гостиная не казалась ей так скучна и печальна; ей думалось, что легче, наконец, будет жить на свете, потому что теперь у ней есть человек, который поучаствует в ней, который разделит с ней ее горе. Муж, общество, да что ей за дело до них! У нее есть друг, который заменит ей все, защитит ее от всех. Он сам говорил это: разве не доказал он своего самоотвержения, когда предложил ей свое состояние для того только, чтобы облегчить ее участь.
Приезд мужа прервал эти мысли. Михайло Егорыч вошел в гостиную и сухо поздоровался с женой.
- Здоровы ли вы? - спросил он.
- Здорова.
- Велите дать мне есть.
Анна Павловна вышла. Мановский осторожно вынул какие-то бумаги из кармана и запер в стоявшую под диваном железную шкатулку.
В это время на дворе раздался шум подъехавшего экипажа. Мановский взглянул в окно: к крыльцу подъезжала запряженная четверней карета.
- Кто это такой? - сказал Мановский, не узнавая гостя по экипажу, и вышел на половину залы.
Через несколько минут вошел граф. Мановский, не двигаясь с места, глядел в глаза новоприбывшему.
- Честь имею рекомендоваться: я граф Сапега, - начал тот, подходя к хозяину, - сосед ваш, и приехал, чтобы начать знакомство с вами, которое тем более интересно для меня, что супруга ваша уже знакома мне. Она дочь моего приятеля.
- Очень вам благодарен, ваше сиятельство, за сделанную мне честь, вежливо отвечал Мановский, - и прошу извинения, что первый не представился вам, но это единственно потому, что меня не было дома: я только что сейчас вернулся. Прошу пожаловать, - продолжал он, показывая графу с почтением на дверь в гостиную. - Жена сейчас выйдет: ей очень приятно будет встретить старого знакомого. Просите Анну Павловну, - прибавил он стоявшему у дверей лакею.
Гость и хозяин вошли в гостиную. Мановский, очень хорошо знавший, что граф ни к кому еще в губернии первый не приезжал, с первых же слов понял, что тот приехал не для него, а для жены. О сердечных слабостях графа давно уже ходили слухи в Боярщине. Ревность и оскорбленное самолюбие забушевали в душе Мановского. Впрочем, очень хорошо убежденный, что Анна Павловна, полюбя другого, могла изменить ему, он в то же время знал, что никогда ничего не добьется от нее Сапега, и потому решился всеми средствами способствовать намерениям графа, а потом одурачить его и насколько только возможно. Извинившись еще раз, что не представлялся первый, он вышел из гостиной, как бы по хозяйственным распоряжениям, и прошел в комнату жены.
- Граф Сапега приехал, друг вашего отца, будьте с ним полюбезнее, он человек богатый, - сказал он Анне Павловне. Та пошла. Приезд графа ее несколько обрадовал. Она помнила, что отец часто говорил о добром графе, которого он пользовался некоторой дружбой и который даже сам бывал у них в доме.
- Здравствуйте, Анна Павловна, - сказал Сапега, вставая и подходя к ее руке. - Помните ли вы меня?
- Помню, граф, - отвечала Анна Павловна, - мне нельзя забыть вас. Вас так любит мой батюшка.
Граф и хозяйка уселись на диван.
- Я так был удивлен и обрадован, - начал Сапега, - что вы здесь в нашем соседстве, что сейчас же поспешил приехать, чтобы только скорее увидеть мою милую и добрую знакомую, надеясь, что она лично сама заплатит мне визит.
