Главная наша забота – чтобы хватило спиртного. Марджори обещала разрешить нам воспользоваться ее личными запасами – для приготовления пунша.
У нас с Моной договоренность: обоим не напиваться, кто-то должен оставаться трезвым. Конечно, мы оба не мастера выпить, но все же… Основная проблема – как избавляться от пьяниц. Фараоны нам спуску не дадут, обольщаться на этот счет не приходится. Самым разумным в таких обстоятельствах было бы отложить какую-то сумму, чтобы их подмазать. Но Мона уверена, что мы можем иметь защиту получше, надежнее. Талдычит о приятелях Ротермеля, о всей этой гнили – судьях, политиках, банкирах, оружейных магнатах.
Уж этот мне Ротермель! Просто жду не дождусь увидеть его…
Есть, правда, в нашем заведении одна вещь, которая несказанно радует, – это холодильник. Он забит всяческими деликатесами и должен быть забит, что бы ни случилось. Я все время заглядываю в этот чертов агрегат, чтобы полюбоваться потрясающе вкусными вещами. Хлеб у нас тоже превосходный – еврейский хлеб из Ист-Сайда. Когда станет невмоготу, сяду и слегка подкреплюсь, отведу душу. Что может быть лучше ломтя черного хлеба со сливочным маслом и икрой – в два часа ночи? И стакана шабли или рислинга вдогонку, само собой. А чтобы совсем уж было хорошо, можно, пожалуй, полакомиться земляникой в сметане, или если не земляникой, так черной смородиной, или черникой, или голубикой, или малиной. Я вижу тут также халву и пахлаву. Замечательно! А на полке – вишневка, стрега, бенедиктин, изумрудный шартрез. Что до виски – а у нас его дюжина марок, – то он оставляет меня равнодушным. Как и пиво. Пиво и виски – пойло для собак. C’eat-à-dire – les clients[94].
Кроме того, вижу, у нас замечательный выбор сигар, самых лучших марок. Для завсегдатаев. Время от времени я балую себя сигарой, скажем отличной «гаваной». Но могу и обойтись. Чтобы получить удовольствие от сигары, нужно быть в ладах с миром – таково мое убеждение. Однако не сомневаюсь, что клиенты будут совать мне в карман сигары.
Да, недостатка в еде или спиртном у нас не предвидится, это наверняка. Но как насчет того, чтобы размяться, глотнуть свежего воздуха?.. Я уже чувствую, как становлюсь чахлым, бледным.
Единственное, чего нам не хватает, скажу откровенно, так это кассового аппарата. Я уже вижу, как ежедневно бегаю в банк с сумкой, набитой купюрами и мелочью…
Вечер открытия прошел на славу. Мы огребли, должно быть, сотен пять долларов. Впервые в жизни я был в буквальном смысле набит деньгами; они были у меня в каждом кармане, включая жилетный. Карузерс, появившийся на сей раз с двумя новыми девицами, тряхнул мошной: выложил, должно быть, добрую сотню, угощая всех моих друзей. Заглянули и два миллионера, но держались обособленно и пробыли недолго. Стив Ромеро, которого я уже вечность не видел, появился с женой; он выглядел, как всегда, отлично – что твой испанский бык. От Стива я наслушался о своих сверхгениальных друзьях, большинство из которых все так же перебиваются случайными заработками и, чтобы как-то свести концы с концами, играют на скачках. Я с удовольствием узнал, что Спивак впал в немилость и переведен в какую-то дыру в Южной Дакоте. Хайми стал страховым агентом; он заглянет как-нибудь на днях, когда будет потише, и мы вдосталь наговоримся, никого лишнего, только мы трое. Что до любителя пользоваться кастетом Костигана, то бедный задира оказался в санатории: у него обнаружили быстро прогрессирующий туберкулез.
Около полуночи заявился Макгрегор, но вскоре исчез, взяв несколько бутылок с собой. На него наше заведение не произвело никакого впечатления. «Не могу понять, – сказал он, – как ты, с твоим интеллектом, мог опуститься до подобной бездарной авантюры. Слишком ленив, чтобы устроиться на работу, а подавать всю ночь клиентам спиртное – это ты не против… Ха-ха-ха!» Уходя, он сунул мне визитную карточку. «Если вас прищучат, помни, что я адвокат. Не обращайся к какому-нибудь жулику-стряпчему, у которого одни обещания на языке!»
С каждым посетителем мы при прощанье условливались, что если он будет направлять к нам друзей, то скажет им пароль: «Fratres semper». (Разумеется, никто пароля не запомнил.) И снова предупреждали, что машину надо оставлять за квартал или два до заведения.
