Наконец я ступил на коротко подстриженную мураву. Пасущиеся поблизости козы лениво подняли головы, оценивающе глянув на меня узкими желтыми глазами. Но быстро потеряв интерес к моей особе, они вновь принялись пощипывать травку.
Кроме коз, я никого не заметил. Залитый светом послеполуденного солнца дом выглядел пустым. С одной стороны выстроился ряд ульев, и мой слух уловил сонное жужжание обитавших там пчел.
Я разочарованно вздохнул. Похоже, зря пришлось проделать этот путь. И все-таки я испытал своеобразное торжество, наконец воочию увидев личные владения Мора.
Позади меня заскрипели доски под ногами гребцов и нескольких придворных, которые последовали за мной. Они о чем-то болтали, кто-то даже напевал. Вряд ли они обрадуются, когда я сообщу им, что придется несолоно хлебавши возвращаться в Лондон. Вероятно, стоит отдохнуть полчасика на газоне, наблюдая, как скользят по Темзе величавые лебеди и легкие лодки. Это зрелище радовало глаз.
Вдруг из дома кто-то вышел. Очевидно, служанка. Завидев нас, она развернулась и убежала обратно. Через мгновение на крыльцо выскочила стайка слуг, а к окнам припали любопытные лица. До меня донесся поднявшийся внутри шум.
На задний двор выходила массивная деревянная дверь. Внезапно она распахнулась, и к нам торопливо направилась низкорослая полная женщина. Чтобы было ловчее идти, она слегка приподняла свои юбки. За ней на некотором отдалении медленно шли несколько домочадцев.
— Ваша милость!.. Ваша милость!.. — запыхавшись, восклицала она, приближаясь к нам. — Нам так… нам так…
Я узнал леди Алису, жену Мора.
— Нам очень приятно… — перебил ее спокойный знакомый голос, который я так желал услышать. — Никогда еще мы не имели удовольствия…
Легко обогнав жену, Мор встретил меня с довольной улыбкой.
— А я никогда еще не имел приглашения, — вдруг произнес я, и в этих словах неожиданно для меня самого прозвучала обида.
Почему, интересно, в присутствии Мора мне всегда вспоминаются те черные дни, когда любимчиком считался Артур? Вечно я стремился заслужить одобрение, вечно чувствовал себя ущемленным.
На лице Мора появилось выражение заинтересованности.
— Вот я и решил нанести вам визит… по собственному почину, — с запинкой закончил я.
— Вы самый желанный гость в нашем доме, — ответил он на редкость умиротворяющим бархатным тоном.
Однако я знал, что он кривит душой.
Я порывисто обвел рукой его владения.
— Прекрасно, Томас, — сказал я. — Здесь у вас просто мирская идиллия.
Он слегка приподнял бровь. Видимо, счел меня дураком. И он был не одинок, я полностью разделял его мнение. Мне вдруг захотелось оказаться в сотнях миль отсюда.
— Да, середина лета сравнима с идиллической порой… — согласился он.
Нет, вы не дурак, казалось, подразумевали его слова. Вы очень милый человек. Да, этим-то Мор и был опасен. Он неизменно побуждал собеседника почувствовать себя разумным и приятным, несмотря ни на что.
— Давайте постоим немного и послушаем… — мягко прибавил он.
Легкий ветерок шелестел листьями; тихо гудели пчелы; издалека доносился мерный плеск речных волн. Но меня больше завораживали не звуки, а движение и свет. Слегка покачивали разноцветными головками окружавшие дом шток-розы; вокруг золотистых, сплетенных из соломы ульев летали озабоченные пчелки; игривый пестрый свет пронизывал кроны деревьев. Здесь легче дышалось, в воздухе витали тонкие ароматы дальних лугов, садов. Чудесный эликсир, в котором смешались запахи цветов, скошенной травы и плодородной земли, словно прочистил мои мысли.
— М-да, — произнес я после затянувшегося молчания. — Да…
Леди Алиса выглядела весьма встревоженной.
— Ваша милость… — с запинкой пробормотала она, — не угодно ли вам разделить с нами простую трапезу? Вам и вашей… свите… — Она робко покосилась на моих спутников. — Вы же понимаете, все так неожиданно, и мы не подготовились…
Взгляд Мора заставил ее умолкнуть.
— Мы прибыли не ради трапезы, — сказал я. — Кто же думает о еде в летнюю жару?
— Алиса, пусть принесут эля, — распорядился Мор. — Не сомневаюсь, что гребцам хочется пить после долгого плавания. К тому же против течения.
Мои спутники благодарно посмотрели на него, а он повернулся ко мне. Его серо-зеленые глаза едва не обожгли меня.
