сидел, свернувшись в клубок, обхватив ноги руками и положив подбородок на колени. Он долго сидел так, то погружаясь в сон, то выходя из него. Возможно, он даже спал. Когда он наконец открыл глаза, его тело было холодным, а все тело болело от полученного наказания.
Он устал, а его конечности казались тяжелыми.
Ико снова закрыл глаза. Я просто усну. Я буду продолжать спать. Я не хочу думать, не хочу ничего делать. Я не хочу двигаться. Я не хочу принимать никаких решений. Если я просижу здесь достаточно долго, возможно, королева выполнит свое обещание и превратит меня в камень.
Ико было все равно, сделает она это или нет. Ему казалось, что он и так из камня. Ему понравились ее слова о том, что каменные сердца неуязвимы. В этом был смысл. Многое из того, что она говорила, имело смысл.
Но я не каменный. Мое сердце страдает. И очень сильно. Вот почему я не могу терпеть.
Ему стало интересно, куда исчезла Йорда. Ико посмотрел на трон королевы. Он был пуст. Все было тихо. Солнечный свет проникал через окно в коридоре впереди. Все было совершенно нормально, как будто здесь вообще ничего не произошло.
Королева предложила ему сбежать вместе с Йордой, но потом ушла и куда-то спрятала ее. Неужели она хочет, чтобы я снова искал ее? Или она надеялась, что я все-таки сдамся?
Ему пришла в голову и другая возможность: Йорда могла уйти сама. Значит, я могу покинуть Замок в тумане в одиночку. Может быть, именно так мне и следовало поступить в первую очередь. Я ведь Жертва, которой повезло, верно? Зачем разбрасываться удачей?
Если бы он вернулся домой, то смог бы снова увидеть своих приемных родителей. Разве они не будут рады, что их пророчество исполнилось, что их маленькая Жертва вернулась к ним, чтобы жить в мире?
И тут в его голове зазвучал голос сомнения. Мир? Неужели? Даже если Тото больше нет? Даже если он, возможно, превратился в камень? Тото обменял свою жизнь на Книгу Света. Он подарил жизнь Ико ценой своей собственной.
Ико почувствовал в комнате еще одно присутствие и повернулся, почти ожидая увидеть там Тото.
Это были теневые существа — несколько из них стояли полукругом позади него. Их глаза светились, устремленные на него. Некоторое время Ико смотрел на них как завороженный, его дыхание было медленным и затрудненным. Кроме медленной ряби их силуэтов, вызванной слабым движением воздуха вокруг них, тени были неподвижны. Но Ико показалось, что они дрожат, плачут.
"Простите меня, — наконец произнес он задыхающимся шепотом. Сглотнув, он повторил громче: "Простите. Простите меня. Я не знал, что вы такие же, как я, но не пытался понять".
Тени ничего не ответили. Ико приподнялся на коленях и покачнулся от внезапно нахлынувшей волны головокружения. Его руки ударились о пол, и он некоторое время сидел сгорбившись, борясь с тошнотой. Когда он снова поднял голову, тени уже исчезли.
Ико медленно встал и подошел к тому месту, где стояли тени. От них не осталось ни следа, словно их тут и не было.
Он покинул зал аудиенций королевы и вышел в освещенный солнцем коридор. От света болели глаза. Озума стоял в конце коридора, спиной к единственной высокой каменной ступени, ведущей в другой проход. Его фигура вырисовывалась темным силуэтом в луче света на углу.
Ико остановился и повернулся к нему лицом.
"Это ты виноват", — сказал он. Слова пришли к нему быстро.
Из-за света, падавшего на спину Озумы, невозможно было разглядеть выражение его лица. В отличие от теней, его глаза были скрыты темнотой и не давали никакого света.
"Это ты во всем виноват!" закричал Ико, подняв кулаки и набросившись на рыцаря. За мгновение до того, как он настиг его, Озума шагнул в сторону, и его плащ развевался позади него.
Кулак Ико столкнулся с пустым воздухом, и он упал на землю. Его колени, ноги и кулаки болели.
"Ты… виноват".
Ико с трудом поднялся на ноги и увидел, как Озума вскочил на ступеньку. Рыцарь двигался плавно, не проявляя ни колебаний, ни какого-либо признания присутствия Ико.
"Ты сделал это со мной! Со всеми!" кричал Ико, бегая за ним и дрожа от ярости. Поднявшись по лестнице, он оказался в начале прохода, который плавно изгибался вправо. Озума шел по нему, удаляясь от него. Ико остановился, переводя дыхание и держась одной рукой за стену. "Повернись ко мне лицом, трус!"
Ико почувствовал, как к его конечностям возвращаются силы. Он побежал, полный решимости поймать Озуму и заставить его предстать перед своими потомками — Ико и другими Жертвами. На этот раз он ответит за свои поступки.
Ико пробежал несколько комнат, взбираясь по большим ступеням и падая с уступов. Он карабкался, спускался по сводам и использовал цепи, чтобы перемахнуть через непроходимые расщелины. Чем дольше он бежал, тем быстрее двигался, пока не почувствовал, что его тело стало легким, как ветер. Но все равно он не мог догнать Озуму. Рыцарь был впереди него, всегда видимый, но всегда недосягаемый.
Он словно вел меня куда-то.
Пробежав, казалось, невероятно большое расстояние, Ико остановился, запыхавшись, положив руки на колени. Он посмотрел вверх. Я узнаю это место.
Это была та самая маленькая комната, в которую они с Йордой пришли после того, как впервые пересекли старый каменный мост. Он узнал стены и колонны, свисающие цепи и расположение чадящих факелов на стенах. Там были идолы, а за ними — мост.
Найду ли я его там снова? Каменного наблюдателя на парапете?
Ико услышал шум моря. До его носа доносился солоноватый запах. Он чувствовал ветер на своей коже. Он остановился, положив руку на одного из идолов у двери. Он привел меня сюда… он хотел, чтобы я последовал за ним. Но почему?
Ико прошел между идолами, услышав неподалеку крик чайки. Он стоял в конце длинного каменного моста. С обеих сторон море отражало цвет неба. Волны подпрыгивали, вздымая брызги и ударяясь о каменные колонны, поддерживающие мост. Ико чувствовал себя так, словно вышел в огромное пространство между небом и землей после долгих месяцев, проведенных в крошечной коробке.
Мост был разрушен, нет, разорван, посередине. Статуя Озумы стояла на дальнем конце, повернувшись к Ико спиной. Отсюда он был так далек, что казался едва ли больше поднятого пальца Ико.
«Дитя мое», — произнес голос в голове Ико.
Ты и твои братья несли великое бремя моих грехов все эти годы. И все же ничего не
