— И надолго собираешься задержаться?
— Не знаю… Я, собственно, вернулся в основном ради того, чтобы сообщить Альтии: я видел «Проказницу»… Ее захватили пираты. Я, правда, даже не знаю, живы ли еще Кайл и Уинтроу… Вообще не знаю, что сталось с командой…
Сказал — и тут только задумался, насколько осмотрительно с его стороны было выбалтывать этим двоим подобные новости.
Ему показалось, что Янтарь была искренне озабочена:
— Ты уже сказал Альтии? И что она?…
— Сама понимаешь, горюет. А завтра хочет пойти на Совет торговцев и попросить помощи в спасении корабля. Самое же поганое во всей этой истории, что Кеннит… ну, капитан пиратский… скорее всего, и выкупа-то не захочет. Он желает оставить корабль себе. Так что, если Кайл и Уинтроу не погибли, придется ему и дальше держать их живыми, чтобы Проказница с ума не сошла и…
— Пираты… — Голос Совершенного можно было назвать мечтательным, если бы не прозвучавший в нем ужас. — Знаю я этих пиратов… Они убивают, убивают, без конца убивают прямо на палубах… Кровь впитывается все глубже и глубже… чужие жизни наполняют твое диводрево до такой степени, что ты сам себя не можешь среди них отыскать… А потом они рубят тебе лицо и впускают внутрь воду, и ты тонешь… Но гаже всего то, что они оставляют тебя жить!
Его голос задрожал, по-мальчишески сорвался и смолк.
Брэшен смотрел в глаза Янтарь и видел в них невысказанную жуть. Они с Брэшеном разом вскочили на ноги и потянулись к кораблю.
— Не касайтесь меня! — Больше ничего детского, это была хриплая, отрывистая команда, низкий голос был полон ярости и отчаяния. — Прочь, гнусные паразиты! Крысы, роющиеся в дерьме! У вас души-то нет!.. Ни одно создание, наделенное душой, не вынесло бы того, что вы со мной сделали!.. — Он слепо мотал головой, огромные кулаки молотили воздух, как если бы он защищался от кого-то. — Убирайтесь! И воспоминания свои с собой заберите! Мне не нужны ваши жизни!.. Вы хотите поглотить меня, заставить забыть, кто я есть… кто я был!.. Но я не забуду!.. — Это был уже не крик, а попросту рев. Потом Совершенный разразился безумным хохотом и непристойностями…
— Он не к нам обращался, — тихо сказала Янтарь Брэшену. «Мне бы твою уверенность…» — подумалось ему. Ни он, ни она больше не старались коснуться корабля. Напротив, Янтарь взяла его за руку и повела куда-то в темноту, прочь от Совершенного. Их провожал бешеный мат и невнятные обвинения.
Когда отсвет костра померк вдалеке, Янтарь остановилась и повернулась к своему спутнику.
— Слух у него удивительно тонкий, — произнесла она по-прежнему приглушенно. И оглянулась на корабль: — Когда на него накатывает… вот как сейчас… всегда лучше оставить его одного. Если попытаться привести его в чувство уговорами и какими-то разумными доводами, будет только хуже… — И она беспомощно пожала плечами: — Надо, чтобы он сам очнулся…
— Я знаю.
— И я знаю, что ты знаешь. Еще я думаю, ты понимаешь: долго он такого не вынесет. Каждый день и каждый миг он боится, что вот сейчас за ним придут… А ведь он даже спать не может, отрешаясь тем самым от реальности! Вот и приступы безумия у него последнее время что ни день… Я уж всячески стараюсь ограждать его от волнений, но он ведь не дурак! Он знает, что его жизнь под угрозой, и понимает, как мало он способен за себя постоять… — Было темно, но Брэшен некоторым образом чувствовал силу ее взгляда. — Ты должен помочь нам, — сказала она.
— Я бы и рад, да что я могу сделать?… Не знаю уж, чего тебе про меня наговорили Альтия и этот корабль, но ты, похоже, полагаешь, будто я обладаю каким-то влиянием… Это совсем не так. Скорее уж наоборот! Если я возьмусь что-то поддерживать, благопристойный Удачный весь как один поднимется против! Я — такой же изгой, как и Совершенный. Так что ты вернее одержишь победу, если я буду держаться подальше! — И Брэшен безнадежно покачал головой. — Не то чтобы я правда думал, что ты можешь победить…
— По-твоему, значит, я должна просто взять и сдаться? — мягким голосом осведомилась она. — И пусть он окончательно сходит с ума, а потом явятся «новые купчики» и на буксире уволокут его прочь, чтобы разделать на чурбачки для поделок? Ну и как мы после этого в глаза посмотрим друг другу? Что мы друг другу скажем? Что все равно были бессильны помочь? Что до последнего не верили в такой ужасный конец?… И ты думаешь, это снимет с нас вину?…
— Вину? — Брэшен так и вспыхнул: похоже, эта женщина собиралась повесить на него еще и ответственность за то непотребство, которое здесь происходило. — Я, между прочим, ничего скверного не совершил! И совершать не намерен! Так что я-то уж всяко ни в чем не виновен!..