— Не угодно ли вам прогуляться, пока готовят освежающие напитки? — Его ласковый голос звучал с неотразимой повелительностью.
Мне оставалось лишь подчиниться.
Он повел меня в сторону розария, граничившего с садом. Солнце светило нам в спину. Перед нами маячили наши длинные тени. В детстве меня пугали дурные приметы, и я боялся наступать на свою тень. Даже сейчас я невольно старался как можно реже делать это.
Мор показал мне несколько розовых кустов, о выращивании которых он заботился с особым старанием, а потом без обиняков произнес:
— Впрочем, вы же приехали по другим делам.
— Верно, — тут же согласился я. — Я хочу, чтобы вы стали лорд-канцлером. Вместо Уолси.
Раз уж он предпочитает говорить начистоту, то почему бы мне не последовать его примеру?
Я ожидал, что Мор выкажет тревогу либо недоверие. А он расхохотался, заливисто и звонко.
— Я? Вместо Уолси? — успокоившись, произнес он. — Но я же не принадлежу к клану священнослужителей.
— А мне и не нужен священник! Вы христианин… и более праведны, чем большинство церковников!
— А вы, ваша милость, совершенно уверены, что вам необходим христианин?
Неужели он издевается надо мной?
— Разумеется!
Сцепив руки за спиной, Мор задумчиво вышагивал вдоль аккуратно подстриженных розовых кустов. Остановившись в конце ряда, возле алых роз, он обернулся.
— Я не могу, — спокойно заявил он. — Простите меня.
Он застыл передо мной. Его силуэт обрамляли кровавые пятна цветов.
— Почему же не можете? — требовательно спросил я.
— Великое дело вашей милости…
Я отмахнулся.
— В ведении лорд-канцлера…
— Но предыдущий канцлер, — прервал он меня, — серьезно занимался этим вопросом.
— Потому что он был кардиналом и имел право руководить легатским судом. Теперь это дело приобрело иную окраску и…
— И стало государственным делом, которое потребует еще большего участия вашего канцлера, будь он священником или законоведом. Я не могу…
— Томас, — вдруг сказал я, — а каково ваше личное мнение по данному поводу?
Отвернувшись, он с чрезмерной пристальностью начал разглядывать розовый бутон. Я ждал. Наконец Мор понял, что не может больше тянуть с ответом.
— Я полагаю… — его обычно уверенный голос звучал слабо, — что королева Екатерина является вашей настоящей женой. А если это не так, то отмена вашего брака должна быть всецело во власти Папы.
Я внутренне возмутился, холодный гнев поднимался из глубины души, грозя затуманить ясность моих мыслей. Я поборол его.
— И из-за этого вы отказывается от канцлерства.
Я удивился и порадовался своему бесстрастному тону. Ледяная волна пошла на убыль. Холод стекал по спине, точно вода. Я овладел собой.
— Отчасти. — Он улыбнулся. — Я смогу хорошо служить вашей милости, только если искренне и безоговорочно приму на себя все трудности этой должности.
Мы покинули розарий, подошли к фруктовому саду и открыли калитку в старой кирпичной стене. Передо мной тянулись ровные аллеи деревьев, отстоящих друг от друга ярдов на пять. Аккуратно подрезанные ветви шатрами раскинулись над землей.
— Сливы, — пояснил Мор, показав на дальний левый ряд. — Дальше вишни. Вот перед нами яблони. А груши высажены вдоль другой стены.
Мор направился по яблочно-вишневой аллее. В эту пору все плоды выглядели одинаково. Я шагал вслед за Мором, хранившим молчание, которое сводило меня с ума.
— Господь уже вынес вердикт этому браку! Он проклял меня! — воскликнул я с мучительной болью.
Мор остановился и повернулся ко мне.
— Я согрешил, — пылко продолжил я. — И должен искупить этот грех! Иначе Англия погибнет! Погибнет!
В глазах Мора мелькнуло недоумение, и он шагнул ко мне. Однако я уже не видел ни его, ни солнечного летнего дня. Передо мной зияла черная бездна отчаяния. Почти без памяти я упал у вишневого дерева. Да, мою страну ждет крах, она не переживет новых гражданских войн.
Я почувствовал на плече чью-то руку. Надо мной склонился Мор.
— Ваша милость?
— Моя совесть указывает мне истинный путь, — наконец выговорил я. — Пусть придется спорить с целым миром, ничто не поколеблет моей уверенности в том, что я обрел истину.
Я поднялся на ноги, устыдившись приступа собственной слабости, и украдкой глянул на Мора. Он пристально смотрел на меня, но я никогда прежде не видел на его лице такого выражения. К удивлению примешивались благоговение и еще какое-то неуловимое чувство.