Первое, что я понял, – самая большая нагрузка в нашем новом деле приходится на ноги… и глаза. Табачный дым был невыносим: к полуночи глаза у меня были красные, как раскаленные угли. Когда наконец мы забрались в постель и укрылись одеялом, нас продолжал преследовать запах пива, вина и сигарет. Мало того, мне чудилось, что я ощущаю запах потных ног. Тем не менее мы мгновенно уснули и спали как убитые. Мне снилось, что я продолжаю разносить выпивку и сэндвичи, отсчитывать клиентам сдачу.
Я собирался проспать до полудня следующего дня, но около четырех часов мы уже выползли из кровати, скорее мертвые, чем живые. Заведение выглядело как потерпевший крушение корабль.
– Лучше тебе пойти позавтракать куда-нибудь в другое место, – посоветовал я Моне. – Себе я сам что-нибудь приготовлю, как только немного приберусь.
Понадобилось полтора часа, чтобы навести хоть какое-то подобие порядка. К этому времени у меня не осталось сил, чтобы готовить себе завтрак. Налив стакан апельсинового сока, я закурил и стал ждать возвращения Моны. Посетители могли появиться в любую минуту. Мне казалось, что лишь несколько минут назад я проводил последнего. На улице уже стемнело.
В комнатах по-прежнему стоял тяжелый запах табака и кислятины от пролитого вина.
Распахнув окна, я устроил сквозняк, но добился того, что лишь начал дико кашлять. Можно было спастись в туалете. Я взял стакан с соком, уселся на стульчак и закурил новую сигарету. Я был совершенно измочален.
Тут же в дверь туалета постучали. Конечно Мона.
– Что с тобой? – закричала она.
Я снова уселся – стакан в одной руке, сигарета в другой.
– Отдыхаю, – сказал я. – Кроме того, там слишком дует.
– Одевайся и поди пройдись. Теперь моя очередь дежурить. Там для тебя есть штрудель и шарлотка по-русски. К твоему возвращению я приготовлю завтрак.
– Завтрак? – завопил я. – Ты знаешь, сколько времени? Пора ужинать, а не завтракать. Господи, у меня уже все перемешалось в голове.
– Ты просто устал. На улице чудесно… поторопись! Такая тишина, воздух ароматный. Как вторая весна.
Я собрался. Это выглядело идиотизмом – выходить на утреннюю прогулку, когда уже луна на небе.
Внезапно я что-то сообразил:
– А знаешь что? Уже слишком поздно идти в банк.
– В банк? – Она непонимающе уставилась на меня.
– Ну да, в банк! Положить деньги, которые мы загребли.
– Ах это! Я совсем забыла.
– Будь я проклят, забыла о деньгах! Это на тебя похоже.
– Ладно, иди погуляй. Деньги в банк можно положить завтра – или послезавтра. Никуда они не денутся.
Прогуливаясь по улице, я все время ощупывал деньги. Меня так и подмывало вытащить их и посмотреть, сколько там. Наконец, таясь, как вор, я укрылся в тихом местечке. Я говорил, почти пять сотен? Как бы не так, у меня было больше пяти сотен! Мною овладело такое возбуждение, что я едва не помчался назад, чтобы обрадовать Мону.
Но вместо этого небрежной походкой направился дальше. На какое-то время я даже забыл, что собирался позавтракать. Потом решил, что, должно быть, обсчитался. Воровато оглядываясь по сторонам, остановился в тени необитаемого дома и выудил из кармана деньги. На сей раз я пересчитал их, как говорится, с особой тщательностью. Оказалось, у меня было ровно пятьсот сорок три доллара и шестьдесят девять центов. Я был пьян от возбуждения. А еще немного побаивался разгуливать в темноте с такими деньжищами в кармане. Лучше придерживаться освещенных мест, сказал я себе. Не стой здесь, приятель, шагай, не то кто-нибудь нападет сзади.
Деньги! А еще толкуют о бензедрине… Кайфа в денежках поболе, чем в каком-то там уколе!
Я шел не останавливаясь. Ноги мои едва касались земли: я словно скользил на роликах, навострив глаза и уши. Я был так потрясен, настолько полон воодушевления, что мог бы сосчитать до миллиона и обратно и ни разу не ошибиться.
Во мне начал просыпаться голод. Зверский голод. Я рысцой потрусил назад к нашему заведению, прижав одну руку к нагрудному карману, где лежал бумажник. Я уже решил, что именно буду есть: воздушный омлет с холодной лососиной, немного сливочного сыра, джем, еврейские булочки, обсыпанные молотыми кукурузными хлопьями, с ломтиком масла, кофе и густые свежие сливки, землянику со сметаной или без…
У дверей я обнаружил, что забыл ключ. Позвонил, глотая слюнки в предвкушении завтрака. Пришлось ждать несколько минут, прежде чем появилась Мона. Она подошла к двери и приложила палец к губам.
– Ш-ш-ш! У нас Ротермель. Хочет поговорить со мной наедине. Погуляй еще и приходи через час, – сказала она и опять убежала.
