Сайрус Челли скрестил руки на груди. Лицо его выглядело бы благородным и почти одухотворенным, если бы не чрезмерно выдающийся вперед подбородок. Он придавал чертам доктора Челли что-то грубое.
– Вы заходили в ее спальню вечером перед нападением? – спросил Холмс, внимательно разглядывая монограмму на его жилете.
– В этом не было нужды. С обычными процедурами вполне справлялась ее горничная или компаньонка.
– Молли Пейн посещала миссис Кроули в ту ночь? – быстро спросил Холмс.
Это был единственный момент, когда Ватсону показалось, что Сайрус смутился.
– Нет… то есть да… Я не уверен. Вам лучше спросить у нее самой.
Дороти О’Нил, служанка
Горничной, неприязненно взиравшей на сыщика, Холмс задал только два вопроса.
– Вы задергивали портьеры перед тем, как покинуть спальню миссис Кроули?
Пожилая женщина негодующе воззрилась на него:
– А как же! Мало ли кого черти принесут! Негоже всяким оборванцам таращиться в окно к моей хозяйке!
Глаза ее увлажнились. Грубые пальцы судорожно мяли и комкали платок.
– Кто, по-вашему, мог убить ее? – мягко спросил Холмс.
Ответ горничной прозвучал неожиданно:
– Кто это сделал, мне неведомо, сэр. Но он оказал ей добрую услугу, да простит меня Господь за такие слова! – женщина всхлипнула. – Уж так она мучилась, моя бедняжка, что последние дни и говорить не могла от боли.
Когда за ней закрылась дверь, Холмс обернулся к другу. На губах его играла улыбка.
– Что ж, мой друг, картина начинает вырисовываться!
* * *
Если бы бульдог, обладающий крайне воинственным характером, мог принять человеческий облик, он, без всякого сомнения, стал бы детективом Моррисоном. Так подумал молодой констебль Атчесон, рассматривая детектива.
Моррисон был кривоног, мясист, толст и при этом проворен. Первое, что он спросил: «Холмс уже здесь?», и, получив утвердительный ответ, обнажил в улыбке желтые зубы.
– Мы возьмем его, как только он огласит имя убийцы! Готов поспорить на что угодно, это будет Роджер Харт! Оружие при вас, Лестрейд?
– Само собой! Надеюсь, вы тоже пришли не с пустыми руками.
Моррисон хохотнул, приняв вопрос за шутку. Констебль Атчесон отвел взгляд.
За детективом прочно закрепилась слава ретивого служаки. Моррисон всей душой радел за избавление Англии от преступности, был опытен и бесстрашен. Вместе с тем он на дух не переносил все новшества, а к девяти расам Гостей испытывал такую острую ненависть, что это даже перестало быть предметом шуток. Пыл Моррисона не смешил, а пугал. Никакие достижения чужих цивилизаций, используемые человечеством, не могли оправдать в его глазах самого факта присутствия на земле тенри или юсэев.
В своей ненависти Моррисон был последователен и непоколебим. Когда его маленькую дочь вылечили от лихорадки с помощью средств миссии Тенри (лекарство добывалось из слюны самок), детектив ничуть не смягчился. «То была воля Господа – с помощью проклятых гадин спасти мою Нэнси! – заявил он. – Так Всевышний не дает мне забыть о них. У-у, мерзкие отродья!»
Штаб Лестрейда из библиотеки переместился в столовую. Отсюда удобнее было контролировать перемещения всех обитателей дома. К тому же Лестрейд велел старому слуге докладывать ему обо всех действиях Шерлока Холмса и доктора Ватсона.
– Просили подать пальто, – пробурчал тот, зайдя в столовую. – В смысле, мистер Холмс и друг его.
Моррисон привстал:
– Надеюсь, он не вздумает бежать!
– Холмс? – фыркнул Лестрейд. – Никогда! Он так твердо убежден в том, что вокруг него глупцы, что чувствует себя в полной безопасности.
«Хотя никто не находится в такой опасности, как умный человек среди глупых», – добавил про себя Атчесон.
Лестрейд подошел к окну и удовлетворенно усмехнулся, заметив две фигуры, вышедшие в сад. Нервозность его исчезла, он подобрался, как хищный зверь перед нападением.
– Холмс ни о чем не подозревает, – медленно проговорил он, не сводя глаз с высокого человека в пальто и шляпе. – Сейчас он обойдет поместье, на ходу придумывая для Ватсона объяснение своей «догадке». Затем направится в южное крыло, где живет Роджер Харт. Поговорит с ним, вернется к нам, объявит, что дело раскрыто! И вот тогда…
В наступившей тишине послышался щелчок. Атчесон обернулся и увидел, что Моррисон деловито проверяет барабан револьвера.
Констебль поежился.
– Вы так уверены в этом, сэр?
Моррисон и Лестрейд одновременно рассмеялись.
