ее фрейлины вышли замуж за молодых шляхтичей. Отец подружился с ярославским воеводой и часто с ним пировал. Жажда свободы у всех постепенно притупилась, и возвращение на родину уже не выглядело единственной целью в жизни. Происходящие в России события втягивали всех в свой водоворот.
В мае стало известно, что войско «Дмитрия» нанесло удар по правительственным войскам и что положение Василия Шуйского вновь ухудшилось. Ему требовалась помощь извне, возможно, даже от польского короля. Препятствием для ее получения было содержание под стражей Марины и ее родственников. Поэтому в Ярославль начали приезжать гонцы для переговоров с Юрием Мнишеком об условиях освобождения. Наконец, в конце мая договорились о том, что Марина с отцом и 90 сопровождающих их лиц переедут в Москву. Вновь начались сборы для путешествия по бескрайним русским просторам. Отъезд был назначен на вечер, поскольку предстояло переправиться через широкую реку. Заночевали уже на другом берегу. При расставании было пролито много слез: ни отъезжающие, ни остающиеся не были уверены, что свидятся вновь. Из-под Москвы приходили тревожные вести о мятежах и настроениях. На этот раз дорога до столицы заняла мало времени. Из-за неспокойной обстановки царь Василий распорядился доставить пленников как можно скорее. К тому же в Москве находились польские послы, которые отказывались вести переговоры без встречи с Мариной и Юрием Мнишеком. Шуйский нуждался в перемирии с Сигизмундом, поскольку сражаться сразу с несколькими врагами у него не было сил.
Вновь Марина въезжала в Москву, но как это было не похоже на то, что было два года тому назад. На этот раз никто не приветствовал ее. Лишь толпы зевак собрались поглазеть на свою бывшую царицу. Ее вновь поселили в Кремле, но не потому, что хотели оказать особое почтение, а потому, что всюду было очень неспокойно. К городу приближалась большая армия «Дмитрия». Стычки с ее авангардом проходили у самых городских стен.
Юрий Мнишек вскоре понял, что положение царя Василия таково, что уже он сам может диктовать свои условия. Прежде всего воевода потребовал, чтобы в Москву были привезены все его плененные родственники, разосланные по отдаленным городам. Однако выполнить это не удалось, поскольку уже в июне столица оказалась в блокадном кольце. Напротив, царю пришлось некоторых поляков отослать еще дальше. Так, оставшиеся в Ярославле пленные вскоре были перевезены в Вологду.
Наконец, переговоры закончились тем, что Василий Шуйский пообещал до октября отпустить всех пленных поляков домой. Марина с отцом получила возможность выехать уже в самом начале августа. Сборы были недолгими. Почти все ее имущество было разграблено, свита разбросана по отдаленным городам. Отъезд был и печальным, и радостным. Печальным, потому что все честолюбивые мечты были окончательно похоронены, радостным — потому что была надежда на конец невзгод и лишений. Марина прекрасно знала, что у стен Москвы, стояли войска того, кто считался ее мужем и мог бы вновь посадить на царский престол. Но связываться с ним было смертельно опасно. По совету отца она решила быть благоразумной и не давать царю Василию ни малейшего повода для нового ареста и ссылки в еще более отдаленные места. Более того, бывшая царица даже отказалась от своего титула, лишь бы получить свободу.
Выехали по северной дороге вместе с польскими послами. Остальные пути уже были отрезаны. Для охраны к ним был приставлен отряд, состоящий из 1000 смоленских дворян. Поначалу направились вновь к Ярославлю, чтобы обогнуть с севера районы, уже занятые войсками «Дмитрия».
Приближалась осень со слякотью, холодами и распутицей, поэтому следовало торопиться. На ямах и селах, где содержались сменные лошади, путешественникам тут же предоставляли все необходимое. Однако до польской границы ни Марина, ни Юрий Мнишек не доехали. Под Белой на них напал полковник Зборовский, отправленный Лжедмитрием II. Цель его заключалась в том, чтобы захватить их привезти в Тушинский лагерь. При несомненных военных успехах второго самозванца ему необходимо было убедить всех маловерующих в том, что он — прежний «царь Дмитрий». Лучше всего это могли сделать мнимые жена и тесть.
Тушинцам удалось легко разогнать охрану бывшей царицы и Юрия, поскольку смоляне не захотели проливать за них свою кровь. Однако потом возникли затруднения. Дело в том, что все близкие сторонники второго самозванца прекрасно знали, что он не был прежним «царем Дмитрием», а Марина и ее отец об этом только догадывались. Разоблачить уже второе самозванство для них при желании не было бы особенно сложным. Это означало, что русские провинциальные дворяне, полюбившие первого Лжедмитрия, тут же отшатнулись бы от тушинцев. В итоге Марину и Юрия Мнишека повезли в стан к гетману Сапеге, с которым они были знакомы, чтобы заранее подготовить к тому, что прежнего Дмитрия они не увидят. Вероятно, сторонники нового самозванца так и не решились открыть Марине правду. Они лишь убедили ее в том, что «муж» с нетерпением ожидает ее в Тушино и вновь готов бросить к ногам весь мир.
Тушинская царица
Радостная и счастливая ехала Марина в табор. После стольких лет невзгод и скитаний наконец-то вновь триумф. Безудержное веселье настолько охватило ее, что она начала петь и звонко смеяться. Вместе с ней хохотали все ее фрейлины. Однако вдруг к карете подъехал молодой шляхтич и тихо сказал: «Марина Юрьевна! Вы веселы и песенки распеваете. Конечно, вам бы следовало радоваться, если бы вы нашли в Тушино настоящего своего мужа, но вы найдете там совсем другого человека».
После этих слов веселье сразу стихло. Марине стало страшно: к кому и зачем она едет? Об услышанном тут же сообщили Юрию Мнишеку, и он велел остановить коней. Опытный политикан сообразил, что из их нового положения можно извлечь ощутимую материальную выгоду. К Лжедмитрию II был отправлен верный человек, который взял с него обязательство выплатить Мнишекам 300 000 рублей в случае получения московского трона. Польский воевода очень быстро ориентировался в любой сложной ситуации и всегда старался получить для себя максимальную пользу, тем более что после ярославской ссылки он сильно обнищал и не хотел возвращаться на родину ни с чем. Новый зять в этом отношении мог стать для него находкой.
Но Марину уже мало волновали материальные вопросы. Она была глубоко возмущена тем, что совершенно посторонний человек претендует теперь на роль ее мужа. «Кто он такой?» — спрашивала бывшая царица у всех знакомых поляков. Точно никто не мог сказать про него ничего. Вспомнили лишь, что он появился весной 1607 года в Стародубе и назвался Андреем Нагим. Болотниковцы подробно расспросили его и
