На пятый день плавания около полудня мы вновь увидели небоскребы Манхэттена и, минуя статую Свободы, вошли в Гудзонов залив. Когда мы подошли к причалу, то уже издали заметили белоснежный костюм г-на Левине, который махал своей панамой. Он сопровождал нас при проверке документов и лично доставил в свой роскошный отель в нижнем конце Пятой авеню, где у накрытого стола, уставленного кофейными приборами, нас ожидала его жена.
Было решено, что я тем же вечером уеду с ним в его машине на ферму в Коннектикут, а Вилли пока снимет комнату в какой-либо недорогой нью-йоркской гостинице.
Я провел в Коннектикуте два дня за переговорами с г-ном Левине по поводу нашей предполагаемой книги. В первое же утро к нам пришел знаменитый г-н Валтин, проживавший по соседству. Он был гигантского роста и носил огромные темно-синие очки якобы для того, чтобы его не узнали охотившиеся за ним агенты гестапо. Был ли он действительно коммунистом, я не знаю, но что он не немец, я понял без всякого труда. Неоднократно я пытался заговорить с ним на нашем родном языке. Вряд ли он понимал меня и все время снова переходил на английский, потому что по-немецки не мог грамотно выговорить ни единой фразы. Он имел очень смутное представление о Гамбурге и других немецких городах, в которых, как он пишет в своей книге, якобы пережил самые удивительные приключения. Я узнал, что он сын немецкого матроса и англичанки, родившийся и выросший где-то на Цейлоне. [300]
Вскоре мне стало ясно, что Левине и меня хочет использовать в качестве марионетки, которая служила бы центральной фигурой вымышленной сенсационной истории. Хотя мне очень хотелось иметь сто тысяч долларов, пойти на это я не мог. Левине проявлял очень мало интереса к действительным случаям, о которых я мог рассказать: все казалось ему недостаточно захватывающим. Когда он заметил, что со мной не сделаешь бизнеса, его дружба стала быстро остывать. Он доставил меня на вокзал, и мы расстались навсегда.
Левине больше не давал о себе знать. Однако его имя нередко попадалось мне на глаза. Когда вскоре после моей поездки в Коннектикут Гитлер напал на Советский Союз, я читал во многих больших нью-йоркских газетах статьи за его подписью, в которых подробно разбирался вопрос, придет ли Советскому Союзу конец через две недели или через два месяца. После войны он стал одним из духовных отцов пресловутого боевика американской пропаганды — книги «Я выбрал свободу», которую якобы написал перебежчик из СССР Кравченко. Позднее, при правительстве Эйзенхауэра. Левине сделался одним из наиболее влиятельных закулисных заправил многочисленных антисоветских организаций в Соединенных Штатах и Западной Европе.
Я был несколько удручен тем, что так быстро рухнули мои надежды на сто тысяч долларов. Но по крайней мере с помощью г-на Левине я выбрался из заточения на Ямайке и мог теперь свободно передвигаться по Соединенным Штатам Америки.
Теневые стороны «свободы»
В нью-йоркском отеле «Шелтон» на Лексингтон-авеню в комнате Вилли, куда внесли вторую кровать для меня, мы обсуждали, что же нам предпринять дальше.
Впервые в жизни мне стало ясно, какое огромное различие существует в сознании и во всем отношении к жизни человека в зависимости от того, принадлежит он к богатому или к бедному классу общества. [301]
Еще никогда я не был в таком положении, когда бы мне приходилось все время думать о средствах к существованию. Мне казалось, что между мной и будущим лежит страшная пропасть, особенно когда я вспоминал, что все мое состояние ограничивается суммой в четыреста долларов. Я не знал, что будет, когда они иссякнут. Вилли не разделял моего страха. Он говорил:
— Большинство людей нуждается всю жизнь; многие были бы рады иметь четыреста долларов. Мы должны найти какой-нибудь заработок, прежде чем истратим все деньги.
По мнению Вилли, все было просто и ясно. Для себя лично он не видел никаких трудностей: он имел специальность и надеялся найти работу.
Но что делать мне, если я не умел даже выстирать себе рубаху или выгладить брюки? Вилли заявил, как будто это само собой разумелось:
— Ты еще всему научишься, а пока что я прокормлю тебя.
Меня тронули эти слова, словно рядом со мной был мой брат Гебхард, который, несомненно, сказал бы то же самое.
Через посредство одной дамы, знакомой мне с прежних времен, Вилли вскоре нашел сравнительно хорошо оплачиваемое место в одном из вашингтонских клубов. Я остался в Нью-Йорке, где пытался найти вместо Левине другого издателя, который согласился бы помочь мне в опубликовании статей. Это было очень трудно, и с каждым днем мои деньги уплывали.
Поэтому я решил принять предложение семьи одного капитана, имевшего ферму в Вирджинии, помочь ей убрать урожай. Накладывать сено на воз или убирать пшеницу тракторной косилкой я научился еще в молодости, и после жизни, проведенной в вынужденной лени, физическая работа была мне приятна. Хотя мне ничего не платили, все же я жил не бесцельно и хорошо питался. Отвратительной была только американская жара. Мне не удалось нажить настоящих мозолей: я так потел, что на руках появлялись лишь пузыри, и когда они лопались, то образовывались раны. [302]
В Вирджинии я провел всего несколько недель. В начале августа я получил из Нью-Йорка письмо от незнакомого мне публициста по имени Льюис Галантьер. Он сообщил, что хотел бы попытаться вместе со мной написать несколько статей. Навестив по пути Вилли и кое-кого из друзей в Вашингтоне, я направился в Нью-Йорк.
Галантьер обитал со своей женой в верхней части Манхэттена. Кроме того, он снимал комнату для работы в центре города. В комнате стоял диван, на котором можно было переночевать. Комната была маленькая и помещалась на двадцать восьмом этаже небоскреба, прямо под свинцовой крышей. Во время августовской жары мы днем и ночью обливались потом. Чтобы вынести эту жару, надо было каждые полчаса бегать под душ, находившийся, к счастью, напротив. Я расположился с моим чемоданчиком в этой комнате, и Галантьер приходил каждый день, чтобы работать со мной. Мы трудились над несколькими темами, и мой новый друг бегал в редакции газет и журналов, пытаясь пристроить наши статьи. Его старания были бесплодными, так что через некоторое время пришлось отказаться от этой затеи. Хотя Галантьер оставлял меня в своей комнате, я не хотел висеть у него на шее.
Случайно у одной знакомой немки я встретил некоего Бургхаузер а, бывшего капельмейстера Зальцбург-ских музыкальных фестивалей, эмигранта, проживавшего теперь в Нью-Йорке. Он тоже не имел работы, и его положение было не лучше моего. Он жил на сорок долларов в месяц, которые в память о старой дружбе в Зальцбурге давал ему знаменитый дирижер Тосканини. Бургхаузер был знаком с одной пожилой дамой — квакершей, и следовательно, обладавшей сердцем, склонным к благотворительности. Эта дама хотела уехать на неопределенное время и оставляла свою красивую четырехкомнатную квартиру за низкую до смешного цену (десять долларов в месяц) в его распоряжение. Если я там поселюсь, то каждый из нас будет платить всего пять долларов. Я переехал к Бургхаузеру в квартиру квакерши. [303]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