– Он уже знает, кто убийца, – заверил инспектор. – Ему не требовалось разговаривать с ними – достаточно было обнюхать каждого. Теперь Холмсу нужно лишь время. Не так-то просто сочинить убедительную версию расследования!
– Куриные мозги ему в помощь! – Моррисон сунул револьвер в кобуру.
– Почему куриные?
– А вы не знали, Атчесон? Дор-орсейцы ближе к птицам, чем к людям. Их так называемые стрелы – это перья!
Холмс и Ватсон скрылись среди деревьев. В столовой наступила тишина, нарушаемая только пением птиц. Молчание затягивалось. «Неужели сбежал?» – с робкой надеждой подумал Атчесон.
Но тут две фигуры, высокая и пониже, вновь появились из-за разросшихся кустов.
– Все как я предсказывал! – Лестрейд нервно облизнул губы. – Возвращаются. Идут к южному крылу. Хо-хо! Попался, тварь!
И тут Атчесон не выдержал.
– За что вы так ненавидите его, сэр?
Инспектор и детектив обернулись к нему. Один уставился озадаченно, второй мрачно. Под их тяжелыми взглядами Атчесону стало не по себе, но отступать он не привык.
– Я лишь хочу понять, с-сэр, – запинаясь, начал он, – в чем состоит страшная вина дор-орсейцев. Я много слышал об этом, но так и не разобрался, что плохого в том, чтобы единственный дор-орсеец помогал нам расследовать преступления. Даже если он использует нюх…
Моррисон побагровел так, что Атчесон испугался за его жизнь.
– Тебе недостаточно того, что они хотят завоевать нас, паршивый сопляк? – рявкнул он.
Лестрейд прижал палец к губам. Но голос Моррисона все равно дрожал от плохо сдерживаемого гнева, когда детектив прохрипел:
– Это шпионы врага в твоей стране, констебль! И твои сомнения – предательство и измена!
Атчесон побледнел – трудно сказать, от гнева или от страха.
– Дор-орсейцы не шпионят для своего мира! – воскликнул он. – Они просто бегут оттуда. Да, им нужна власть. Но никто пока не доказал, что этой властью они станут злоупотреблять во вред людям.
Лестрейд вмешался:
– Что я рассказывал про два года и матку Тен?
– Простите, сэр, но вы ошибаетесь, говоря о попытке того дор-орсейца изменить законы! – Атчесон обернулся к нему, ощущая, как пылают уши. – К тому же на Тенри вообще нет законов в нашем понимании. Они руководствуются коллективным чутьем высших маток и двух самцов-наследников. У них очень сложная система распространения их воли на все сообщество. – Он несколько смешался и добавил, будто оправдываясь: – Мы это изучали. Дор-орсеец, о котором вы вспоминали, хотел перевезти на Тенри свою семью. Это всего два с половиной индивидуума.
– И что с ним за это сделали? Приговорили к смерти! Значит, на Тенри подходят к этому так же, как на Земле!
– Они растворили его в своих особях, – возразил Атчесон.
– То есть казнили!
– То есть растворили в себе, – настаивал констебль. – Для Тенри это милость, а не наказание. Отныне он будет жить в трех высших матках.
Моррисон загоготал.
– Слышь, Атчесон, ты сам-то согласился бы жить в трех высших матках, а? Сожрали они его, тут и думать нечего!
Констебль сдержался, но это стоило ему больших усилий. «Эти двое не знают, о чем говорят, – подумал он. – И они доставят Шерлока Холмса в Комитет по Контролю, где его… вычистят. Потому что там сидят такие же, как они, и тоже чертовски боятся».
Лестрейд снисходительно похлопал его по плечу:
– Послушай, парень, ты многого не понимаешь. Даже если дор-орсейцы вовсе не собираются перетаскивать сюда свой по-дурацки устроенный мир, их не должно здесь быть. Они слишком превосходят нас!
– И хотят нас уничтожить! – прорычал Моррисон.
Атчесон резко обернулся к нему, потеряв терпение:
– Это полнейшая чушь!
– Достаточно и первого факта, – спокойно заверил Лестрейд.
Констебль осекся.
– Пойми, мальчик мой: каждый, кто превосходит нас – враг. Ибо он показывает нам нашу ничтожность.
– Или наши возможности, сэр!
Лестрейд взмахом руки отмел его нелепое высказывание.
– Нам никогда не догнать этих тварей. Они биологически совершеннее нас, Атчесон. Ты понимаешь, что это значит?
– Но ведь и люди отличаются друг от друга!
– И это весьма паршиво. Будь моя воля, все были бы равны.
Том Атчесон открыл рот и не нашелся, что ответить.
– Я могу год за годом расследовать убийства и ограбления, – вкрадчиво проговорил Лестрейд, не спуская с него глаз. – Я могу набраться опыта, выучить повадки всех преступников Лондона. А потом придет Шерлок Холмс и раскроет дело лишь потому, что его рецепторы лучше моих приспособлены к улавливанию чужих запахов. Верите ли, констебль, меня это категорически не устраивает.