— Половина всех зол в этом мире совершается именно оттого, что добрые и славные люди просто стоят в сторонке и ничего не делают. Не всегда бывает достаточно просто уклоняться от зла, Трелл. Надо творить добро. И даже если ты сам не веришь, что оно превозможет.
Он спросил со злой и едкой насмешкой:
— И если заранее знаешь, что глупо даже пытаться?
— В таких случаях — особенно, — мило улыбнулась она. — Именно так это и происходит, Трелл. Ты разбиваешь себе сердце о холодный камень этого мира. Ты просто бросаешься на него, держа сторону добра, и не задумываешься о цене. Только так дело и делается…
— Какое еще дело? — спросил он, начиная уже по-настоящему злиться. — Я должен непременно добиться, чтобы меня грохнули? Ради того, чтобы потом меня назвали героем?
— Может быть, — согласилась она. — Может, и так. Во всяком случае, только таким образом ты оправдываешь свои дни на земле. И вправду делаешься героем… — Янтарь склонила голову набок и окинула Брэшена оценивающим взглядом: — Только не рассказывай мне, будто никогда не мечтал стать героем…
— А вот и не мечтал! — бросил он с вызовом. Совершенный вдалеке еще продолжал крыть кого-то многоэтажными матюгами. На слух его брань казалась бессвязным бредом пьянчужки. Брэшен повернул голову и стал смотреть на несчастный корабль. Костер бросал желтые блики на его изрубленное лицо… Чего она ждала от него, эта женщина? Он не мог оказать никакой помощи Совершенному. Он вообще никого в этой жизни не мог выручить. — Я всегда хотел только одного: жить своей жизнью, — сказал он угрюмо. — Так ведь и того, прах побери, не получается.
В ответ раздался негромкий смех.
— А все потому, что ты раз за разом отступаешься, отворачиваешься, избегаешь… — Янтарь тряхнула головой. — Да открой же наконец глаза, Трелл! Непотребство и безобразие, от которого ты старательно отстраняешься, и есть твоя жизнь. Не жди, пока она станет чуточку лучше, — не дождешься. Просто прекрати отгораживаться от своей жизни и проживи ее! — Янтарь вновь засмеялась. Брэшену показалось, ее голос и взгляд достигали его откуда-то издалека. — Люди почему-то склонны думать, будто мужество — это не дрогнув смотреть в лицо смерти. Но вот это-то как раз по силам почти каждому. Многие способны в момент смерти стиснуть зубы и удержаться от вопля… Нет, Трелл. Мужество — это не дрогнув смотреть в лицо жизни. Нет, я не о тех случаях, когда верная дорога трудна, но в конце ждет слава… Я о том, чтобы бесконечно терпеть скуку, грязь и неудобство на этом пути. — И она снова наклонила голову к плечу, внимательно глядя на него. — И сдается мне, это тебе по силам, Трелл.
Он прошипел:
— Хватит уже меня так называть!
Собственная фамилия была ему как соль на раны.
Янтарь вдруг с силой стиснула его запястье:
— Нет! Это я говорю тебе — хватит! Хватит числить себя сыном, от которого отказался отец! Да, ты не оправдал его ожиданий; но разве это означает, что ты — вообще никто? Да, ты несовершенен. Ну и что? Так прекрати же считать всякую ошибку, которую ты совершаешь, уважительной причиной для признания полного поражения!
Брэшен выдернул у нее руку:
— Да кто ты такая, чтобы так со мной разговаривать? Откуда бы тебе вообще все это знать?… — И, еще не договорив, понял с горькой обидой, откуда она столько о нем разузнала.
От Альтии.
Альтия болтала о нем с резчицей. Вот еще выяснить бы, что именно она ей наговорила?… Он посмотрел в лицо Янтарь и внутренне содрогнулся, поняв, что Альтия рассказала ей ВСЕ. Все без утайки…
Брэшен повернулся и быстро пошел прочь. Он только надеялся, что милосердная темнота скоро укроет его.
— Брэшен! Брэшен!.. — свистящим шепотом окликнула его Янтарь.
Он продолжал шагать.
— Куда ты, Трелл? — Уже не шепот, а хриплый крик в темноте. — Неужели надеешься от себя убежать?…
Он не ответил. Потому что ответа не было.
Кажется, сырость угробила-таки домашние тапочки… Малта закинула их в дальний угол чулана, где хранилась ее одежда, и взяла теплую рубашку. Несмотря на летнюю пору, она до костей продрогла за время своей ночной вылазки. Потом она сняла с полочки сновидческую шкатулку. Выудила пакетик с порошком, который до поры до времени хранила внутри мешочка с травами, помогающими при головной боли. Сдула с пакетика приставшие травяные крошки… И стала распускать тоненькие завязки, заранее трепеща от волнения. Она вытрясла содержимое пакетика внутрь шкатулки и хорошенько растрясла, так, что в воздухе повисла тонкая сверкающая пелена порошка.
