— Великолепная, — одобрил Женька, — особенно если учесть, что там нет ни фига…
— Ну и что?! — возразила Катька. — Возьмем с собой хорошую палатку, к полудню будем на месте…
— …искупаемся и позагораем, — с серьезным видом согласился Борька, поднимаясь на ноги. — Хорошая идея.
— А мне правда нравится, — вдруг сказал Игорь. Он в самом деле ощутил острое желание улететь из номера, где так немилосердно навалилась на него вчера тоска. — Вот что, вы собираетесь, а я договорюсь с Борисом Викторовичем о вертолете.
— У тебя тут бумаги не разобраны, — заметил Женька. Игорь отмахнулся:
— Потом посмотрю! Новый Год — так Новый Год, все!
* * *
Лететь на север над губернией было интересно. Внизу готовились к празднику — над каждым хутором, поселком, станицей в небе горели и переливались голограммы, то и дело взлетали и рассыпались огнями ракеты фейерверков. Над Прибоем вообще небо горело, как над Великим Новгородом, из общего сияния выплыли древние римские цифры — ССIII.
— Вот это да-а! — Степка не отрывал глаз от иллюминатора. Клотти устроилась возле него и тоже смотрела в окно. Женька вел машину, Лизка ему мешала. Остальные в салоне горланили шуточную песенку истребителей времен Галактической:
— Мы рождены, чтоб звезды сделать пылью,
Перемешать пространство и простор,
Нам разум дал, чего мы не просили… — а дальше не очень приличное про «реактор» (с неправильным — для рифмы — ударением) и место, куда злокозненный разум его вставил.
И, если честно, то никто уже не вспоминал — не "не помнил", а "не вспоминал" — откуда взялась эта переделка. Когда выбрасывались на Сельговию десанты, именно русские под эту на ходу перекроенную старую песню атаковали зенитную оборону "восьмиугольника крепостей". Одними истребителями, потеряв четыреста двадцать из шестисот… Но зенитчики вынуждены были отбивать эту самоубийственную атаку — и десантные шаттлы сели почти без потерь. А песню с тех пор пели частенько — и уж совсем не так, конечно, как звучала она в те дни в эфире, забитом помехами, командами, призывами и воплями гибнущих, когда молодой отчаянный голос вдруг закричал — не запел даже — эти строчки, бесшабашно и вызывающе…
В честь тех пилотов была названа большая серия фрегатов, строившихся в последние годы войны…
…От Прибоя «камов» взял на северо-северо-восток, и вскоре под брюхом уже мелькали местами заштрихованные снежными зарядами волны Черной Чаши. Пару раз промелькнули катера — явно частные — а потом еще и серый патрульный ДЭК, с которого весьма строго спросили, кто там болтается наверху и куда их черт несет? Ребята заопасались, что их завернут, но этого не произошло.
— Да, у кого Новый Год, а у кого — работа, — философски заметил Борька.
— Завидую, — вздохнул Игорь и на минуту вновь погрузился в меланхоличное настроение, из которого вышел под воздействием воплей Зигфрида — воинственных, протяжных и жутких. Сперва Игорь подумал, что германцу плохо, но тут же выяснилось, что тот просто поет балладу на родном языке — юный дворянин понял, что в ней говорилось о том, как мальчик-сирота, выросший у добрых людей, влюбился в дочь смертельно больного херцога, но та в заботах об отце не ответила ему взаимностью, и мальчик отправился на войну, где погиб, а девушка, поняв, что потеряла, бросилась со скалы в залив сразу после отцовских похорон.
Игорь не рискнул спросить, серьезная это баллада или шуточная. У германцев не поймешь.
— Двести третий, — задумчиво протянула Катька, — каким он будет?
Степка, отвернувшийся от иллюминатора, закатил глаза и, вытянув руки перед собой, загробным голосом провыл:
— Я ви-и-и-ижжу-у-у!.. Вот оно, наше будущее! Мы все найдем свое счастье — кто как его понимает! — он подмигнул и уже со смехом добавил: — Лично мы с Клотти поженимся; исполнится нам по шестнадцать — и сразу. Этого вполне хватит для счастья, а?
— Конечно, — девчонка обеими руками обняла Степку, устроив голову у него на плече.
— Я не понимаю, — серьезным тоном, но делая остальным таинственные знаки, объявил Борька, — ну как ты там у них живешь? Они же спят на лавках.
— Да, — удовлетворенно подтвердил ничуть не обидевшийся Зигфрид. Клотти на слова Борьки вообще внимания не обратила.
— Это мелочи, — отмахнулся Степка. — Кровать я могу и сам сколотить.
