Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы придумать подходящий ответ: она была настолько уверена, что он поцелует ее… «В чем же моя ошибка?»
— Я никогда и не сомневалась, что ты достоин, — польстила она ему. Разочарование было так велико, что даже во рту стало противно.
Он медленно поднялся на ноги. У него сияли глаза. Он пообещал:
— И доверия твоего я не предам.
Малта ждала, полагая, что, может быть, он все-таки распахнет внезапно объятия и обожжет ее губы страстным поцелуем… От жажды прикосновения у нее даже кожу покалывало. Она не отваживалась смотреть ему прямо в глаза, зная, что в ее собственных наверняка читается неприкрытая страсть. Она облизнула губы и полуоткрыла их, поднимая лицо…
— До завтра, Малта Хэвен, — выговорил он с почти молитвенным жаром. — Ты узнаешь, как я умею держать слово.
И поклонился с такой серьезностью, словно они расставались после самого обычного гостевания с чаепитием. Сервин повернулся к сестре:
— Идем, Дейла. Пора уже домой тебя отвести. — Завернулся в темный плащ и направился в темноту.
— Счастливо, Малта, — вздохнула Дейла. И помахала подруге пальчиками: — Я тоже попрошусь с мамой на Совет! Может, сядем вместе. Ну, до завтра! — И побежала за братом: — Сервин, погоди…
Малта некоторое время стояла на месте, попросту отказываясь поверить в случившееся. «Что же все-таки я сделала не так?…» Он не принес ей ни самомалейшего подарка в знак сердечной привязанности… не поцеловал… даже не предложил проводить хоть до середины дорожки. Малта нахмурилась, глядя ему вслед… И тут ее осенило. Она поняла, в чем была не права. Она-то все сделала правильно — винить следовало Сервина. Осознав это, она только головой покачала. Бедный Сервин просто оказывался не тем мужчиной, который соответствовал бы ее ожиданиям.
Повернувшись, она стала пробираться в потемках домой. Поймав себя на том, что задумчиво хмурится, Малта поспешно разгладила лоб. Еще не хватало, чтобы появились морщины, как у матери… Между прочим, хмурилась она из-за Брэшена. Этот Брэшен!.. Сперва нагрубил. Но потом, когда она поила его кофе и самую чуточку заигрывала, как он отозвался!.. Малта готова была биться об заклад: если бы это он пришел на свидание у балкона, быть бы ей зацелованной до полусмерти… От мысли об этом по позвоночнику пробежали волны сладостной дрожи. Нет-нет, не то чтобы он ей понравился… Грубый усатый мужик в шелковой пиратской рубашке. Фу! Весь провонял корабельными запахами, а руки — мозолистые, в шрамах к тому же… Нет уж, ну его. Но вот что ее действительно заинтересовало, так это взгляды украдкой, которые он то и дело метал на тетку Альтию. Этот моряк смотрел на нее ну прямо как оголодалый котище на певчую птичку! Альтия же так ни разу в глаза ему и не посмотрела. Даже когда напрямую обращалась к нему. Старательно таращилась то в окно, то на чашку с чаем, то на собственные ногти. А Брэшен расстраивался, отчего это она на него не глядит. Время от времени он заговаривал с нею. Так она даже ушла к Сельдену и села рядом с ним на пол, взяв малыша за руку, словно племянник мог укрыть ее от алчных глаз Брэшена…
Малта была почти уверена, что мать с бабкой ничего не заметили. Но она-то была отнюдь не слепая! И она твердо вознамерилась выяснить, что же там было между ними на самом деле. И что за секрет знает Альтия, если умеет заставить мужчину ТАК смотреть на себя?… Что, например, она, Малта, должна была бы сказать Сервину, чтобы у него взгляд разгорелся огнем?…
Она покачала головой. Нет. Не Сервину. Стоило сравнить его со старшим братом, и у нее на многое открылись глаза. Сервин — еще мальчик. Ни жара в сердце, ни власти в руках. Малек вроде тех, которых настоящий рыболов отпускает обратно в пруд. Даже Рэйн… даже его прикосновение было куда более страстным. И еще Рэйн всегда приносил ей подарки… Малта добралась до кухонной двери и очень осторожно открыла ее.
А может, все-таки взять да использовать сегодня сновидческую шкатулку?…
Брэшен поднялся из-за стола, оставив нетронутым пиво, которое заказал. Уже выходя из таверны, он успел заметить позади себя вороватое движение — его пиво кто-то присвоил. Брэшен лишь горько усмехнулся. Весьма подходящее место, чтобы промочить горло, для человека, не способного ничего в руках удержать!..
