происходящее там его мало интересует.
— Можно найти пустой дом, — ответил он наконец.
— Предлагаешь вломиться в чье-нибудь жилище? — со слабой улыбкой сострил я, но едва натолкнувшись на его пустой взгляд, понял, что плевать он хотел на мое остроумие. Стерев улыбку с лица, уже серьезно я добавил: — Тогда постарайся поспать, потому что ночью тебе снова придется дежурить.
— Хорошо, — с той же безучастностью проронил он.
С момента отъезда Роб почти не спал и со всем соглашался. Проснувшись вчера на рассвете, он долго сидел, обхватив руками голову и, не шевелясь, смотрел в одну точку. Мне пришлось звать его трижды, прежде чем он встал, чтобы начать одеваться. Это коматозное состояние сохранялось у него и сегодня — казалось, он настолько ушел в себя, что не замечает ничего вокруг.
Подобное поведение было так не похоже на Роба, которого я знал, что тревога за его состояние одолевала меня все сильнее. Иногда я пробовал отвлечь его от горестных мыслей, но все мои попытки завязать беседу разбивались об его односложные ответы или вовсе нежелание говорить. Со смертью Айлин он утратил какой-либо смысл двигаться вперед, бороться, сопротивляться и даже просто жить.
Понимая, что он испытывает, я готов был отдать что угодно, лишь бы облегчить его горе. Если бы я только мог вернуть ему Айлин, я бы не задумываясь это сделал, но все, что мне оставалось — ждать. В надежде, что время поможет, я оставил его в покое, но начинал опасаться, что он может так и не прийти в себя. Сильнее всего я боялся проснуться однажды от звука выстрела и найти его мертвым.
Ночлег мы отыскали в крохотном поселении неподалеку от главной дороги. Заехав в него за полчаса до наступления темноты, мы обнаружили, что вокруг нет ни души, а двери всех домов заперты на замок. Вламываться мы не решились, а потому обосновались в небольшой баптистской церкви. Это высокое, вытянутое в длину здание из красного кирпича оказалось единственным, что беспрепятственно впустило нас внутрь. Подперев дверь тяжелой дубовой скамьей, мы побросали на пол спальные мешки, зажгли фонарь и поужинали мясными консервами.
В церкви было пустынно и холодно — кроме широкого помоста с трибуной и лавок для прихожан, другой мебели здесь не нашлось. Под потолком гуляло гулкое эхо. Отражаясь от высоких стен, оно многократно усиливало любой звук, будь то шарканье ног, стук ложки о консервную банку или редкое перешептывание Лоры и Терри.
Когда с ужином было покончено, мы вчетвером сбились в тесный кружок и долгое время просидели в гробовом молчании. Спать было слишком рано, поэтому каждый из нас погрузился в свои безрадостные размышления. Я выстраивал в голове предстоящий на завтра маршрут и гадал, что ждет нас в конце этого длинного путешествия, а изредка уходил в другой конец здания, чтобы выкурить сигарету.
Вины я не испытывал. Я отдавал себе отчет, что для кого-то этот дом является храмом божьим, но, откровенно говоря, мне было до лампочки. Бог, если он и существовал, давно покинул людей и теперь, точно безумный маньяк, забавляется, наблюдая за тем, как они барахтаются в срежиссированным им же самим кошмарном сценарии.
Когда в девять вечера сон все-таки начал валить меня с ног, я стянул с себя куртку и забрался в спальный мешок. Терри и Лора, как казалось, уже спали, а Роб сидел в скрюченной позе с подтянутыми к торсу коленями. Не производя никаких движений, он провел в этой позе последние два часа.
— Роб, ты справишься? — укладываясь поудобнее, тихо спросил я. — Если начнешь засыпать, разбуди. Я сменю.
Он не проронил ни слова и даже не пошевелился. Не дождавшись ответа, я лег, но тотчас услышал его шипящий от злобы шепот:
— Хватит разговаривать со мной, как со слабоумным. Я лишился жены, а не рассудка.
— Роб, ты чего? — опешил я.
— Ничего! Ты думаешь, я ни на что не годен, раз позволил ей умереть, так? Думаешь, раз не смог ее защитить, значит теперь мне нельзя доверять?
Его шепот эхом разносился по зданию, придавая зловещую окраску каждой произносимой фразе. От удивления я сел и разглядел, что Терри и Лора тоже приподнялись со своих мест и теперь с опаской вслушиваются в наш разговор. Сдержанным, как можно более убедительным и мягким тоном я проговорил:
— Перестань, Роб. Ты знаешь, что я не думаю ни о чем подобном. Я беспокоюсь за тебя, это правда и прекрасно понимаю, что ты чувствуешь…
— Ни хера ты не понимаешь! — повысил он голос.
— Роб, я тоже потерял жену. Я знаю, что это такое…
Ответом мне стал его издевательский хохот, усиленный все тем же пресловутым эхом. Уносясь к высокому потолку, оно билось о стены, кружилось над нашими головами, мучительно резало слух. Роб уже замолчал, а оно все продолжало разноситься под церковными сводами.
— Ты понятия не имеешь, что значит потерять жену, — произнес он под его отзвуки. — Я любил Айлин, а тебе хватило каких-то двух жалких лет, чтобы забыть про Анну и побежать за первой же сучкой…
— Хватит! — резко, будто наотмашь ударив, вскричал я. — Замолчи, мать твою!
— Уже замолчал.
Он с презрением усмехнулся и действительно смолк. Не двигаясь с места, я несколько минут просидел в оцепенении, а потом откинулся на спину и устремил глаза в неразличимый в темноте потолок.
Внутри все клокотало от обиды и гнева. Раскаленными прутьями они впивались мне в ребра, сдавливали горло удушьем, пронзали мозг лютой злобой. Хотелось подняться и долго, со всех ног куда-то бежать. В эту ночь я почти не спал.
К утру в церкви стало совсем холодно, отчего все мы проснулись еще до рассвета. Из-за бессонной ночи я чувствовал себя таким разбитым, словно меня вышвырнули с пятидесятого этажа, а потом отодрали от асфальта и заставили вновь куда-то идти. Злость на Роба прошла. Да и не имела она смысла — глупо злиться на человека, испытывающего скорбь от потери жены.
Думаю, Роб и сам понимал, что наговорил лишнего, поскольку вид у него сделался еще хуже. Его будто придавило тяжелой гранитной плитой, настолько он стал ссутулен и молчалив. Никому из нас он не сказал ни слова.
Третий день нашего путешествия прошел без происшествий. Мы передвигались практически в полной тишине, зато проделали длинный путь и заночевали в одном из отелей крупного города. Там было тепло, безопасно и многолюдно, так что эта передышка позволила всем нам немного расслабиться и восстановить силы. Едва прикончив свой ужин, я завалился в кровать и крепко проспал