class="p1">Особенно оживленно обсуждались известия на столичных вокзалах, где слышались среди отъезжающих военных клики «ура» и даже звуки гимна «Боже Царя Храни»!
«Вечерний курьер», 7 апреля
Воззвание к населению.
Городской продовольственный совет решил обратиться к городскому голове с предложением выпустить перед Пасхой воззвание к населению.
В этом воззвании должно быть указано на недостаточное поступление в Москву мяса и на возможную экономию его, а также на то, что городские запасы мяса не настолько значительны, чтобы все население могло быть им удовлетворено продолжительное время.
A. В. Орешников, 8 апреля
Подробностей о взятии Трапезунда еще нет. В Марселе высадились наши войска; не понимаю – зачем было посылать войска во Францию; это просто красивый жест.
В. Н. Чижов, 9 апреля
Эту войну надо рассматривать просто как утоление жажды к истреблению себе подобных, жажды разрушения, грабежа, и чем она отличается по своим приемам и целям от набегов гуннов. Христианство умирает, и снова оно делается религией рабов. Как историческая сила оно исчезло, и мы опять очутимся в том сумраке и будем ждать обновления как и 15 веков тому назад. Старые боги умерли, а новые – социализм и интернационализм – не достаточно еще сильны, чтобы править миром.
B. И. Степанов, 10 апреля
На первый день пасхи мы ходили христосоваться с германцем в 11 часов дня, и гуляли мы с ними до вечера; они очень были нам рады и угощали нас ромом, кто напился допьяна, и цыгарками угощали нас, и собиралось нас по сто человек и по двести в кучке. У нас была гармонь, наши играли, а германцы плясали, также и наши, и ходили все по-открытому между наши и ихние, и мы были все очень рады, что нам никому не угрожала смерть. Германцы все ждут мира и просят.
Д. А. Фурманов, 11 апреля
«Когда бывает у нас свободная минута – не заскучаем, найдем, чем забавиться. В окопах есть две гармошки, одна трехрядная, и на этой трехрядной Мозгунов так играет, что забудешь про всякие «чемоданы». Он прежде все по свадьбам играл, потому и песни у него все знакомые.
А знакомую песенку послушать – одно наслаждение. Как заведет, как заведет – так все и притихнут. Ежели который ружье чистил – возьмет курок, отведет, да так и стоит с отведенным; ежели сенник несет – так с сенником и стоит. Уж так играет Мозгунов, что и сказать вам не сумею, а особо коли «Вниз да по матушке по Волге». Крупно-то нам петь не годится, а эдак помаленьку-помаленьку – сидим да и припеваем ему. Сам Мозгунов родился на Волге, потому эту песню любит, любит и играет завсегда. А кончит играть, и «оттуда» заиграют. Не знаю, на чем они играют, а что-то на гармошку тоже подходит. Чувствуют, значит, что нашего беспокойства не будет, и сами начнут отдыхать – так оно и сходит: мы поиграем, они поиграют, а потом уж вместе пойдет. Окопы-то у нас близко, крик человеческий слышен бывает, а уж когда на гармошке, да в покойный вечер, – думаю, что пляшут они под нашего «Камаринского». У них вот не имеется наподобие этого самого «Камаринского», все по-другому, так что по незнанию и слушать-то никакой приятности не выходит. А под нашего «Камаринского» – поди, пляшут, он всем по нутру. А тут вот все темные ночи-то были – так мы и сняли у них за две ночи 5 караулов. Сняли, а они и обиделись, не хотели остаться в долгу – подобрались и задушили у нас троих. Мы им наутро и послали в награду письмо на собачьем хвосту». «Как на собачьем хвосту?» – спрашивает. «А так. У нас при роте за эти дни собачонка пристала – голодящая, негодная такая. Мы и привязали ей на хвост письмо, а написали по-своему. Взводный писал, и надо думать, что не по сердцу им будет, когда сумеют прочитать: у вас взводный мастер на эти штуки – пишет просто, а выходит крепко. Бумагу эту, записку, под задок прицепили, а на хвост, на край, четыре газеты сложили так, чтобы они раздувались да шумели. Ну а когда у собаки сзади шумит – известное дело, что она ходу надбавит. Подрезали газеты кружком и поставили ее, горемычную, возле окопа. Поставили прямо на немца. Сверху над ней взяли прицел.
Как ухнет – как она рванет, как помчится, как помчится. Тут уж только подавай бог ходу. Не оглянется, прямо бежит. А «они», надо быть, не поняли, в чем дело, спервоначалу пальбу открыли. Потом перестали и загалдели что-то по-своему. Думаю, что поймали собачонку-то; а ежели поймали и письмецо-то любезное прочитали: наш взводный писать умеет, нашу роту не посрамит».
Г. А. Князев, 11 апреля
Карикатуры все больше на купца. Удачных мало. Попадаются и на Вильгельма. Неудачи под Верденом дали много материала для карикатуристов. Совсем исчезли карикатуры на Франца Иосифа. Иногда попадаются на Фердинанда Болгарского (обязательно с громадным носом) и кронпринца (выработался окончательный тип его); часто рисуют его в головном уборе данцигских гусар с громадной эмблемой смерти. Везде он такой жалкий, неудачливый, смешной. Интересно, что совершенно отсутствуют карикатуры на турецкого султана. До того он бездеятелен и непопулярен. Турцию иногда олицетворяют в образе «Ахметки», «Махмутки». Один Вильгельм изображается много и разнообразно. Можно сказать, вся русская карикатура во время войны на Вильгельма. Он – главное лицо этой войны.
Лубочных картин совсем не видать…
Война сделалась «бытовым явлением». Зимнее затишье много способствовало этому. Только Верден сперва да теперь наши действия на Кавказе всколыхнули начавшееся было равнодушие к войне.
М. М. Богословский, 12 апреля
За завтраком у нас В. А. Михайловский. После него опять за работой, которая прервана была приходом А. Н. Филиппова. С ним о современном положении. Я доказывал, что у нас революций быть не может: революция есть резкая смена одного порядка другим порядком, старого порядка новым. У нас же может быть только смена хоть какого-либо теперь существующего порядка – беспорядком, анархией или, лучше сказать, смена меньшего беспорядка большим. Где у нас тот общественный класс, который выносил бы в себе предварительно какой-нибудь новый порядок вроде третьего сословия в 1789 г.? Уж не товарищи ли Иваны?
Е. Ф. Дюбюк, 14 апреля
Обрывок разговора, слышанного на улице: «И что, это, нынче за офицеры пошли, прапорщики эти!