За пределами таверны жил своей жизнью ночной Удачный. Брэшена угораздило забрести в один из самых опасных и непотребных кварталов: здесь, на глухой улочке у самого порта, перемежались склады, дома с девками и питейные заведения. Он знал, что ему давно пора было бы вернуться на борт «Кануна весны». Финни, должно быть, уже заждался его. Брэшену, однако, нечего было доложить капитану. Он подумал об этом, и тут ему вдруг пришло в голову, что он, вполне возможно, и не вернется на корабль. Ни сейчас, ни потом. Вообще не вернется. Да и Финни навряд ли станет его разыскивать по городу… Словом, самое время «завязывать» с перепродажей пиратской добычи. Правда, это означало, что и комочек циндина в его кармане — самый что ни есть распоследний, больше взять неоткуда…
Брэшен запустил руку в карман и нашарил свое сокровище. Ему отчетливо показалось, будто с момента предыдущей проверки оно сильно уменьшилось. Он что, успел откусить от него и сам того не заметил? Вполне вероятно…
«Семь бед — один ответ!» Брэшен мысленно махнул рукой и отправил в рот весь остаток циндина. И зашагал дальше по плохо освещенной улице, припоминая, как чуть больше года назад они с Альтией вместе шли по такой же улице и тоже ночью… «Забудь. Все равно это навряд ли повторится. Теперь она с Грэйгом Тенирой под ручку прогуливается…»
Ладно. Но если он не собирался возвращаться на корабль, то куда бы ему податься? Ноги, оказывается, вычислили ответ вперед головы. Они уже несли Брэшена в сторону городской окраины, прочь от ярких фонарей и вдоль длинного пустынного берега, туда, где торчал из песка заброшенный остов «Совершенного». Брэшен невесело, даже издевательски улыбнулся, но издевка была предназначена ему самому. Все в этой жизни менялось, кроме некоторых вещей. Вот вам, пожалуйста, пример. Он снова в Удачном — и опять, почитай, без гроша в кармане, и единственным существом, которое он мог бы с натяжкой назвать другом, был вытащенный на берег корабль. Нет, право же, у них с Совершенным было очень много общего. Начать с того, что оба — изгои…
А между тем под летними звездами царили мир и покой. Волны шушукались и перешептывались, набегая на берег. Легкий бриз овевал лицо и охлаждал тело, не давая потеть, — быстрая ходьба по рыхлому песку требовала определенных усилий. Славный выдался бы вечерок, не будь на душе так погано…
Но настроения пожеланием не улучшишь, и оттого Брэшену казалось, будто ветер налетал ниоткуда и уносился в никуда, пронизывая его опустевшую душу, а звезды смотрели сверху холодно и отчужденно. Циндин придал ему телесной бодрости, но что с нею, с этой бодростью, делать?… Она только гнала прочь сон и заставляла обостренную мысль носиться по кругу, путаясь в собственном хвосте. Да взять хоть Малту!.. Во имя бороды Са — в какие такие игры она с ним играла?… Он до сих пор не мог даже решить, как относиться к ее знакам внимания. Почувствовать себя затравленным? Осмеянным? А может, польщенным?… И в том, считать ли ее девочкой, девушкой или женщиной, он тоже по сию пору не разобрался. Стоило вернуться домой ее мамаше — и Малта сделалась сама кротость. Только вот замечания время от времени отпускала вполне зубодробительные… правда, с видом полнейшей невинности. Оговорился ребеночек… А взгляды, которые она на него бросала исподтишка, чтобы не заметили старшие!
Задумчивые такие взгляды, весьма проницательные. То на него посматривала, то на Альтию… И доброжелательности в ее глазах не было ни на йоту.
Теперь Брэшен силился убедить себя, что из-за нее-то сама Альтия так ни разу и не посмотрела ему прямо в глаза. Наверное, не хотела, чтобы юная племянница догадалась, что между ними произошло. На некоторое время Брэшен поверил собственным доводам… И верил в них целых три шага. Потом вынужден был угрюмо сознаться себе, что она не проявила по отношению к нему ни малейшего интереса, не говоря уже о теплоте. Да, она была с ним вежлива и учтива. Примерно как Кефрия. Не менее, но и не более. Вела себя так, как положено дочери Ефрона Вестрита вести себя с гостем, хотя бы этот гость и оказался вестником очень большой беды. Ее учтивость была поколеблена всего однажды. Когда Кефрия предложила Брэшену у них заночевать: час, дескать, поздний, а он явно устал… Альтия не присоединилась к уговорам, предпочтя промолчать. И он, отказавшись от ночлега, покинул их дом.
Ах, до чего же Альтия была хороша… Нет, не изысканно-ухожена, как Кефрия, и не смазливо-завлекательна, как Малта. Красота Кефрии и Малты была осознанно выверенной и холеной. Они досконально знали, как употребить румяна и пудру, как убрать волосы и какой наряд предпочесть, чтобы наилучшим образом оттенить выгодные стороны своей внешности. Альтия же… Она вошла прямо с улицы — пыльные сандалии, волосы прилипли к шее и взмокшему лбу… Тепло летнего дня горело у нее на щеках, а в глазах еще отражалась неугомонная жизнь удачнинских рынков. Юбка, блуза — все очень простое, выбранное не ради того, чтобы «выглядеть», а только чтобы не стесняли движений. И даже схватка с Малтой возле дверей прежде всего заставила Брэшена поразиться неисчерпаемости ее жизненной силы. Она больше не была ни мальчиком-юнгой с «Жнеца», ни капитанской дочкой с «Проказницы». Время, проведенное в Удачном, оздоровило не только ее кожу и волосы. Она и внутренне как бы смягчилась, выпустила себя из железного кулака… И стала выглядеть как настоящая дочь торговца из старинной семьи.