— За нарушение обычаев они тебе руки отрубят, — злорадно заявил Борька.
— Это у него личное, — так же злорадно заметил Зигфрид, — после соревнований неделю назад. Он там тоже… спал, причем без лавки, а на пьедестале без него обошлись.
— Островок симпатичный! — заорал из кабины Женька. — Заходим?!
— Ты спрашиваешь или сообщаешь? — Игорь кинулся к иллюминатору. — Ага, сообщаешь… Эй, гулянка начинается!
3.
Тут, на семьсот километров северней станицы, снег шел капитально. Было около двенадцати градусов мороза, отличная новогодняя погодка, островок завалило снегом по бедра, и мальчишки минут десять дружно махали лопатами из аварийки (пневмоподдува там не оказалось) под веселый писк из вертушки, где прочно обосновались девчонки. При этом сверху продолжало сыпать.
На расчищенном пятачке в несколько секунд выросла ярко-оранжевая «северянка», от входа в которую скоренько нарастили переходник к вертолету, чтобы не носиться по снегу. Пока мальчишки занимались этим, девчонки раскочегарили внутри печку на сухом топливе и развесили по углам «комнаты» мощные лампы, после чего занялись продуктами, а парни принялись выгружать пиротехнику и натягивать вдоль стенок гирлянды — скоро палатку заливали струи и спирали разноцветного огня, казавшегося живым. Игорь вытащил из вертушки блок видеосвязи и стал настраиваться на Озерный.
До полуночи оставалось еще больше десяти часов, но и дел предстояло немало. Предпраздничный день вообще бывает всегда самым хлопотным, это закон.
Вскоре в палатке стало достаточно тепло (в том числе и от мягко пружинившего под ногами пола), а вот снаружи разыгралась самая настоящая метель — как раз такая, о которой Игорь мечтал, сидя в южной слякотности. Стенки палатки временами подрагивали. Девчонки что-то готовили со свирепым видом, никого не подпуская близко и никому ничего не показывая и не объясняя. Озерный по всем ловившимся каналам транслировал концерты и комедии.
— Никаких новостей! — Женька плюхнулся в надувное кресло и несколько раз подпрыгнул. — Новость одна — Новый Год!
— Почему, — Игорь вдруг снова захандрил. — Есть еще одна… Светлана уехала и даже не сказал — куда… Так что зря мы с Войко хвостами трясли.
— Игорь, — Клотти, держа в руках какие-то пакетики, подошла к мальчишкам. Лицо у нее было серьезным. — Это ты зря. Совсем зря. Я ведь видела ее глаза. Никуда она от тебя не денется, не захочет просто…
— Эх, если бы так! — по-прежнему не очень-то весело отозвался Игорь. — Дайте-ка мне гитару, что ли… — он принял инструмент, на миг уставился в потолок…
— Бледный свет луны паутинный — (1.)Пламенеет вино в бокале.Тень сгустилась в раме картинной.Шум шагов в нарисованной зале.Свет свечи колыхнулся резко.Где-то дверь закрылась со стуком.Я ловлю промельк властного жеста:"Да подайте мне, сударь, руку!"Пальцы тонкие скрыты перчаткой.В волосах — бриллиантов слезы.Нет улыбки. Губы — печатью.И глаза — холодней мороза.Звуки вальса в ночном кабинете.Я совсем танцевать не умею…Но вот этой, живущей в портрете,Я ни в чем отказать не смею.Но, лишь только наступит утро,На мою ладонь обопрется,Поглядит жестоко и мудро —И в свой зал дотемна вернется…
1. Стихи автора книги.
… - Признайся, что сам написал, — после короткой тишины негромко сказал Борька. Игорь, похлопав по корпусу гитары ладонью, покачал головой
— Нет… Это старые стихи. Я не знаю, кто автор…
— Дай-ка, — Степка забрал у Игоря гитару. — Все-таки праздник, хватит уж грустить-то!
— Ага, спой! — оживилась Клотти. — Он столько старых песен знает, даже в информатории их нет!
— Спою, спою, — пообещал Степка, налаживая струны. — Это новогодняя что ни на есть!
Наша елка вся в огнях! (1.)К нам на вечер приглашаем.Новый Год уже в дверях.Мы сейчас его встречаем!
— Запоминайте припев, ну, потом подпоете!
Наступает Новый Год!Вот уж близкодней веселых хоровод,Дней подарков и хлопот!Закружит веселье нас!Выходи и ты смелее!Пусть танцуем мы не вальс
— Это только веселее! — припев, который в самом деле легко запомнился, подхватили все вместе, а потом Степка опять пел один:
