Высоты Гляйхенберг и Штрадтнер несколько раз переходили из рук в руки. 3-й кавдивизии приходилось несколько раз отступать и возвращать утраченные позиции. Противник превосходил немецкие части по численности в 4–5 раз. В бой постепенно были введены танки, но авиация не применялась. С немецкой стороны бронетехники не было.
Тяжелейшие бои развернулись на южном фланге в районе Радкерсбурга, где отбивал атаки батальон фузилеров дивизии. В ходе боев большие потери понес 29-й полк, отличившийся при захвате Гляйхенберга, и 30-й полк. Вскоре оба полка требовалось отвести с передовой для пополнения. Замена прибыла из полевого запасного батальона, тем не менее каждый полк пришлось уменьшить до трех батальонов. В боях погибли два к эмандира батальонов, множество офицеров было ранено. Командиры 29-го и 30-го полков Деерн и Паннир были ранены, и им было предписано покинуть позиции и прибыть в дивизионный госпиталь в Фелькермаркте. Заменить комполков было некем, но затем на их должности были направлены Вильднер и Витгенмайер.
Вскоре в результате сильнейшего артобстрела и атаки были утрачены позиции на обеих высотах. Отбить их уже не пытались, избегая ненужных потерь. Особым по значимости оставался замок Гляйхенберг, являвшийся основным опорным пунктом оборонявшихся украинцев.
Замок, расположенный на высокой горе, покрытой лесом, успешно обороняли полки дивизии, резервом которых были батальоны саперов и фузилеров. При необходимости в качестве резерва можно было использовать полевой запасной батальон. Таким образом, дивизия смогла создать на относительно нешироком фронтовом участке глубокую оборону. Правым соседом дивизии были 3-я и затем ее сменившая 4-я кавалерийские дивизии, а левым — дивизия СС «Викинг».
Вскоре советские войска начали применять реактивные минометы:
«С диким завыванием, что до глубины души пронизывает человека, выстреливает эта установка 48 зарядов одновременно, и они с диким воем летят в нашу сторону. В одну секунду лесная тьма сменяется котлом огня, дымными разрывами и сумасшедшим грохотом… Страшно мне стало не столько за себя, сколько за двенадцать людских жизней, что притулились к земле и ждут в страхе моего приказа. Пишу «моего», т. к. никого из офицеров больше не было. Старший десятник Киндер, что недавно пришел, куда-то исчез. Скажу отступить назад — быть беде, начнется паника. Собираю всю свою силу воли и иду вдоль залегшего взвода. Криком и руганью сдерживаю некоторых, что обращаются ко мне со словами: «Десятник, я пошел назад». Знаю, что, если отпустить одного, разбегутся все, поэтому говорю всем, что буду стрелять в того, кто еще захочет отойти. На мое счастье, прибежал старший десятник Киндер и отдал приказ отойти с позиций», — писал Е. Загайчевский.
Саперы украинской дивизии смогли заложить минные поля и оборудовать оборонные позиции и заставы. Каждую ночь на передовой действовали развед-. группы дивизии, охотившиеся за «языками». Штурмовые группы дивизии были нацелены на прорыв позиций противника и уничтожение его укрепленных пунктов. По обе стороны фронта работали пропагандисты. В результате советской пропаганды на советскую сторону перешла рота галичан. Командование дивизии, не полагаясь более на политическую благонадежность военнослужащих, было вынуждено производить ротацию подразделений, перебрасывая их с одного участка на другой.
В это время развивались события и в «верхушке» украинско-немецкого руководства.
После введения дивизии в бой группенфюрер СС Вехтер выехал в казачьи части и нанес визит главкому немецких войск в Италии генерал-полковнику фон Фитинхофу. Перед своим выездом Вехтер упоминал о возможности капитуляции дивизии. Имел он и свой план вывода дивизии из боевых действий, который предусматривал стянуть в единый кулак казачьи части XV кавалерийского корпуса, 14-ю дивизию и Восточно-туркестанское соединение СС в местность близ Толмеццо и перейти на сторону союзников. Другой идеей Вехтера была передача украинской дивизии после капитуляции в состав Польской армии генерала Владислава Андерса. Вехтер исходил из того, что большинство военнослужащих дивизии является украинцами, уроженцами довоенной Польши и может рассчитывать на присоединение к польским частям. Самым неприемлемым вариантом была бы передача дивизии «Советам». Обо всем этом Вехтер хотел поговорить с Фитинхофом.
Во второй половине апреля 1945 года к дивизии присоединились 2500 военнослужащих, ранее служивших в частях ПВО. Все они не имели пехотного обучения. Среди бывших флакхельферов находились около 70 офицеров и множество унтеров. Все они были ранее служащими частей аэродромного обслуживания и ПВО. До этого времени Ф. Фрайтаг был бы рад такому притоку немецких кадров в дивизию, но в этот момент пополнение стало тяжким грузом для дивизии. Дивизия уже не имела запасов оружия для своих солдат, особенно тяжелой была ситуация с оружием в запасном полку. Несмотря на это, для Фрайтага каждый немец был на вес золота, и он приложил все усилия к включению пополнения в ряды дивизии. Первоначально комдив желал бы заменить украинцев немцами и отправить «освобожденных» галичан в стройбат. Этот план был встречен в штыки штабом, и от него вскоре отказались. Фрайтаг принял решение, в соответствии с которым пополнение должно было пройти обучение. Часть пополнения в 1200 человек направили в полевой запасной батальон, других разделили по частям дивизии. Часть прибывших хельферов, обладавших познаниями в радио, телефонии и прочих технических предметах, сразу же приняли в специализированных подразделениях. Командир 29-го полка вместе с начальником штаба дивизии противились включению пополнения в боевые части. Командир 30-го полка, наоборот, желал как можно скорее включить пополнение в свою часть. В полку из новоприбывших был сформирован 3-й батальон. У Фрайтага имелся и запасной план, по которому в каждом из полков дивизии создавался один чисто немецкий батальон. Реализовать этот план не удалось из-за обострения боевой обстановки.
Тем временем командование армии отдало приказ об усилении строительства боевых укреплений. Результатом этого стало сокращение численности учебно-запасного полка и перевод его «излишков» в рабочие батальоны. Впоследствии этот план был одобрен генералом Шандруком, однако сменить карабин на лопату военнослужащим не довелось.
Во второй половине апреля 1945 года дивизию подчинили 6-й армии, которой командовал генерал танковых войск Герман Бальк. 6-я армия, в свою очередь, передала дивизию 4-му танковому корпусу СС обер-группенфюрера СС Герберта Гилле. Так украинская дивизия стала правым крылом 6-й армии и занимала участок до Фельдбаха. На новом участке дивизия имела два главных укрепленных пункта: один — замок Гляйхенберг, другой — стратегический участок под Фельдбахом. Снабжение дивизии было налажено, продовольствием личный состав снабжался без перебоев. Из-за плохого транспортного сообщения в дивизии остро ощущался дефицит снаряжения, а также снарядов. Несмотря на это, положение в дивизии было лучшим, нежели в других частях армии. Во многом это было достигнуто благодаря работе офицеров отдела снабжения дивизии, сумевших создать запасы продовольствия.
В конце апреля 1945 года в дивизию прибыли главнокомандующий Украинской национальной Армией генерал-лейтенант Павло Шандрук, руководитель УН К профессор В. Кубийович, группенфюрер СС О. Вехтер, полковник А. Бизанц и оберфюрер СС доктор Ф. Арльт.
В торжественной обстановке дивизия приняла новую присягу[37] на верность Украине. Присяга эта была своеобразной — части и подразделения дивизии, бывшие на фронте, направляли своих делегатов на присягу. Когда делегаты присягнули Украине, подразделение, их направившее, считалось присягнувшим.
При встрече с личным составом дивизии П. Шандрук вручил всем новые кокарды, представлявшие украинский национальный символ — трезубец св. Владимира. На встрече с начальником штаба дивизии В. Д. Гайке уведомил главкома о ситуации на передовой и в самой дивизии.
